Танцор меча - Роберсон Дженнифер - Страница 29

Я вымученно улыбнулся.

– Ты волшебница, баска. Ты знаешь, как работает волшебство. У него два конца, оно обоюдоострое. Если ты чего-то очень просишь, оно даст тебе это, но потребует плату.

Она нахмурилась.

– Почему ты назвал меня волшебницей?

– Меч, баска, необычный странный меч. И руны, покрывающие металл, – я протянул руку и впервые показал ей след от меча на ладони. – Я почувствовал его поцелуй, Дел… Я почувствовал его силу. И не пытайся это отрицать. Я определяю магию по запаху, чутьем. От этого меча несет Северным колдовством.

Дел отвернулась от меня и долго рассматривала тканую стену хиорта. Я заметил, что она несколько раз жадно сглотнула.

– От него несет еще кое-чем, – пробормотала она. – От него несет виной и кровным долгом, как и от меня. И с меня тоже потребуют плату, – я открыл рот, чтобы задать вопрос, но она попросила меня закончить рассказ.

Я вздохнул.

– Я заполз в логово в середине дня, когда тигр спал. Он съел ребенка и был сыт. Я проткнул ему горло копьем и прижал его к стене. Потом я решил, что он мертв и подошел, чтобы рассмотреть его, и тут он ожил и бросился на меня, – я снова коснулся шрамов – символов моей свободы. – Но моя ненависть оказалась сильнее, чем его, потому что он умер, а я выжил.

Дел слабо улыбнулась.

– И ты завоевал свою наколдованную свободу.

Я мрачно посмотрел на нее, отгоняя воспоминания.

– Свободы не было. Я выполз из логова, больной от яда кошки, и чуть не умер в скалах. Я лежал там три дня полумертвый и не мог даже позвать на помощь… А потом шукар и мужчины племени пришли убивать кошку… Поскольку никто не знал, кто прикончил тигра… шукар объявил, что это сделала его магия, – глотать было тяжело, горло забивала горечь и старая боль. – Я не вернулся, они решили, что меня тоже съели.

– Но… кто-то нашел тебя.

– Да, – я выдавил улыбку. – Тогда она была молода и прекрасна, у нее не было мужа, – я перестал улыбаться и отвернулся от Дел. – Не все обращались со мной как с чулой. Я был очень большим для своего возраста, в шестнадцать меня можно было принять за мужчину… и некоторые женщины оценили это. Чула не может отказаться, но… я и не хотел. Другой нежности я не знал… только в хиортах женщин… по ночам.

– Сула? – мягко спросила она.

– Сула. Она перетащила меня в свой хиорт и вылечила. Потом позвала шукара и сказала, что он не сможет отрицать того, что я убил тигра – достаточно только посмотреть на мое лицо. Эти шрамы – мое доказательство,

– я покачал головой и снова вернулся в тот день. – Перед всем племенем шукару пришлось назвать меня мужчиной, он подарил мне свободу. А когда он закончил речь, Сула – она вырезала когти тигра – дала мне это ожерелье, – я коснулся пальцами шнурка. – Я никогда не снимаю его.

– Смерть мальчика, рождение мужчины.

Кажется она поняла.

– В день, когда я надел это ожерелье, я ушел из племени. Больше я не встречал Салсет… пока они не нашли нас.

– Кошка, которая всегда ходит одна, – Дел слабо улыбнулась. – Ты уверен, что ты достаточно жесткий, чтобы прожить здесь еще немного?

– Песчаный Тигр достаточно жесткий для чего угодно.

Она взглянула на меня с вызовом, но тут же закрыла глаза.

– Бедный Тигр, ты выдал мне свой секрет. Теперь я должна рассказать тебе мой.

Но она не рассказала.

12

Дел поправлялась медленно. По ее словам, она самой себе казалась старой женщиной, высохшей и неловкой. Сначала ее перестали заворачивать во влажную ткань, потом обмазывать пастой алла, но Сула еще долго втирала в кожу Дел масло того же алла, чтобы кожа не треснула от непривычного движения. Постепенно ярко-розовый цвет поблек, и Дел снова стала похожа на Северянку, которая вошла в кантину в поисках танцора меча по имени Песчаный Тигр.

