Семь походов по Восточному Саяну - Пуссе Марк Васильевич - Страница 15

От созерцания нас отвлек практичный Валентин: «Снизу поднимается туман». Это значит — жди непогодь. Конечно, забеспокоились: леса-то на хребте нет. От дождя не укроешься, и костра не разожжешь. Через несколько минут наполз туман и полил холодный дождь. Мы кинулись под нависшую скалу. В наших рюкзаках есть и береста, и сухой спирт. Некоторое время можно жечь, но надвигается ночь.

Пришлось делать стремительный переход к «своему» цирку, и уже в темноте спускаться по склону вниз. Совершенно мокрые, усталые и озябшие, укрылись, наконец, в «санатории», где нас ждала «крыша», сухие дрова и обилие мяса. Всю эту ночь, как впрочем, и две последующие, шел дождь. Вершины гор накрыла плотная шапка тумана. Конечно, о переходе к Казыру вершинами гор не было и речи. Решили снова спускаться в тайгу.

Пятнадцатого июля водрузили в верховьях флаг и пошли вниз, к реке. Спуск к Казыру Верхним Китатом вели по новому пути — левым берегом. Иногда шли по реке, где много рыбачили. Тут неплохо ловится хариус.

Ниже устья Северной, когда отдыхали на речном пляже, к нам подходила медвежья свадьба. Когда мы проснулись и вышли на берег, увидели в траве три свежих траншеи, которых до этого не было. Возможно хищников отпугнул костер.

Ниже устья Белого Китата снова перешли на правый берег Верхнего Китата. Для этого выбрали широкий, тихий и мелкий участок русла. Переходили с шестами, страхуясь веревкой.

Валентин поразил нас своей зрительной памятью: запомнил одну из гор, уточнив тем самым наше местоположение. И вот снова загрохотали пороги. Ближе к Казыру все чаще находим грибы: подберезовики, подосиновики, маслята, сыроежки. На привалах едим чернику.

К вечеру девятнадцатого июля подошли к лагерю экспедиции. Геологи были на маршрутах, в бараках отдыхали вертолетчики: Георгий Павлов, Юрий Метельский и моторист экспедиции Николай Тишкин. Вечер прошел в рассказах, расспросах. Мои товарищи возятся с игривым щенком Тишкина. Ближе к вечеру у входа в барак появилась преогромная жаба. Барбоса от удивления расперло. Крутил хвостом, облаивал ее, но не приближался. Оказывается, по лагерю ползают гадюки, и одна его недавно укусила: «Два дня мучился. Бегал с распухшей мордой в лес искать траву…»

Тишкин согласился сплавать с нами на исследование «щек». «Неужели мы действительно в 1959 году в них влетели?»

До Верх-Китатского порога плыли не более получаса. Сам порог в левобережной протоке посередине реки. Правая протока хотя и бурна, менее опасна. Перенесли мотор, бензин правым берегом, обнос лодки не более ста метров — и снова уплыли вверх, но уже на другой лодке — ее экспедиция держит здесь постоянно.

У устья Большой Маетки поймали полтора десятка крупных хариусов на спиннинг. Затем подплыли к нижним воротам порога «щеки»: он совсем рядом. От Верх-Китатского порога до «щек» не более 8—9 километров. Порог «щеки» — место чрезвычайно живописное. Река прорывается здесь через зажатый в скалах извилистый коридор. Поток ревет и пенится. Походив по берегам, осмотрев порог на всем протяжении, по трехкилометровой тропе обнесли левым берегом мотор и бензобак к лежащей на берегу выше порога лодке и уплыли к речке Яшиха. Теперь уже я окончательно убедился в правоте таежников: в 1959 году мы перевернулись у входа в порог «щеки».

Конечно, сейчас реку не узнать: летом — вода малая. Еще верх-казырский водомер познакомил нас с данными о стоке Казыра: «В пик весеннего паводка, то есть в конце мая — первых днях июня сток — 2 200 м3/сек., в конце июня — 800 м3/сек., в феврале — 28 м3/сек. В весенний паводок вода в верховьях Казыра поднимается до семи метров, а опасный порог «щеки» заполняется «доверху». В этом мы убедились по усыпавшему верхние террасы наноснику.

