Дом у голубого залива - Робертс Нора - Страница 1

Нора Робертс

Дом у голубого залива

Глава первая

Он возвращался домой.

Восточное побережье Мэриленда – это особый мир болотистых равнин и широких полей, засеянных пшеницей. Реки с крутыми берегами спокойно несут свои воды, тут и там в них впадают речушки. Важная часть этого мира – Чесапикский залив. Где бы он ни оказывался – в первые жуткие десять лет своей жизни или в последние годы, уже разменяв третий десяток, – только этот край был для него домом.

И когда он проезжал по мосту, его глаза, глаза художника, стремились запечатлеть в памяти эту картину – синяя вода и лодки, жадные чайки ныряют за добычей, зазеленевшие эвкалипты и дубы, яркие пятна в траве – цветы, распустившиеся под теплым весенним солнышком.

Он хотел запомнить эту картину так же четко, как запомнил, когда угрюмым, испуганным мальчиком в первый раз переезжал через залив с тем, кто обещал ему новую жизнь.

Машину вел человек, которого он практически не знал. Из одежды у него было лишь то, что на нем, да еще кое-какие жалкие пожитки в бумажном пакете. Он страшно нервничал, но изо всех сил старался казаться равнодушным и сидел, уставившись в окно.

Если он ехал теперь с этим стариком, значит, ему не придется жить с ней. Об этом он мог только мечтать. К тому же старик ему нравился – от него не разило дешевым виски или жвачкой, которой ублюдки, приходившие к Глории, пытались заглушить этот тошнотворный запах. Пару раз старик – его звали Рей – покупал ему гамбургеры или пиццу. А еще он говорил с ним.

Взрослые, во всяком случае те, с кем ему доводилось общаться, никогда не разговаривали с детьми как с людьми. И когда Рей спросил, не хочет ли Сет жить у него, он подумал: а что, если и вправду на этот раз повезет?

Рей был действительно старым. Высоким и крепким, но все-таки старым – волосы седые, а лицо все изрезано морщинами. Сет исподтишка поглядывал на него и уже мысленно начал рисовать его портрет.

У старика были ярко-голубые глаза – точно такие же, как у Сета.

– Скоро будем дома. Ты проголодался?

– Не знаю. Наверно.

– Мальчишки всегда хотят есть. Я сам вырастил троих – желудки у них как бездонные колодцы.

Он говорил весело, но как-то наигранно. Хотя Сету было всего десять, он хорошо умел различать фальшь.

– Почему вы решили взять меня к себе?

– Потому что тебе нужен настоящий дом.

– Да ладно вам, так никто не делает.

– Ты не прав. Некоторые все-таки делают, например мы со Стеллой, моей женой.

– А вы сказали ей, что везете меня?

– Видишь ли, она умерла несколько лет назад. Тебе бы она понравилась.

Сет не знал, что на это ответить.

– И что я буду делать, когда мы приедем?

– Просто жить, – ответил Рей. – Жить, как живут твои ровесники. Учиться в школе, попадать в разные передряги. Я научу тебя ходить под парусом.

– На настоящей яхте?

Рей рассмеялся, и Сет сам не понял, почему на душе у него вдруг сделалось легко.

– Конечно. А еще мы заведем глупого маленького щенка. В нашем доме все собаки, как я их ни воспитываю, вырастают почему-то глупыми и непослушными.

– Вы дали ей деньги.

Рей отвел взгляд от дороги и посмотрел Сету в глаза:

– Дал. Похоже, ее ничего кроме денег не интересует.

– Если вы на меня разозлитесь, или я вам надоем, или вы просто передумаете, вы наверняка отошлете меня домой. Я туда ни за что не вернусь.

Рей остановил машину у обочины и повернулся к Сету:

– Конечно, я на тебя буду сердиться, в моем возрасте люди бывают раздражительными. Но вот тебе мое слово: я ни за что не отправлю тебя обратно к ней.

– А если она…

– Я не позволю ей забрать тебя, – сказал Рей, не дожидаясь, пока Сет договорит. – И не важно, что мне для этого придется сделать. Ты теперь член нашей семьи и будешь жить в моем доме столько, сколько сам захочешь. Когда кто-то из Куиннов дает обещание, – добавил Рей, протягивая Сету руку, – он его держит.

Сет посмотрел на протянутую руку, но его собственная так и осталась лежать у него на коленях.

