Рожденная в огне - Робертс Нора - Страница 4

– Ты любил ее когда-нибудь?

– Да. И любовь была такой же горячей, как одна из печей в твоей мастерской. От этой любви ты и получилась, Мегги Мэй. Родилась из огня, как та – одна из твоих самых лучших и смелых работ. И сколько бы этот огонь ни затухал, однажды он горел самым жарким пламенем. Быть может, если бы он не был когда-то таким ярким, его жизнь длилась бы дольше. Мы сумели бы ее продлить. Хотя…

Что-то в тоне отца заставило Мегги внимательно вглядеться в его лицо.

– Был кто-то другой? Да, отец? Скажи. Воспоминание пронзило его, как смазанное медом лезвие ножа: болезненно и сладко. Он всматривался в морскую пучину, будто надеялся там, в непроглядной дали, найти ту женщину, которая когда-то появилась в его жизни и потом безвозвратно исчезла. Он медленно произнес:

– Однажды это случилось со мной. Так не должно было произойти. Но вот что я скажу тебе. Когда любовь приходит и стрела попадает в цель, тут уж ничего не поделаешь. И рана в сердце, хотя и кровавая, приносит только наслаждение. Так что больше не говори слова «никогда», Мегги. Желаю, чтобы у тебя подольше длилось то, что я испытал лишь на короткое мгновенье…

Она никогда раньше не говорила ему того, на что вдруг решилась сейчас, хотя часто думала об этом.

– Мне уже двадцать три, па, – сказала она. – Брианна на год моложе, и мы знаем, чему учит церковь, но будь я проклята, если поверю, что Бог на небесах получает удовольствие от того, что превращает жизнь человека в сплошное наказание лишь потому, что тот когда-то совершил ошибку.

– Ошибку? – Он крепче сжал трубку в зубах, опустил в раздумье глаза. – Нет, моя женитьба не была ошибкой, Маргарет Мэри, и не говори больше так, не говори никогда. Родились ты и Брианна. И это была не ошибка, а чудо. Тогда мне уже перевалило за сорок, но я и не думал заводить семью. А теперь не могу себе представить свою жизнь без вас. Как бы я жил сейчас? Мужчина под семьдесят, и один. Совершенно один. – Он слегка сжал ее лицо в ладонях, не сводя с нее пристального взгляда. – Я каждый день благодарю Господа за то, что нашел вашу мать и мы смогли кое-что оставить после себя. Из всего, что я совершил или не совершил в своей жизни, ты и Брианна – самое дорогое, что есть у меня. И не нужно больше разговоров об ошибках и несчастливых судьбах, ты слышишь?

– Я очень люблю тебя, па. Выражение его лица смягчилось.

– Знаю. По-моему, даже слишком любишь, но разве против этого возразишь? – И опять появилась напряженность в глазах и заметная поспешность в словах, словно он боялся, что не успеет о чем-то сказать. О чем-то очень важном. – Я должен тебя попросить, Мегги.

– Да, отец?

Его пальцы продолжали гладить ее лицо, как если бы он внезапно почувствовал потребность сделать его скульптурный портрет, запомнить каждую черточку – острый упрямый подбородок, мягкую округлость щеки, глаза, зеленоватые и беспокойные, как океан, что плещется внизу под ними.

– Ты сильная, Мегги, – заговорил он. – Крепкая и сильная. И у тебя верное сердце… Один Бог знает, какая ты находчивая и дерзкая. Ты понимаешь то, чего не понимаю я и никогда не пойму… Ты моя яркая звезда, Мегги. А Брианна.., она моя скромная роза… И я хочу, чтоб вы обе шли той дорогой, по которой вас ведут ваши мечты. Понимаешь меня? Хочу этого больше, чем могу выразить… И когда вы пойдете по той дороге, то сделаете это не только ради себя, но и для меня… Обещай мне!

Грохот моря все больше оглушал его, в глазах делалось темнее. На какое-то мгновение он перестал различать лицо дочери – оно заволоклось дымкой и куда-то исчезло. Мегги давно уже почувствовала неладное по его отрывистой, не очень связной речи.

– Что с тобой, па? – воскликнула она испуганно, увидев, каким постаревшим стало вдруг его лицо. – Ты болен? Идем обратно в машину!

– Нет. – Он сам не знал почему, но отчетливо ощущал необходимость оставаться тут, на самом краю ирландской земли, и завершить что-то, что он когда-то начал. – Я в полном порядке. Уже все прошло.

