Пилигримы - Шведов Сергей Владимирович - Страница 63

– Они ушли.

– Куда? – взревел магистр.

– К восточной стене.

Магистр тамплиеров потерял дар речи. Дамаск был уже практически взят. Большой кровью крестоносцы преодолели валы, прикрывающие город с запада, уничтожив и пленив почти всех его защитников. Для окончательной победы оставалось сделать только один шаг, но вместо этого Людовик и Конрад отвели свои войска в сторону, открыв тем самым проход в Дамаск армии Айюба. Это что, безумие или предательство? Свой вопрос Робер де Краон не постеснялся задать вождям похода, собравшимся в шатре Людовика Французского, дабы обсудить подробности предстоящего штурма.

– Какого штурма?! – взревел магистр, потрясая огромным кулаком. – Вы в своем уме, благородные шевалье? Восточная стена практически неприступна, а в город только что вошли двадцать тысяч вооруженных до зубов воинов.

Благородный Людовик был шокирован поведением доблестного магистра. Объявлять безумцами двух самых могущественных государей Европы, это знаете ли слишком. Конрад уже готов был разделить гнев и недоумение своего соратника по походу, но тут в шатер почти вбежал, несмотря на почтенный возраст, Ангерран де Куси. Весть, принесенная им, повергла многих баронов в задумчивость, а некоторых даже в уныние. Сельджуки эмира Нуреддина, численностью, по меньшей мере, в сорок тысяч человек находились в двух днях пути от Дамаска. Похоже, эмиры Месопотамии и Сирии были очень хорошо осведомлены о планах крестоносцев и успели собрать огромную армию, вполне способную им противостоять.

– У нас есть целых два дня, чтобы овладеть городом, – бодро произнес Людовик, оглядывая своих притихших товарищей. – С божьей помощью мы возьмем Дамаск.

Король Конрад вопросительно взглянул на Краона, но магистр тамплиеров только рукой махнул. По его мнению, все уже было потеряно, когда в город вошли двадцать тысяч сельджуков Айюба. Крестоносцы если и превосходили их числом, то разве что в полтора раза. При таком раскладе лезть на неприступную стену было чистым безумием. По мнению благородного Робера, которое он не стал скрывать от вождей, следовало отступить от Дамаска раньше, чем сюда подойдут основные силы сарацин. В противном случае крестоносцам придется пробиваться через те самые валы, которые они захватили большой кровью, то и дело попадая в засады.

– Но ведь можно выбрать другой путь отхода, – подсказал герцог Бульонский.

– Нам не следует удаляться от реки, – вздохнул магистр, – ибо других источников воды здесь просто нет.

– Мы не можем уйти от стен Дамаска, не предприняв даже попытки взять город, – возмутился Вельф Брауншвейгский. – Нас сочтут трусами, испугавшимися сарацин.

– Я бы попробовал, – подал свой голос до сих пор молчавший коннетабль де Роже.

– Лучше объясни мне, благородный Манасия, зачем ты увел своих людей от западной стены? – вперил в него магистр глаза, полные ярости.

– Нам докучали насекомые, – поморщился коннетабль. – Кони буквально бесились от их укусов. Но я ведь не знал, что вся армия последует за мной.

– То есть, как не знал, – возмутился король Конрад. – Ты же убеждал нас с благородным Людовиком, что позиция с восточной стороны самая удобная для штурма! То же самое говорили иерусалимские бароны.

– Речь шла только о новых пастбищах для лошадей, – всплеснул руками коннетабль. – Вы же не станете отрицать, что трава здесь сочнее.

– Будь я жеребцом, непременно бы сейчас заржал от счастья, – мрачно пошутил маркиз фон Вальхайм. – Но люди более падки на золото, чем на траву.

С легкой руки благородного Одоакра по лагерю загулял слух о сотнях тысячах денариев, якобы выплаченных эмиром Дамаска иерусалимским бароном и рыцарям за их неслыханное предательство. Иерусалимцы лениво отругивались от наседавших французов и алеманов и потихоньку сворачивали свои шатры. Штурмовать город, да еще с восточной стороны, они явно не собирались.

– Не могу понять, что же произошло с нашими союзниками, – сокрушенно покачал головой расстроенный Людовик. – Ведь рыцари коннетабля де Роже храбро сражались на валах, прорубая дорогу к городу своими мечами.