– Мне не нравится, когда до меня дотрагиваются.

– Ну что ж, ты все-таки помни, что слово я тебе дал. – Рей снова выехал на шоссе. – Мы уже почти дома.

Спустя несколько месяцев Рея Куинна не стало, но он выполнил свое обещание. Он сделал это с помощью троих своих приемных сыновей. Благодаря им худенький, с израненной душой мальчик зажил новой жизнью, у него появился свой дом. В нем он вырос и стал мужчиной.

Вспыльчивый цыган Камерон; спокойный корабел Этан, всегда элегантный, остроумный Филипп. Братья спасли его.

Золотистое послеполуденное солнце освещало поля. Окна в машине были опущены, и, когда он проезжал мимо городка Сент-Кристофер, на него пахнуло морем.

Он подумал, не свернуть ли вначале в город и не заехать ли на верфь. Компания «Лодки Куиннов» по-прежнему строила на заказ маломерные суда и за восемнадцать лет заработала прекрасную репутацию.

Они, наверное, были еще там. Камерон наверняка ругался, заканчивая какую-нибудь сложную работу в каюте. Этан размеренно шлифовал обшивочные доски. Филлип у себя в кабинете разрабатывал очередную рекламную кампанию.

Он с удовольствием помог бы им, но только не сейчас.

Из всего, что ему довелось повидать – великолепные купола и шпили церквей Флоренции, неповторимое очарование Парижа, изумрудно-зеленые холмы Ирландии, – ничто так не затронуло его сердца, как старый дом, который стоял на лужайке у тихих вод Чесапикского залива.

На подъездной дорожке он припарковался за старым белым «шевроле» Рея и Стеллы Куинн. Машина выглядела так же безупречно, как в день покупки. Камерон постарался, подумал Сет. Тот сказал бы, что это естественно – за такой прекрасной машиной и уход должен быть соответствующий. Но он-то знал, что Камерон делает это в знак памяти о Рее и Стелле.

Сирень во дворе была в полном цвету. И это тоже говорило о любви, размышлял Сет. Он подарил Анне маленький кустик на День Матери, когда ему было двенадцать лет. Она заплакала, вспомнил он, и то смеялась, то плакала, пока они с Камероном сажали эту сирень.

Анна была женой Камерона, то есть невесткой Сета. Но в душе он всегда считал ее матерью.

Он вышел из машины в изумительную тишину. Сет уже не был тем тощим мальчонкой с большими, не по росту ступнями и настороженным взглядом, который когда-то впервые приехал сюда.

Теперь он стал худощавым, стройным мужчиной. Волосы, которые в детстве напоминали копну соломы, потемнели и стали каштановыми с бронзовым отливом.

Проведя по волосам рукой, Сет вспомнил, что перед отъездом из Рима собирался подстричься. Братья теперь будут подшучивать над его хвостиком. Ну что ж, придется походить с ним еще какое-то время, просто из принципа.

Он сунул руки в карманы джинсов и пошел по двору, оглядываясь вокруг. Цветы Анны, кресла-качалки на крыльце, начинающийся сразу за домом лес, в котором он бегал мальчишкой. Старая пристань с пришвартованной белой шлюпкой.

Он стоял, повернув худое загорелое лицо к заливу, когда из-за деревьев вылетела черная мохнатая пуля. «Глупыш!» Собака замерла на месте, изучая Сета.

– Ну что ты? Не так уж долго меня и не было. – Он присел на корточки и протянул собаке руку. – Ну что, узнаешь?

Глупыш улыбнулся, как ему и полагалось, своей глупой улыбкой, плюхнулся на землю и перевернулся на спину, подставив Сету живот.

– Ну вот, так-то лучше.

В этом доме всегда жили собаки. У причала всегда стояла лодка.

– Да, ты меня помнишь.

Он бросил мимолетный взгляд на гортензию, которую Анна посадила на могиле его собственной собаки, и в этот момент услышал, что к дому подъезжает машина. Не успел он распрямиться, собака уже понеслась на звук.

Хлопнула дверца, а затем послышался живой, мелодичный голос Анны.

Потом он стоял и молча смотрел на нее, Анну Спинелли Куинн. Копна ее темных волос растрепалась на ветру, в руках она держала пакеты с продуктами. Она со смехом пыталась отбиться от собаки, которая все норовила лизнуть ее в лицо.