На лобном месте. Литература нравственного сопротивления. 1946-1986 - Свирский Григорий Цезаревич - Страница 110

В начале послевоенного литературно-полицейского потока стоят два романа, встреченные сдержанными, но подозрительно долгими рукоплесканиями прессы. Так аплодировали в сталинское время — каждый боялся оборвать рукоплескание первым.

Авторы их в какой-то мере читателю известны. Это Василий Ардаматский и Лев Никулин, из так называемого «этапа следователей в литературу…»

Они были разными. Василий Ардаматский — веселый демагог, анекдотчик, любитель пропустить рюмку-другую в своем писательском кругу… «Душа-человек». Я был свидетелем, скажем, такого его балагурства за столиком ресторана в Клубе писателей. Рядом с ним сидел Павел Антокольский, старый и известный поэт. У старика было измученное лицо, синие круги под глазами. Он поднял налитую рюмку, вздохнул:

— Напрасно ты, Василий, написал донос на М. М., быть может, остался б в живых, если бы не ты…

Ардаматский деловито плеснул остатки коньяка в рюмки, ответил с незлой усмешкой:

— Сразу видно, что ты не христианин. Злопамятен. — Поднял рюмку: — За мир и дружбу!..

Литераторы выпили и… продолжали говорить о том же, о душегубстве, но таким тоном, словно о чем-то незначительном.

К Ардаматскому прилипла неумирающая кличка: Пиня Ардаматский. В 1949 году он, тертый калач, бывший чекист, сторонился космополитической кампании, как сторонятся пожара. Лишь в конце зимы 1953 года, за считанные дни до смерти Сталина, он выступил в журнале «Крокодил» с черносотенным фельетоном «Пиня из Жмеринки». Пресса уже отгрохотала. Ждали высылки евреев… Запоздалый «Пиня» прозвучал, как залп на погосте. Многое было забыто, а это запомнили. Стоило Ардаматскому показаться в дверях московского Дома актера или Дома кино, как кто-либо непременно портил ему аппетит: — А вот и сам Пиня Ардаматский!

Василий Ардаматский тут же скрывался.

…К началу юбилиады был приурочен выход в свет его романа «Возмездие». Затем Ардаматский издавался уже такими тиражами, что библиотекари стали отмерять его на метры, как ранее Бабаевского или Шолохова.

На первой странице книги декларируется ее подлинность. Приведем этот любопытный документ. «Из Протокола Президиума Центрального Исполнительного Комитета СССР. От 5 сентября 1924 года.

17. О награждении орденом Красного Знамени группы работников ОГПУ.

Принимая во внимание успешное завершение, упорную работу и проявление полной преданности делу, в связи с исполнением трудных и сложных заданий ОГПУ… Президиум ЦИК Союза ССР постановляет: Наградить орденом Красного Знамени тт. Менжинского В. Р., Федорова А. П., Сыроежкина Г. С., Демиденко Н. И., Пузицкого Р. В. и Пиляра Р. А.

Председатель Президиума ЦИК СССР М. Калинин.

Секретарь А. Енукидзе».

Почему били в литавры? ОГПУ создало фальшиво-подпольную организацию «Л. Д.», и той удалось заманить в Россию неуловимого Бориса Савинкова.

Это была, как известно, удавшаяся провокация. Заманили и — убили.

Восторг автора не знает пределов. Он раскрывает и подноготную.

Феликс Дзержинский рассказывает: «Когда Владимир Ильич был еще здоров, я однажды рассказал ему о нашем замысле выманить Савинкова из-за границы… Владимир Ильич к нашему замыслу отнесся одобрительно, но сказал, что это будет такая крупная игра, проиграть которую непозволительно». На заседание привлечен Луначарский, — замечает автор, чтоб никто не сомневался: с самого начала чекисты и литераторы шли в одном строю…

О чем мечтает чекист Сыроежкин, простодушный, слепо верящий партии богатырь: «Знаешь, я бы что сделал? Я бы о смерти Ильича не объявлял. Нашел бы похожего человека и, когда выхода нет, показывал бы его».

Словом, чекистская «подпольная» организация свое дело сделала. Наворотила горы лжи. Савинков с ближайшими друзьями отправляется на подводах до Минска, прямо на квартиру начальника ГПУ, будто бы явочную, и там его, друга Ивана Каляева, участника покушений на министра Плеве и великого князя Сергея Александровича, вяжут, как не вязали и в царской охранке.

