Грозный эмир - Шведов Сергей Владимирович - Страница 57

– Вот именно, – усмехнулся Ричард, – угодники!

Филипп де Руси был назначен капитаном гвардии королем Болдуином по просьбе Ле Гуина. Ричард этим назначением убил сразу двух зайцев: приобрел умного и легкого на ногу помощника и примирился с бароном де Русильоном. Влад жест оценил и пообещал коннетаблю поддержку во всех его начинаниях. Пока что у Ле Гуина оставалась одна забота – благородная Алиса, хоть и удалившаяся в Латтакию, но не скрывающая свою обиду на отца и Ричарда, которого она винила едва ли не во всех своих бедах. Умом дочь короля Болдуина явно не блистала, иначе сумела бы по достоинству оценить усилия человека, вытащившего ее если не из петли, то, во всяком случае, из грязи.

– Константин сопровождает князей из далекой Руси, которые намерены просить поддержки у Венцелина в борьбе с тамошним государем.

– Откуда ты это знаешь? – удивился Ричард.

– Мне об этом рассказал сам Константин. Басилевс не рискнул ссориться с великим князем Мстиславом и предпочел, чтобы всю грязную работу для него сделали другие.

– Обычные византийские штучки, – поморщился Ле Гуин. – Ты нашел Терезу?

– Ищем, – пожал плечами Филипп. – Хотя я не думаю, что уход этой дамы в монастырь отвечает интересам короля Болдуина. И уж тем более интересам Фулька Анжуйского.

– Пожалуй, – задумчиво протянул Ле Гуин. – Не стоит развязывать руки Гуго де Сабалю. Чего доброго, новый граф Галилейский пожелает стать королем.

– Королем он, скорее всего, не станет, но крови прольется изрядно, – кивнул Филипп.

Ле Гуин с удивлением и видимым интересом уставился на своего молодого помощника. До сих пор он полагал, что шевалье де Руси является ярым сторонником сына Гуго Вермондуа, но, видимо, ошибся на его счет.

– У графа Галилейского нет никаких шансов добиться расположения папы, а без поддержки христианской Европы, мы потеряем и Гроб Господень и завоеванные земли.

– И что ты предлагаешь?

– Выжидать. Это самое лучшее, что мы с тобой, благородный Ричард, можем сделать в создавшейся ситуации. В Антиохии нет государя, и когда он появится неизвестно. Зато есть своевольные бароны, которых способен удержать в узде только король Болдуин. Зачем нам с тобой ссориться с благородной Алисой, лишая ее маленьких плотских радостей. Мы вернем опальной графине Терезу и получим надежного осведомителя в Латтакии, где затаились все уцелевшие участники неудавшегося заговора. Люди они молодые, долго сидеть сложа руки не будут, а потому за ними нужен глаз да глаз.

– Значит, Тереза все-таки у тебя, – сделал вывод Ле Гуин. – Хитришь, Филипп.

– Я просто не хотел ставить тебя в неловкое положение перед патриархом Антиохийским и королем Болдуином. Оба они требуют наказания для несчастной женщины и без того обиженной мужьями.

– У тебя доброе сердце, Филипп, – ехидно бросил Ле Гуин. – С таким сердцем долго не живут.

– Я учту твое предостережение, мудрый Ричард, – кивнул шевалье де Руси. – Отныне я буду жесток и безжалостен, как доблестный атабек Зенги. Кстати, ты слышал, что почтенный Иммамеддин потерпел жесточайшее поражение в войне с халифом Багдада?

– Нет, – покачал головой Ле Гуин. – Откуда у тебя такие сведения?

– Из Халеба, – усмехнулся Филипп. – Эмир Тимурташ наконец-то освободился от опеки атабека и по этому случаю пустился во все тяжкие. Халифу помогли ассасины Бузург-Умида. Ходят упорные слухи, что султан Махмуд умер от огорчения, но так ли это, я ручаться не могу. В любом случае, в ближайшие несколько лет мы можем не бояться за свои границы на юге. Активность сельджуков наверняка пойдет на спад.

– Хорошие новости, – согласился с капитаном гвардии коннетабль. – Так что нам делать с комитом Константином?

– Я лично провожу его в Джебайл.

– Пусть плывет, – усмехнулся коннетабль. – Не люблю византийцев. Коварный и бессердечный народ.