– Ты совсем замерз, па.

Его жилистое тело в ее руках мало чем отличалось от мешка ледяных костей.

– Послушай меня! – Голос был резким, повелительным. – Не позволяй, чтобы что-то остановило тебя.., помешало делать то, что хочешь.., считаешь нужным. Сделай свою зарубку в этом мире.., оставь след.., свой.., понимаешь?.. И никогда.., ни за что…

– Отец! – Дикий ужас охватил ее, заполнил всю без остатка, когда она увидела, как он обмяк и упал на колени. – О Боже! Что с тобой? Сердце?

Нет, это не сердце.., мысли его с трудом продирались сквозь смутную непонятную боль, в ушах стоял непрерывный гул от биения сердца?.. Или моря?.. Он чувствовал, как внутри что-то сломалось.., порвалось.. Что-то уходит.., исчезает…

– Не волнуйся, Мегги… Обещай мне… Будь какая есть… Позаботься о сестре… И о матери… Обещай…

– Поднимись! Ты должен встать! – Она пыталась поднять его, забыв на мгновение о страхе, охватившем ее. Шум океана казался ей сейчас настоящим ураганом, который вот-вот сметет их обоих со скалы и разобьет об острые прибрежные камни.

– Слышишь меня, па? Ты должен… Встань, пожалуйста!

– Обещай мне…

– Да. Обещаю. Клянусь перед Богом. Я буду заботиться о них… Всегда…

У нее стучали зубы, по щекам лились слезы.

– Нужен священник… – с тру дом выдохнул он.

– Нет, нет!.. Тебе нужно только подняться и уйти с этого холода! Больше ничего!

Но она знала, что говорит не правду. Знала, он уходит от нее, несмотря на то, что она крепко сжимает его тело. То, что было внутри – его душа? – исчезало, улетучивалось…

– Не оставляй меня.., не оставляй…

В отчаянии оглядывала она простиравшееся позади поле, протоптанные за многие годы тропинки. Нигде никого не было. Она подавила в себе крик о помощи.

– Попробуй, па, ну, попробуй встать. Я отвезу тебя к врачу.

Он вздохнул и опустил голову ей на плечо. Боли больше не было, но все тело потеряло чувствительность, оцепенело.

– Мегги…

И затем прошептал другое имя, незнакомое ей… И это было все.

– Нет! Нет…

Она еще крепче обняла его, прикрыла своим телом, словно желая защитить от ветра, которого он уже не ощущал. Она слегка раскачивалась и плакала, плакала, не в силах остановиться…

Ветер трубил над океаном, в его порывах уже угадывались первые уколы ледяного дождя.

Глава 2

О похоронах Томаса Конкеннана будут говорить еще долгие годы. Какая была превосходная еда и чудесная музыка – как он и обещал, когда приглашал друзей и соседей на вечеринку в честь своей дочери Мегги. Дом, где он провел последние годы жизни, ломился от народа.

О нем никто не мог сказать, что у него имелось много денег, его богатство было в другом – в друзьях.

Они прибывали из соседней деревни и из той, что за ней. Из лавок и магазинов, с ферм и из городков. Приносили еду, как принято между соседями по такому поводу, кухня была завалена хлебами, пирогами, мясом. Они пили за его земную жизнь и оплакивали его уход из нее.

Огонь в печи и в камине ярко горел, чтобы противостоять ветру, сотрясающему окна, и черному холоду траура.

Но Мегги казалось, она уже никогда не согреется. Она сидела возле камина в небольшой опрятной гостиной, где, кроме нее, было еще очень много людей, смотрела на языки пламени и видела там темные скалы, кипящее море.., и себя… Одна во всем мире, она держит на руках умирающего отца.

– Мегги!

Вздрогнув, она обернулась и увидела протиснувшегося к ней Мерфи. Он вложил ей в руки дымящуюся кружку.

– Что это?

– Чай и немного виски для согрева. – Мерфи смотрел на нее добрым сочувствующим взглядом. – Выпей… Ну, вот, хорошая девочка. А теперь немного поешь. Это поможет.

Она покачала головой.

– Не могу… Я не должна была везти его туда, Мерфи. Ведь он был уже болен… Не должна!

– Ты говоришь чепуху и сама знаешь это. Он выглядел вполне здоровым и в хорошей форме, когда выходил из паба. А как он отплясывал, разве нет?