Приключения доктора Скальпеля и фабзавука Николки в мире малых величин (худ. Львов) - Гончаров Виктор Алексеевич - Страница 8

— Вот она! Вот она! — сдерживая дыхание, шептал Николка, как будто его слабый голос мог быть услышан таким громадным насекомым, один волосок на ноге которого соответствовал росту наших приятелей.

Муха, совершенно не замечая их, скакнула мимо деревца, зацепив его лапою. Врач и Николка, прыгнув одновременно, уцепились за один из волосков этой лапы…

Сияющие от благополучного исхода, они осматривали свой живой экипаж с вниманием, достойным хорошего «Фоккерса».

Обладательница спасительной лапы, по-видимому, не отличалась любовью к чистоплотности: всюду к волосатому ее телу приклеились гниющие остатки пищи, навоз и всякого рода нечистоты. Запах стоял такой, что захватывало дыхание.

Николка ворчал:

— Я бы предпочел сидеть на дереве, чем среди этих свалок…

Муха, чавкая хоботком, снова приблизилась к недавнему месту заключения приятелей, и врач, опасаясь решимости своего товарища, доказывал ему, как мог, несравненную выгодность их настоящего местопребывания.

— В конце концов, здесь гораздо интересней, — говорил он. И был в этом прав: Николка в ту же минуту обнаружил присутствие многочисленной жизни внизу, у ступни мушиной лапы. Здесь в жидких остатках пищи и слизи копошился целый мир простейших животных и растений.

— Это все гнилостные существа, — пояснил врач, — они вызывают гниение…

— А вот там… еще ниже? Смотрите, доктор, что это за живчик?

Врач спустился, как по лестнице, по волоскам лапы ниже, чтобы рассмотреть указываемое Николкой существо.

— О! Это уже другой сорт! — воскликнул он. — Знаете, мой друг, это самый настоящий холерный вибрион!..

Похожий на громадную запятую с длинным хвостом, у крайней оконечности лапы в мутной жидкости, приставшей к ней, — плавал, юля в ограниченном пространстве, возбудитель азиатской холеры.

— Да. Нет сомнения, мы видим с вами опаснейшего из опаснейших представителей бактерий… Муха ведь где только не бывает! Надо думать, что она совсем недавно навещала холерного больного; может быть, даже лакомилась его рвотой…

— А потом сядет кому-нибудь на хлеб или на мясо? — негодующе спросил Николка.

— Да. Так обыкновенно и бывает. Отсюда вы видите, какую роль играют мухи в деле передачи болезней. Они на своих лапках переносят и холерную заразу, и дизентерийную, и брюшнотифозную, и другие…

— Что же надо делать в таком случае? — спросил Николка, проникаясь ненавистью к своем экипажу.

— Что делать?! Разве я вам никогда не говорил?.. Уничтожайте мух и укрывайте от них все то, что вы потом будете кушать или пить…

Отведав вдоволь кислой слизи, муха взмахнула крыльями и запорхала, унося своих пассажиров с одеяла, столь богатого опасными приключениями, в новый, неизвестный мир, к новым опасностям…

4. — Продолжение путешествия на мухе. — На чайном столе. — Мухи испускают электромагнитные волны. — Беседа мух. — Нравоучительная история с солнечным лучом и бактериями. — Несчастье с холерным вибрионом. — Опять в воздухе — «без руля и без ветрил». — Новый экипаж. — Воздушная авария

Вращая крыльями с быстротой пропеллеров — так, что их совсем не было видно — и производя гул, подобный гулу аэроплана, муха порхала с одного предмета на другой, кружилась по комнате, играя пылинками в солнечных лучах, дралась со встречными мухами и, наконец, проголодавшись от сильных движений, опустилась на стол.

Там уже сидел добрый десяток этих насекомых. Они ползали, прыгая друг через друга, среди крошек хлеба, сахара и колбасной кожуры; взлетали и садились на горбушку хлеба, на стакан с сладким чаем, заглядывая осторожно внутрь его и трогая хоботком поверхность жидкости, и не так много ели, как пачкали грязными лапками стол и оставленные на нем съестные продукты.

