Женская месть - Робертс Нора - Страница 2

– Когда вы поручили мне это дело, я взялся за него потому, что этот особенный вор заинтересовал меня. И ничего не изменилось. Пожалуй, могу даже сказать, что мой интерес к нему только возрос.

Пока что не следовало слишком торопить Спенсера. За несколько лет сотрудничества между ними возникли особые отношения – некое не лишенное раздражения восхищение друг другом.

– Предположим, – продолжил Филипп, – я знаю, кто скрывается под прозвищем Тень, у меня была беседа с этим человеком, и я решил, что вы можете использовать его таланты. Вам будет предоставлена такая возможность, если вы, в свою очередь, дадите ему возможность начать новую жизнь.

– Да этот негодяй наворовал больше, чем ты!

Брови Филиппа взметнулись вверх. Слегка хмурясь, он начал отряхивать крошки со своего рукава.

– Не советую вам меня оскорблять. Действительно, за всю свою карьеру мне удалось украсть драгоценностей на кругленькую сумму. Такого не смог сделать никто другой. Даже Тень.

– Так ты еще гордишься своими подвигами? – Лицо Спенсера раскраснелось, что не предвещало ничего хорошего. – Хвастаться тем, что был вором, не стоит.

– В этом-то и заключается различие между нами.

– Да, да, тихонько влезать в окна, заниматься промыслом в темных закоулках…

– О господи! Вы меня растрогали до слез! Нет, давайте-ка лучше помолчим и успокоимся, Стюарт. Я не хочу нести ответственность за ваш приступ гипертонии.

Филипп снова взял чайник.

– Возможно, сейчас самое подходящее время сказать вам, что, когда вы шли по моему следу, я с каждым днем уважал вас все больше и больше. Полагаю, что я так и продолжал бы заниматься своей прежней работой, если бы с каждым новым делом не чувствовал, что вы подбираетесь ко мне все ближе и ближе. Я не стыжусь того, что был вором, но и не сожалею, что круто изменил свой образ жизни.

Стюарт успокоился и глотнул чаю, который Филипп ему налил.

– Ну, то, что ты сказал, к делу отношения не имеет, – фыркнул сыщик, однако не смог скрыть своего удовольствия тем, что Филипп признал его достойным уважения. – Факт заключается в том, – продолжал Спенсер, – что теперь ты работаешь на меня.

– Я этого не забыл. Итак, продолжим. – Он бросил напряженный взгляд на Стюарта. – Как лояльный служащий, я чувствую себя обязанным вербовать для вас новых сотрудников, когда встречаются подходящие люди.

– Речь идет о воре.

– Да, о блестящем воре! – На лице Филиппа расцвела улыбка. – Далее, я готов держать пари, что ни ваше и никакое другое ведомство понятия не имеют о личности этого вора. И никогда не смогут это выяснить.

– А что, если он опять примется за свои дела?

– Не примется.

– Почему ты так уверен?

– Об этом я позабочусь лично.

– Да какое отношение он имеет к тебе? – снова начал раздражаться Стюарт.

– Пять лет я работал на вас, работал рука об руку с вами. Многие из ваших заданий были весьма сомнительного свойства, многие сопряжены с опасностью. Я никогда ни о чем не просил вас, но теперь прошу снисходительности для Тени.

– Едва ли я смогу гарантировать…

– Гарантией будет ваше слово, – сказал Филипп, перебивая сыщика и вынуждая его замолчать. – А в обмен на ваше слово я обещаю вернуть вам Рубенса. Кроме того, я помогу вам сделать то, что будет иметь большое политическое значение. Это позволит вам разрешить любую самую щекотливую ситуацию.

Спенсер произвел в уме простое арифметическое действие и, сложив два и два, пришел к определенному выводу:

– Речь идет о Ближнем Востоке?

Допив чай и поставив чашку на стол, Филипп пожал плечами:

– Предположим… Скажу, что при наличии информации, которую я собираюсь вам предоставить, Англия сможет оказать давление там, где оно определенно принесет свои плоды.

Спенсер бросил суровый взгляд на Филиппа. Их разговор неожиданно вышел за пределы обычных тем – обсуждения похищенных ценностей, преступления и наказания.

– Ты пытаешься прыгнуть выше головы, Филипп.

– Я ценю ваше беспокойство обо мне.

Чемберлен снова сел, почувствовав, что настроение сыщика меняется – теперь ветер подул в другую сторону.