О стиле книги не стоило б и говорить, если б он не перекликался со стилем официальных статей и приговоров. Можно сказать, одна рука водила: «У железного Феликса добрейшее сердце, оно наполнено любовью к людям, страстным желанием принести им счастье»; «французская военщина», «брал деньги у империалистов» (из цитируемых автором документов).

Вторым «классиком» полицейской литературы (а возможно, и первым) стал Лев Никулин, тот самый Никулин, «стукач-надомник». Чуть ранее Вас. Ардаматского он опубликовал роман «Мертвая зыбь».

В нем повествуется о том, как сотрудники ОГПУ проникли в Париже в Высший монархический совет. Чекист Якушев встречался в Париже с генералами Кутеповым и Врангелем, конечно же, от имени существующей в России подпольной организации.

Якушеву поверили настолько, что известный черносотенец Шульгин «инкогнито» ездил в Россию, где от него, нетрудно понять, не отводили глаз.

Только в 1927 году монархисты обнаружили обман. Одни успели уйти через «финское окно», других уничтожили.

Проводившие эти нелегкие «операции» чекисты были поголовно расстреляны в 1937 году, на смену им пришел «слой» позднейших провокаторов и мордобийц, но суть не в этом.

Разведка, шпионаж всегда считались делом аморальным. Тайные убийства, хищения, обман — какая разведка гнушалась ими?

Однако нечасто тайные хищения, ложь государственных учреждений, провокации становились предметом восхищения в русской литературе, славившейся своей высокой нравственностью.

Василий Ардаматский пытается обелить «органы» — в деталях. Он подробно выписал, к примеру, как застрелили в тюрьме генерала Павловского, военного советника Савинкова. Естественно, при попытке к бегству. Между тем, Павловского просто «убрали». Без суда. Выстрелом в затылок. Я слышал это от самого Ардаматского.

Ардаматский пишет так, словно никогда не существовало ни тридцать седьмого года с его морями крови, ни Архипелага ГУЛАГ, перемалывавшего невиновных.

Строго говоря, рассказывается о том, как начиналась подготовка к великой резне. Большой террор. Как возникла ложь — «во славу революции».

Возникнув и утвердившись «во славу», что стоило ей, Большой лжи, распространиться в любую сторону?..

С каким восторгом описывает Вас. Ардаматский и дальнейшее предательство! «С этим Султан-Гиреем (князем, руководителем повстанцев. — Г. С.) чекисты вели на Кавказе смелую игру. Подлинный Султан уже давно сидел в Ростовской тюрьме, а в горах действовал очень похожий на Султана чекист по имени Ибрагим, который исправно передавал в руки своих товарищей последние остатки банды Султан-Гирея».

Таков и нравственный уровень «Мертвой зыби» Льва Никулина…

Подобная нравственная «оглушенность» встречается, как известно, порой и у Н. Тренева, и у Б. Лавренева, и у В. Катаева.

И это пишется, и переиздается, без изменений и в конце шестидесятых, и в семидесятых годах, и — не только, как видим, бывшими следователями. Идут и идут косяками книги с перевернутой моралью. Зловещая антилитература, которая вот уже много лет разлагает нравственные устои народа, героизируя ложь, вероломство, предательство.

У литературы аморализма есть еще один аспект, который в последние годы стал доминирующим. Он заслуживает особого рассмотрения, ибо здесь капканы ставят особенно широко. На всех дорогах. И бывшими следователями. И бывшими подследственными, не ведающими порой, что творят.

Начнем с цитат:

«Будущее Соломона родители представляли себе по-разному. Отец мечтал сделать сына богатым торговцем-коммерсантом, а мать спала и видела своего Соломона раввином или, на худой конец, цадиком. Но Соломон рассудил по-своему: еще в юности он, выявив не только недюжинный ум, но и острый политический нюх, вступил в Бунд. Тот же верный нюх помог ему верно сориентироваться после революции и, порвав с Бундом, а затем вступив в РСДРП… стал делать карьеру. За образец взял Льва Троцкого… Носил френч военного покроя, галифе, заправленные в хромовые, всегда начищенные сапоги, и всегда держал про запас революционнейшие фразы…»