Грозный эмир - Шведов Сергей Владимирович - Страница 28

– Мне пришлось выслушать немало неприятных слов из уст огорченного неудачей шейха, – криво усмехнулся Андроник, – но Абу-Али удалось убедить Бузург-Умида, что в неудаче нашей миссии виноват халиф аль-Мустаршид, в самый последний момент отказавшийся от помощи ассасинов.

– И это действительно так?

– Мне пришлось рассказать беку Омару о замыслах нового шейха, и мои слова дошли до ушей халифа в самый нужный момент. Мустаршид испугался нового раскола в рядах мусульман и бросил на произвол судьбы преданных людей. Жизнь свою он сохранил, но доверие арабов потерял, кажется, безвозвратно.

– Что ты собираешься делать теперь?

– Вернусь в Антиохию, – пожал плечами Андроник. – Там я буду более всего полезен атабеку. Надеюсь, он не отказался от похода.

– Не знаю, – вздохнул аль-Кашаб. – Многих эмиров и беков напугали события в Багдаде, и они покинули Бурзука. Теперь под началом у атабека не более двадцати пяти тысяч человек.

– У короля Болдуина людей в два раза меньше, – заметил даис. – На месте почтенного Бурзука я бы рискнул. Захват Антиохии сделает его героем в глазах мусульман. В противном случае, ему придется уступить пальму первенства молодому и напористому Иммамеддину Зенги. Я очень надеюсь, почтенный кади, что ты донесешь эту мою мысль до ушей атабека.

– На меня ты можешь рассчитывать, Андроник, но за Бурзука я не ответчик. Правитель Мосула очень осторожный человек.

Провал похода на Халеб огорчил благородного Болдуина настолько, что он не отказал себе в удовольствии, найти виноватых там, где прежде искал друзей. Охотников помочь королю в столь неблагородном деле отыскалось с избытком. И на коннетабля де Руси обрушился град упреков и насмешек. Не оставили злые языки своим вниманием и Ролана де Бове. Сенешаля ордена обвиняли в самоуверенности и едва ли не в предательстве. В конце концов, это именно он ввел в заблуждения короля, пообещав ему легкую добычу. Однако коварные халебцы открыли ворота города не королю Иерусалима, а атабеку Мосула, который занял город, не потеряв ни единого человека.

– И где же твои союзники, благородный Ролан? – насмешливо спросил король у сенешаля.

– Убиты все, до последнего человека из-за твоей медлительности, государь, – холодно отозвался храмовник. – Четыре тысячи жителей Халеба устлали своими телами улицы города только потому, что ты, благородный Болдуин, слишком долго праздновал свадьбу своей дочери.

Многие шевалье сочли этот упрек справедливым, но только некоторые осмелились высказать свое мнение вслух. Коннетабль де Руси сделал это одним из первых. Король Иерусалимский счел себя оскорбленным. После чего благородному Глебу не оставалось ничего другого, как передать дела Ле Гуину и ухать в свой замок Ульбаш. Примеру коннетабля последовал Гуго де Сабаль и несколько сотен шевалье, связанных с опальными баронами вассальной присягой. В воздухе отчетливо запахло междоусобицей. И благородной Констанции пришлось лично улаживать разгорающийся конфликт. Графиня отправилась в замок Ульбаш, где задержалась на целую неделю. Этот затянувшийся визит вызвал в Антиохии целую волну сплетен. Особенно усердствовал Гишар де Бари, благо поблизости не было его обидчика шевалье де Русильона, который покинул Антиохию вслед за отцом. Шутки Гишара передавались из уст в уста пока не дошли до ушей графа Боэмунда. После чего последовал вызов на поединок, повергший всю нурманскую партию в смятение. Вдохновители травли Ги де Санлис и Рауль де Музон не нашли ничего лучше, как обратиться за помощью к благородному Болдуину. Ситуация, что ни говори, возникла щекотливая. Король Иерусалимский мог лишиться своего недавно обретенного зятя, ибо шевалье де Бари слыл довольно искусным бойцом, чего нельзя было сказать о юном Боэмунде, совсем недавно вышедшем из возраста пажа. Почтенный Андроник, приехавший в Антиохию в самый разгар скандала, скептически отозвался об умственных способностях как благородного Гишара, так и благородного Ги, последнему хотя бы в силу почтенного возраста следовало быть подальновиднее. Поединок – дело серьезное. Он вполне может окончиться смертью одного из участников. Хорошо если это будет шевалье де Бари.