Теперь уже с уверенностью восстанавливается география нашего плавания в 1959 году. Первая избушка, до которой мы плыли от Ванькиной избы, — у притока Поселенки. Три развалившихся сарая — у Прорвы, записку мы оставили в избушке на Петровой, изба на высоком правом берегу, до которой мы целый день шли после катастрофы, у притока Яшиха.

Распрощавшись с Николаем и оставив ему рогатину, мы отдались течению Казыра. Теперь мы плывем на трехместной надувной лодке.

За двадцатое июля прошли всего семнадцать километров: много рыбачили и дважды варили уху. Шиверу Бачуриха, которую можно было обойти берегом — из чисто спортивного интереса прошли на лодке. В одном месте нас сильно захлестнуло, так что пришлось вычерпывать воду.

То же самое повторилось в Спиридоновых «щечках». В узкости сильный водоворот накренил лодку, но мы вовремя навалились на противоположный борт. По берегам заметно прибавилось березняка, осинника, много малинника, не говоря уже о кедре и пихте.

На следующий день плыли осторожнее. Впереди — Ворота. Ориентировались по левобережному притоку Саетки. Ниже его, на правом берегу, есть коса из гальки, а напротив — на левом — каменистый мыс. С этой косы осмотрелись и форсировали нижерасположенные Ворота левой протокой, частично ведя лодку на бечеве. Здесь же добычливо порыбачили.

После Ворот опять настороже: как бы не влететь в Базыбайский порог. Выше порога в малую летнюю воду на реке видны камни желтого цвета. Они — предупреждение об опасности.

На Базыбайском пороге ловили хариусов, отдыхали. При сплаве ниже порога, вплоть до избушки у левобережного притока Рыбного, промысловики рекомендуют прижиматься к левому берегу, так же форсировать шиверу против избы. Здесь глубже, и нет опасения срубить шпонку. На резиновой же лодке эту шиверу удобнее преодолевать правым берегом. «Ваню» миновали правой протокой. Через быстрину Кошурникова проплыли левой, но прижимаясь к Кедровому острову. Нижне-Китатский порог проплыли левой протокой, в трудных местах — серединой реки.

Я не стал бы так много и подробно писать о речных препятствиях, способах их преодоления, если бы не знал цену этим сведениям. Много людей плавает на саянских реках, и основная причина неудачи, а то и гибели — отсутствие подробных карт и справочного материала. Необходимо учитывать, что преодолевать пороги на Казыре, Кизире надо сообразно «воде». От ее уровня в реках многое меняется. Лучше вовремя выйти на берег, осмотреть препятствие и выбрать наиболее безопасный проход.

Двадцать второго июля поставили своеобразный рекорд: плыли одиннадцать часов подряд. Мы были свидетелями интересных событий: когда проплывали метрах в двадцати от обрывистого берега, под водой раздался мощный плеск. Сильнейшее бурление длилось секунд десять. На прибрежный камень вылетел крупный хариус и, попрыгав на нем, соскользнул в водоворот. В тот же момент из прибрежной травы вырвалась стайка утят. Хлопунцы в панике побежали вверх по реке. Утки с ними не было. Видимо, в глубине охотился таймень. Если он достаточно крупный, он не удовлетворится проглоченным хариусом, и утята, конечно, удирали неспроста. В сибирских реках встречаются очень крупные таймени, в Казыре же тридцатикилограммовые совсем не редки.

Уже в сумерках на прибрежную отмель, за которой виднелся крутой правобережный бугор, вышла кабарга. Узнали ее только тогда, когда повернулась боком. Несмотря на то, что мы не шевелимся, она нас почуяла метров за двести. Постояла с повернутой к нам головой и, не торопясь осторожно удалилась в чащу. За четыре похода кабаргу я увидел впервые.

Семья Баяндиных в Верхне-Казырской и другие жители поселка встретили нас радушно, уговаривали погостить, но до Абакана еще полторы сотни километров, а у нас уже на исходе отпуск. Продолжили сплав.

Моторка, пятнадцатикилометровый пеший переход, во время которого нас чуть не съели слепни и оводы, затем попутный грузовик и наконец поезд доставили нас в Абакан. Абакан обычно переводится на русский как медвежья кровь. Этнографы же дают другое толкование. Не Абакан, а Абахан! Это главная (хан) река абинцев, племенной группы хакасов. Для абинцев эта река была все равно, что для русских Волга-матушка.

Вот мы и на аэродроме, и какие довольные! На всю жизнь запомнится нам и этот месяц настоящего счастья. Его подарили нам Саяны.