Высокородного Константина вместе с немногочисленными помощниками и гостями из Руси разместили в пустующем дворце барона Ги де Санлиса, ушедшего в мир иной при весьма загадочных обстоятельствах. Протовестиарий Михаил поручил сыну отыскать следы нотария Никодима, одного из самых старательных сотрудников схолы императорских агентов, сгинувшего по пути из Тарса в Антиохию. Никодим почти тридцать лет прожил в Сирии и Палестине, а потому потеря столь опытного человека аукнулась большими неприятностями для начальника схолы Андриана и для покровительствующего ему сиятельного Михаила. Сведения о событиях, происходящих в Антиохии и Иерусалиме, приходилось добывать буквально по крупицам, что не могло, конечно, не вызвать гнева басилевса Иоанна, привыкшего действовать с открытыми глазами. Князь Святослав, рослый тонкогубый блондин с худым и надменным лицом, весьма болезненно воспринял задержку в Антиохии и уже несколько раз высказывал по этому поводу свои претензии озабоченному Константину. Комит кивал на погоду, на кормчих, опасавшихся шторма, на морских разбойников, чувствующих себя полными хозяевами в этих водах. Боярин Воислав Кучкович, сопровождавший князей в дальнем плавании к чужим берегам, ехидно улыбался, слушая объяснения хитроумного византийца. Менее всего хлопот Константину доставлял Всеволод, младший брат князя Святослава, юноша лет двадцати с печальными голубыми глазами. Создавалось впечатление, что сиятельный Всеволод уже не ждет ничего хорошего от жизни и давно смирился с неудачами, свалившимися на его поросшую рыжеватыми кудрями голову. В помощь Константину начальник схолы агентов отрядил нотария Феодора, лысоватого человека средних лет, с невыразительным лицом простолюдина, лично знавшего пропавшего Никодима. Феодор рыскал бодрой ищейкой по городу, но не сумел отыскать ни пропавшего агента, ни людей с ним работавших.

– А что говорят о смерти Санлиса? – хмуро спросил Константин, разочарованный неудачами.

– Едва ли не все, с кем мне удалось перемолвиться словом, кивают на сыновей барона Глеба де Руси. Якобы это они отомстили благородному Ги за смерть своего отца. Недаром же младший из них, Филипп, стал правой рукой коннетабля Ле Гуина.

Филиппа Константин помнил одиннадцатилетним шустрым мальчишкой, необычайно ловко орудующим деревянным мечом. Нынешний капитан гвардии отсутствующего графа Антиохийского уже давно вышел из детского возраста, Константин видел его мельком, и никакого мнения о нем пока не составил. С тем большим интересом он принял приглашение Филиппа, навестить его во дворце, некогда принадлежавшем графу Гуго Вермондуа, потом Венцелину фон Рюстову. Дворец не произвел на Константина большого впечатления, в отличие от хозяина, встретившего гостя едва ли не на крыльце. Филипп почти полголовы уступал в росте византийцу, но, если судить по движениям его ладно скроенного тела, отличался немалой силой и ловкостью.

– Я слышал патрикий, что ты интересуешься судьбой нотария Никодима, – вежливо улыбнулся хозяин гостю, жестом приглашая его к накрытому столу.

– Первый раз слышу это имя, – удивленно вскинул бровь Константин.

– Тогда тебе не интересно будет знать, что этот человек убит вместе с бароном де Санлисом и сирийцем Андроником.

– Но почему же, – развел руками Константин, – я хоть и не был знаком с Никодимом, но о бароне де Санлисе слышал от отца. К тому же меня поселили в его дворце. Мне говорили, что ты приложил руку к гибели барона, благородный Филипп.

– Не следует верить слухам, дорогой Константин, – осуждающе покачал шевалье де Руси. – Барон де Санлис готовил мятеж против короля Болдуина и был убит моим предшественником на посту капитана гвардии Раймундом де Пуатье. К слову – любовником графини Алисы.

– Ты осведомленный человек, благородный Филипп, – усмехнулся византиец.

– С некоторых пор я служу королю, патрикий, а служба, как известно, обязывает. Я бы рад продолжить с тобой знакомство, Константин, но, к сожалению, мой непосредственный начальник коннетабль заподозрил тебя и твоих людей в делах неблаговидных, а потому настоятельно советует вам, покинуть Антиохию и как можно скорее. Увы, благородный Ричард стар, ему всюду мерещатся заговоры, и он готов поверить в любую сплетню, порочащую благородного и чистого душой человека.