– Обещаю вам… Могу сказать, я точно знаю, что делаю.

– Ты играешь в опасную игру.

Весьма опасную, подумал Филипп, и весьма важную.

– Это игра, в которой мы оба можем выиграть, капитан.

Шмыгнув носом, Спенсер поднялся, чтобы открыть бутылку скотча. Он плеснул щедрую порцию виски в свой стакан, затем, поколебавшись, налил и во второй.

– Сообщи мне, что тебе известно, Филипп. Я сделаю все, что смогу.

Филипп выждал с минуту, прикидывая, что он может позволить себе рассказать. Не в его правилах было открывать раньше времени все свои карты.

– Я отдаю в ваши руки, Стюарт, единственное, что имеет для меня значение. Не забывайте об этом. Я видел Рубенса в сокровищнице короля Якира[1] Абду.

Обычно невозмутимый Спенсер на этот раз не смог скрыть своего изумления.

– А что ты, черт возьми, делал в королевской сокровищнице?

– О, это долгая история. – Филипп отсалютовал Стюарту стаканом, потом отпил свое виски. – Лучше всего начать с самого начала, то есть с Фиби Спринг.

2

Адриенна не могла заснуть от возбуждения. Она следила за стрелками часов, которые приближались к двенадцати ночи. Наступал день ее рождения. Девочку охватил восторг: скоро ей исполнится пять лет и она станет совсем взрослой! Во дворце все спали, но Адриенна знала, что через несколько часов взойдет солнце, муэдзин[2] поднимется по ступенькам на минарет и призовет правоверных к молитве. И тогда наступит день, самый замечательный день ее жизни!

Будет звучать музыка, ей преподнесут подарки и расставят подносы со сладостями и горячим шоколадом. Все женщины наденут самые красивые платья. Начнутся танцы. Придет тетушка Латифа, которая всегда улыбается и никогда не бранится, приведут Дюжу, явится Фейвел со своим веселым и шумным выводком. На женской половине зазвенит смех, и все будут ей говорить, какая она хорошенькая. Мама обещала, что этот день будет особенным. С разрешения отца они отправятся на пляж. Она наденет красивое новое платье из разноцветного шелка, похожего на радугу.

Адриенна осторожно повернула голову, чтобы взглянуть на мать, спящую рядом с ней. В лунном свете ее лицо казалось белым, как мрамор, и очень красивым. Адриенна любила, когда мать разрешала ей забираться в ее огромную мягкую постель. Это было особым знаком благоволения.

Девочка свертывалась клубочком и слушала рассказы матери о Нью-Йорке и Париже.

Стараясь не разбудить мать, Адриенна протянула руку и погладила ее огненно-рыжие волосы. Они были великолепны. Девочка даже немного завидовала матери. Ее собственные были густыми и черными, как у всех женщин Якира. Только у Фиби волосы были рыжими, а кожа белой. Только Фиби была американкой. Адриенна была американкой наполовину, но Фиби не уставала напоминать ей об этом, если только им случалось остаться наедине.

Напоминание об американском происхождении дочери почему-то сердило ее отца. Адриенна не могла понять, почему напоминание о том, что мама родилась в Америке, вызывало гримасу на его лице – глаза его становились жесткими, а губы сжимались, образуя узкую полоску. Мать Адриенны была кинозвездой. Это слово смущало девочку, но ей нравилось, как оно звучало. Кинозвезда! Это слово вызывало у нее мысли о красивых огоньках в темном небе.

Фиби действительно когда-то была звездой, а теперь стала первой женой Абду ибн Файзаля Рахмана аль-Якира, правителя Якира, шейха шейхов. Мать казалась девочке самой прекрасной женщиной на свете. У нее были огромные синие глаза и нежные полные губы. Она превосходила всех остальных женщин гарема, но Адриенна желала только одного – чтобы ее мать была счастлива. Девочка не могла понять, почему ее мать так часто выглядит подавленной и грустной, а когда остается одна, горько плачет. В Якире женщины были окружены роскошью и заботой. У матери Адриенны была красивая одежда и драгоценности. Девочка закрыла глаза и представила себе ослепительное ожерелье «Солнце и Луна», принадлежащее ее матери. Вспомнила она и о том, как сверкал огромный алмаз «Солнце» и как мерцала бесценная жемчужина «Луна». Мама говорила, что когда-нибудь дочка украсит себя этими драгоценностями.