– Значит, им заплатили уже здесь, – сделал вывод Робер Першский, глядя на брата насмешливыми глазами. – А я все никак не мог взять в толк, откуда взяли столько золота мои партнеры по игре в кости. Маркиз фон Вальхайм, человек на редкость осведомленный, утверждает, что эмир Дамаска Унар заплатил иерусалимцам двести тысяч денариев золотом.

– Двести тысяч! – ахнул Бульонский. – Сколько же сокровищ хранит в своем чреве город, если его правитель швыряет на ветер такие суммы.

– Эти сокровища еще нужно взять, – криво усмехнулся скептически настроенный брат короля.

– Штурмовые лестницы готовы? – спросил Людовик у графа Блуасского.

– Готовы, государь, – бодро отозвался благородный Анри.

– Объяви всем, что я лично посвящу в рыцари тех оруженосцев и сержантов, которые первыми поднимутся на стену.

– Будет сделано, государь.

Город решили штурмовать именно с восточной стороны силами французов и иерусалимцев, атака с запада, в которой участвовали только алеманы, должна была отвлечь внимание осажденных и не позволить им перебросить помощь защитникам восточной стены. На атаку сразу со всех сторон у крестоносцев просто не хватало сил. Дамаск был слишком велик даже для тридцатитысячной армии, прихлынувшей в его пригороды. Людовику оставалось только сожалеть о доблестных рыцарях, нашедших свою смерть под Дорилеем и под Хонами. Из ста тысяч французских и алеманских крестоносцев до стен Дамаска добралась лишь треть. О многочисленных паломниках, сопровождавших обе армии, вожди похода предпочли забыть. Почти никто из этих несчастных не добрался даже до Иерусалима, в который они так стремились попасть.

Филипп де Руси считал, что штурмовать город без осадных башен, не следовало. Того же мнения придерживался Робер де Краон. К сожалению, на строительство столь сложных конструкций крестоносцам просто не хватало времени. Графу Блуасскому, назначенному королем руководителем штурма, удалось за короткий срок соорудить лишь несколько простеньких таранов, медленно ползущих сейчас к городским воротам, да несколько сотен лестниц, которые бодро потащили к стенам хлебнувшие вина пикинеры. Филиппу, несмотря на все старания, не удалось отговорить юных Луи де Лузарша и Венцелина де Раш-Гийома от участия в штурме. Их манили не столько богатства Дамаска, сколько рыцарские шпоры, которыми позвенел над их головами король Людовик. Дабы порыв оруженосцев не оказался последним в их недолгой жизни, на неприступные стены полезли еще трое небезразличных Филиппу людей – Глеб де Гаст, Олекса Хабар и Гвидо де Раш-Русильон.

– Не зарывайтесь, – предупредил своих друзей Филипп. – Пусть юнцы покрасуются на стенах и спускаются вниз. Этого будет вполне достаточно для рыцарских шпор.

Таран, наконец, докатился до ворот Дамаска, и тяжелое, подвешенное на железных цепях бревно ударило в дубовые створки. Сверху на мастеров полилась кипящая смола, но обложенный сырыми шкурами навес спасал их пока что от неприятностей. Филипп стоял рядом с магистром де Краоном, в трех шагах от Людовика. Тамплиерам предстояло захватить приворотную башню, если тяжелый таран сумеет пробить им путь в город. Робер Першский возглавил вторую волну штурмующих, готовых ринуться на стены одновременно с тамплиерами. Коннетабль де Роже командовал третьей колонной атакующих, состоящей сплошь из иерусалимцев. На лице благородного Манасии скепсис был написан столь яркими красками, что король Людовик старался не смотреть в его сторону. Коннетабль был категорически против штурма и в этом решении его поддерживали едва ли не все местные бароны. С большим трудом их удалось уговорить, хотя бы поддержать французов в случае успеха. Крестоносцы первой волны довольно бодро полезли на стены. Сельджуки, похоже, не ожидали от них такой прыти и замешкались с отпором. Филипп внимательно наблюдал за лестницей, приставленной к стене рядом с приворотной башней, по которой ползли его друзья. Хабар, с ярко красным пером на шлеме, подарком жены, служил для него ориентиром. По мнению Филиппа, новгородцу вообще не следовало покидать новобрачную, но благородному Олексе вдруг понадобились рыцарские шпоры, которыми он, похоже, решил порадовать не столько прекрасную Адель, сколько ее привередливых родственников. Хабар буквально взлетел на стену, увлекая за собой своих юных друзей. Филипп вздрогнул, увидев падающего в ров человека, но вовремя сообразил, что это сельджук.