Наша муха тоже не замедлила побывать на горбушке хлеба, попробовала его вкус и, не удовлетворенная, скакнула на стакан. На хлебе она оставила часть своих пассажиров, так как вздумала здесь немного почиститься. Стакан был еще теплый; мухе — судя по ее разнеженному виду — доставило большое удовольствие погреться самой и погреть свои лапки о теплое стекло: не нужно забывать, что на дворе стояла осень.

Наши приятели, крепко уцепившись за волоски мушиной лапки, широко раскрыв глаза, наблюдали новый мир. Конечно, они не могли видеть всех предметов, посещаемых мухой; они видели только самую малую часть их, о всем остальном приходилось догадываться. Так, когда они подлетали к стакану, то наблюдали один единственный сантиметр его, далее этого их зрения не хватало: жидкость, наполнявшая стакан, представлялась им в виде безбрежного океана…

Как только они покинули одеяло с его мрачными картинами и с сумраком, царящим под сенью шерстяного леса, они попали в море синего света. Туманность, испускавшая его, все время передвигалась; очевидно, Сванидзе, обеспокоенный исчезновением друзей, волнуясь, ходил по комнате. Но кроме этого источника света, существовали тысячи других, что и было отмечено приятелями. Прежде всего, светились все неодушевленные предметы; светились, правда, слабо. И гораздо интенсивней испускали синий свет живые существа, в частности, мухи. Остроглазый Николка обнаружил последнее на встречных мухах: головная часть их туловищ и, главным образом, глаза были окружены светящимся ореолом, видным с большого расстояния. Так что приятели путешествовали со своим весьма сильным прожектором, испускавшим яркие световые волны.

Когда муха, совершив воздушный моцион, присоединилась к своим товаркам на столе, это явление стало массовым, и врач, весьма довольный столь ярким освещением, позволившим ему видеть все то, что Николка уже давно видел, ударился в пространное толкование природы электромагнитных волн. Может быть, он сообщал много интересного; может быть. Однако, как это ни странно, Николка его совсем не слушал. Он был занят теми же электромагнитными волнами, но занят совершенно самостоятельно и безмолвно.

Врач, между прочим, говорил:

— …Американский ученый Лоренц Харль недавно установил, что некоторые насекомые имеют возможность сноситься друг с другом посредством электромагнитных волн. По его словам, бабочки, светляки и некоторые другие…

А Николка в то же самое время старался понять: о чем говорят между собой мухи, юлившие по столу? И ему казалось, что он их понимает…

Так, муха, приютившая наших приятелей, доминируя над остальными, — ибо сидела на стакане, — вздохнув горестно, испустила жалостную радиацию:

— Ну и времена настали! Солнце? Разве это солнце! Оно же ни чуточки не греет, клянусь честью! А посмотрите, что творится на дворе: сырость, слякоть, грязь, холодный ветер… Да что же это такое?! Я прожила полтораста с лишним дней и ни разу не видала подобной мерзости! У меня кровь стынет в жилах, я окоченела!.. Поистине, правы наши священнослужители: близок конец света, близок! Приближается грозный час страшного суда!.. Укажите мне, прошу вас, какое-нибудь маленькое пустынное местечко, где бы я могла в посту и покаянии провести остаток своих жалких дней…

— Ерунду говорите, мадам, — возразила муха с сильно потрепанными крылышками. — Выражаетесь совершенно не научно. И, поверьте моему честному слову, священнослужители так же брешут, как они брехали в первые дни существования этого прекрасного мира. Они тем живут… Свет не кончается вместе с вашим концом. Это идеалистическое воззрение. Если вы, мадам, даже протянете свои стройные ножки через пару-другую дней, то это не значит, что все вместе с вами погибнет. Что касается меня, то я буду жить и, надеюсь, снова увижу горячее солнце, гниющие лужи, обилие пищи, света и сухого воздуха!..

— Что он говорит?! Что говорит?! — раздалось со всех сторон. Вокруг смельчака, хладнокровно занявшегося уничтожением сахарной глыбки, собралось штук двадцать мух; одни с выражением глубокого испуга в больших прозрачных глазах, другие с затаенной надеждой.

— Он кощунствует! Он разрушает основы нашей религии! Смерть ему! Побьем его камнями!..