– Чего же тут хорошего? – возмутился благородный Гишар, не торопившийся умирать.

– По-твоему, будет лучше, если Антиохия останется без государя?

– Еще совсем недавно, почтенный Андроник, ты был иного мнения о Боэмунде? – ощерился Санлис в сторону старого друга.

– Меняются времена – меняются и пристрастия, – криво усмехнулся даис. – Вы поссорили короля Иерусалимского с коннетаблем и храмовниками – это хорошо. Еще лучше будет, когда благородный Болдуин уберется из Антиохии в Иерусалим, неважно земной или небесный. И вот тогда нам понадобиться Боэмунд, юный, самолюбивый и не очень умный. Или у тебя, благородный Ги, есть другой претендент на власть в графстве Антиохийском?

– Нет, – буркнул Санлис, кося глазом на примолкшего Рауля де Музона.

– А у меня есть, – порадовал собеседников Андроник. – Глеб де Руси вас устроит?

– С какой же стати? – возмутился Гишар. – При чем тут коннетабль?

Бари выделялся среди своих сверстников не только злым языком, но и острым умом. Благородный Ги, не имевший собственных детей, связывал с молодым шевалье большие надежды, даром что тот был не слишком родовит и беден. Почтенный Андроник тоже очень надеялся, что Гишар, обладавший всеми качествами доблестного рыцаря, то есть высоким ростом, статью и воинским умением, может принести немало пользы своим покровителям, но для этого ему необходимо поднабраться опыта. Пока что этот одаренный темноволосый молодчик с усмешкой блудливого старца на тонких губах доставлял опытным людям больше неприятностей, чем приносил пользы.

– По моим сведениям, благородные шевалье, графиня Констанция и барон де Руси обвенчались четыре года назад. Пока этот брак хранится в тайне, но в случае смерти юного Боэмунда патриарх Рикульф, старый и надежный доброжелатель Глеба, именно его объявит новым графом Антиохийским. И сделает он это по трем причинам: во-первых, коннетабль хороший полководец, не раз проявлявший свой дар в сражениях, во-вторых, у него три сына, а, следовательно, будет кому наследовать власть в случае необходимости, в-третьих, это, пожалуй, самое важное как для Рикульфа, так и для папы Гонория, барон де Руси лютый враг Византии и никогда не признает басилевса Иоанна своим сюзереном. Теперь ты понимаешь, благородный Гишар, почему я предпочту увидеть мертвым тебя, а не Боэмунда?

– Понятно, – буркнул шевалье де Бари.

– Быть может, у твоих покровителей есть какие-то сомнения на сей счет?

– Нет, – покачал головой Рауль де Музон и вопросительно посмотрел на Санлиса.

– Если я тебя правильно понял, дорогой Андроник, – криво усмехнулся Ги, – то Констанция должна умереть раньше своего сына.

– У тебя поразительно тонкий ум, шевалье, – всплеснул руками даис. – Ты схватываешь мои мысли на лету. Но произойти это должно не раньше, чем король Болдуин возвратиться в Иерусалим. В противном случае, он оставит опекуном при юном графе все того же коннетабля. И благородный Глеб в два счета разделается со своими врагами, тем более что он знает нас всех в лицо.

– Но король в ссоре с бароном де Руси, – напомнил Гишар.

– Пустое, юноша, – махнул рукой Андроник. – Благородный Болдуин знает, кто выкупил его из плена и никогда не станет ссориться с людьми, проявившими преданность в трудный для него час. Заметь, дорогой Бари, ни Андре де Водемон, ни Ролан де Музон, ни прочие влиятельные лотарингцы палец о палец не ударили, чтобы вытащить из трудного положения своего сюзерена.

– Я заметил, – хмыкнул даровитый юнец.

– К сожалению, благородный Болдуин человек еще более наблюдательный, чем ты, – вздохнул Андроник и укоризненно глянул на шевалье де Музона. – Эта ссора нужна была ему, чтобы ввести в заблуждение эмира Бурзука и кое-кого из доброхотов в своей свите, которые подумали по наивности, что пробил их час. Король гораздо умнее, дорогой Рауль, чем тебе кажется. Он не позволит втянуть себя в усобицу с самолюбивыми антиохийскими баронами и очень скоро вернется в Иерусалим.