На лобном месте. Литература нравственного сопротивления. 1946-1986 - Свирский Григорий Цезаревич - Страница 88

Оказывается, творить невозможно даже парикмахеру. Он же не на войну работает!

Этот рассказ трагический, хотя его трагизм руководителям культуры был непонятен, и И. Грекову оставили в покое, пока она не опубликовала повесть «На испытаниях». Тут уж ей воздали за все: и за правдивое изображение дикости и тупости жизни захолустного гарнизона, и за еретические мысли.

В дни нескончаемой «юбилиады», перешедшей в обычный литературный погром, И. Грекову, по совокупности еретических мыслей и в литературе и в жизни, прорабатывали на всех собраниях.

Судьба «Нового мира» стала и ее литературной судьбой. На литературную панель И. Грекова, как можно догадаться, не пошла, а удалилась тихо профессорствовать в один из невоенных институтов.

Много разговоров вызвали Виталий Семин своей повестью о рабочей семье «Семеро в одном доме» и рассказами, и Юрий Домбровский, бывший зэка, светлейший человек, писатель и ученый, автор романа «Хранитель древностей», напечатанного в «Новом мире».

…Поднялся однажды до высот «Нового мира» Анатолий Кузнецов своим прекрасным рассказом «Артист миманса», может быть, лучшим своим произведением, однако вскоре он не вернулся из Лондона, и советская печать начала торопливо выскребать его из сознания поколения как перебежчика.

В литературе аллегорий, пожалуй, все эти годы лидировал Феликс Кривин, первая книга которого вышла в Ужгороде и тем не менее стала широко известной.

В 1966 году его «Божественные истории» стали одной из самых популярных книг; и чем сильнее свирепствовала цензура, чем быстрее гибла сатира, тем охотнее читался Феликс Кривин, в творчестве которого торжествовал Эзоп.

Ведь он писал о том же — об ушедшей и вовсе не ушедшей кровавой эпохе: «Избавь меня, Бог, от друзей, а с врагами я сам справлюсь! (сказал Александр Македонский. — Г. С.). Он так усердно боролся с врагами, что Бог избавил его от друзей».

Столь же актуален и «Мафусаил»:

«Первым человеком был Адам.

Мафусаил не был первым человеком.

Первым пророком был Моисей.

Мафусаил не был первым пророком.

Поэтому Мафусаил прожил девятьсот шестьдесят девять лет. И в некрологе о нем написано: «Безвременно скончался…».

Он не щадит, Феликс Кривин, и своего читателя, только что боготворившего Сталина, а затем Хрущева и снова готового вознести над собой нового «вождя и учителя».

«Не сотвори себе кумира. Я, например, не сотворю. У меня, например, к этому не лежит душа.

Зашумело стадо Моисеево.

— Вы слышали, что сказал Моисей?

— …как это правильно!

— …как верно!

— …не сотвори кумира!

— …О, Моисей!

— …мудрый Моисей!

— …великий Моисей!..»

Самое удивительное, что эти «Божественные истории» изданы Политиздатом. Вероятно, по графе антирелигиозной литературы.

О, Эзоп!

В эти годы он стал нашим главным литературным наставником.

Благодаря ему правда просачивалась иногда даже на страницы «Литературной газеты». Чаще всего на шестнадцатую страницу, где царствовали сатирики и юмористы.

Открывал читатель шестнадцатую и — похохатывал нервно:

«Дальше едешь — тише будешь».

«Очереди станут меньше, если сплотить ряды».

«И на похоронах Чингисхана кто-то сказал: «Он был чуткий и отзывчивый».

«Уберите эти строчки — они мешают читать между ними».

«Да здравствует все то, благодаря чему мы, несмотря ни на что…»

А то вдруг о советских буднях эпически:

«Стояла тихая Варфоломеевская ночь…»

В конце концов юмористы так развеселились, что принялись на литературных концертах высказывать афоризмы, которые не удалось напечатать:

«Время работает на заключенного…»

Тут уж веселье началось такое, что редактор шестнадцатой страницы И. Суслов продолжает веселиться ныне за пределами бывшего Советского Союза.