Выговорившись перед Дел, я глубоко похоронил старые обиды и чувствовал себя так, будто из моей души изгнали свору гончих аид. Хотя я по-прежнему оставался чужим для племени, я больше не считал себя чужаком. Я отличался от Салсет, но уже не так, как в детстве. Безымянный мальчик, чье прошлое, настоящее и будущее определялось жребием раба, исчез.

Теперь, когда молодые женщины смотрели на меня, я спокойно встречал их взгляды.

И когда однажды шукар, проходя мимо меня, пробормотал себе под нос что-то оскорбительное в мой адрес, я шагнул к нему и заставил его остановиться.

– Чулы больше нет, – громко объявил я. – Есть только Песчаный Тигр, обученный шодо танцор меча седьмого ранга, и к такому человеку Салсет должны относиться соответственно.

За шестнадцать лет Салсет вбили в меня определенные правила поведения так, что за шестнадцать лет без Салсет я не смог забыть их, как оказалось. Даже бросив вызов шукару, я по привычке почувствовал себя маленьким и беспомощным. Я с трудом заставлял себя смотреть ему в лицо, встречать его взгляд, потому что долгие годы мне было разрешено смотреть только на его ноги.

Шукара должны уважать и почитать, он не такой как все. Он не простой человек. Он знаком с магией. Его боятся. Когда-то его коснулись боги и на месте прикосновения осталось большое винно-красное пятно, тянувшееся от подбородка до левого уха по высохшему старому лицу. У Салсет нет ни правителей, ни вождей, ни военных лидеров. Они подчиняются голосу богов (шукар означает «голос» на языке Салсет) и голос говорит им, что делать и куда идти. Он определяет жизнь племени, пока боги не заберут его и не выберут другого.

Бросив вызов старику на глазах у всего племени, я впервые почувствовал себя по-настоящему свободным и независимым. Даже получив свободу после убийства тигра, я не мог смотреть в глаза этому человеку и просто ушел от него и от других. От памяти о тигре, которого я вызвал.

Он стоял передо мной, одетый в шафрановый бурнус. Годы стерли золотистый оттенок его кожи, густые черные волосы поседели. Он по-прежнему зачесывал их назад и смазывал едва пахнущим маслом, чтобы они не скрывали винно-красный знак расположения к нему богов. Глядя на этот знак, каждый понимал, кто перед ним, какой властью он обладает. И когда взгляд черных глаз впился в мое лицо, я понял, что ненависть старика ко мне не ослабела.

Он демонстративно приоткрыл губы, оскалился как собака, показывающая свое превосходство, и плюнул на землю рядом с моей правой ногой.

– Ты ничего от меня не дождешься.

Ну, другого я и не ожидал. Но отказ проявить обычное уважение (самое сильное оскорбление по обычаям Салсет) все же задел меня.

– Шукар, ты голос богов, – сказал я. – Конечно они говорили тебе, что Песчаный Тигр ходит где захочет, независимо оттого, каким тигренком он был, – теперь шукар слушал внимательно. Он посмотрел мне в глаза и я не отвел взгляда. – Ты ничем не отблагодарил меня, когда много лет назад я убил кота, – отметил я, напоминая шукару о неудачной попытке спасти племя.

– Теперь, на глазах у всех, я заявляю о своих правах. Ты уклонишься от своих обязанностей? Навлечешь немилость на Салсет?

Я не оставил ему выбора. Вокруг стояли люди (многие из них знали меня только как Песчаного Тигра) и злобный старик понимал, что должен был уступить. Я не потребовал благодарности когда убил песчаного тигра, и этим освободил шукара от очень неприятной обязанности. Теперь я заявлял о своих правах и требовал справедливости. Он не мог не выполнить мою просьбу.

– Мне нужны две лошади, – сказал я, – вода и еда на две недели. Когда я попрошу.

Его рот заработал. Он жевал орех беза, и я видел его желтые зубы. В Пендже считают, что беза, действуя как легкий наркотик, усиливает магические способности человека. При условии, что такие способности у него вообще есть.

– Мы вернули тебя к жизни, – веско заметил шукар. – Мы вырвали тебя и женщину у песка.

Я сложил руки на груди.

– Да, но это же Салсет сделали бы и для любого другого. Я признателен племени за спасение, но и ты должен отнестись с уважением к моей просьбе.