Похоже, слова «комик» и «комическое» в СССР происходят от японского «камикадзе».

Особняком стоит прозаик Юрий Казаков, талант поэтичный и редкий. Его первые рассказы появились в 56-м году. Первая книга «Манька» издана в 58-м году в Архангельске.

Рассказы Казакова — откровенная полемика с теми, кто идеализирует жизнь, упрощает человека, облегченно трактует сложности и противоречия современной жизни. Это качество объединяет его с Вас. Шукшиным, Вас. Беловым, Вл. Максимовым, Вл. Конецким. Вас. Аксеновым, Георгием Владимовым — это писатели одной генерации. Ю. Казаков издал несколько сборников. «На полустанке» (59-й г.), «По дороге» (61-й г.), «Легкая жизнь» (63-й г.), «Запах хлеба» (65-й г.). Думается, идет он от тургеневских «Записок охотника», отсюда его манера повествования, его попытка избежать строгих рамок сюжета и сюжетного завершения.

Критика сравнивала «Трали-вали» с «Певцами» Тургенева.

В традиционном, будто бы «тургеневском» обличье встает перед нами ненадежный, ленивый душевно, «ветхий человек». Не может быть на него опоры, нет на него надежды.

Вот в чем и вот где преодоление традиций, преодоление глубокое и многозначительное, которое советская критика старалась не замечать, обвиняя автора в эпигонстве.

Сочен, талантлив и «Северный дневник» Юрия Казакова, последнее произведение писателя; после него Казаков словно в прорубь канул.

Художники столь тонкие и чуткие погромных «юбилиад» не выдерживают. Они спиваются или уходят в свои леса с охотничьим ружьем…

3. Разгром киноискусства

«Из всех искусств для нас самым важным является кино», — сказал В. Ленин. И немудрено. Книгу, даже хорошую, читают десятки — сотни тысяч человек, кино смотрят ныне в СССР сто — сто пятьдесят миллионов. В любой захолустный колхоз, на самое дальнее становище или погранзаставу раз в неделю, не реже, прибывает кинопередвижка…

За кино прежде всего и взялись. Задолго до юбилиады.

23 марта 1963 года на специальном заседании Политбюро ЦК, на котором неистовствовал Никита Хрущев, был организован Государственный комитет по кинематографии. На правах министерства, как было официально объявлено, то есть с гигантскими министерскими окладами и особыми «номенклатурными» льготами, благодаря которым чиновник в Советском Союзе держится за свое место руками, ногами и зубами.

Председателем Государственного комитета по кино был назначен Романов — бывший генерал госбезопасности, во время войны один из руководителей СМЕРШа, что расшифровывается как «Смерть шпионам!».

Главным редактором назначили Александра Дымшица, которого писатели вычеркивали из всех выборных списков. В сатирической поэме, в те дни гулявшей по Москве, ему было отведено особое место: «…Там Дымшиц на коротких ножках, погрома жаждущий еврей…»

Это был период общего наступления Хрущева на искусство, его «встреч» с художниками, когда он кричал на скульптора Эрнста Неизвестного, грозил художникам-абстракционистам, матерясь и обзывая их педерастами.

Литературный сценарий — основа кино. «Сценарное хозяйство» было взято под особый контроль.

Кино к этому времени начало излечиваться от удара, нанесенного ему Сталиным, лично контролировавшим каждую кинокартину.

В год появлялось тогда, как известно, всего восемь картин. Каждая принималась прессой как гениальное достижение советского киноискусства и тут же забывалась.

Но к 65-му году кино действительно оживало.

Когда в 66–67-м годах выпускался фильм о войне на Севере по моему сценарию, рядом, в павильонах «Мосфильма», снимались, может быть, самые талантливые фильмы последнего десятилетия.

«Андрей Рублев» режиссера А. Тарковского, «Ася-хромоножка» режиссера А. Михалкова-Кончаловского, сына поэта, который не скрывал тогда своего иронического отношения к отцу, С. Михалкову.