Боевая молодость - Буданцев Иван Иванович - Страница 15

Я переоделся. В два часа я стоял шагах в двадцати от платформы, укрывшись за пролетками, ожидавшими прихода поезда. Но видел всю платформу.

Наконец поезд прибыл. Из вагонов хлынули люди, и я тут же заметил ее стройную фигуру. В руке та же сумочка, а томика Гоголя я не заметил. Лидия не оглядывалась, не искала меня. Она пересекла привокзальную площадь. За ней никто не следовал. Едва она свернула за угол, я догнал ее и взял под руку. Вздрогнув, Лидия рванулась в сторону, рука ее скользнула в карман.

— Не волнуйтесь, гражданка, — сказал я.

Она засмеялась.

— Как ты меня испугал! Господи, я решила, меня берут. Душа в пятки ушла. — Мы шли по улице. — Все хорошо, Ваня. Просто отлично. Вон тот в шляпе не следит за нами?

Какой-то тип в темной шляпе на другой стороне улицы открыто глазел на нас. Он смотрел на Лидию. Я бы тоже глядел на нее.

— Что делал без меня? Где вечером был?

— Скучал, ждал тебя. Читал «Записки охотника» Тургенева и ждал…

Пират был в восторге. В гостиной Лидия упала в кресло.

— Приехала… Ужасно я голодна, но потом поедим. Подвинь кресло, садись… Вот так. Теперь слушай…

В Харькове с вокзала она сразу отправилась по адресу. Дом оказался почти рядом, минут пятнадцать ходьбы. Лидия поднялась на второй этаж, позвонила, как было условлено: один длинный, короткий, снова длинный. И опять короткий. Дверь открыл солидный мужчина, лет под шестьдесят.

— Разрешите вам вернуть томик Гоголя, — сказала она.

Он впустил ее, тут же запер дверь. Провел в столовую, усадил. И тогда только заговорил:

— Здравствуйте, Лидия Викторовна, — произнес он и сел сам. — Я вас сразу узнал, хотя видел еще девочкой с косичками у вашего дяди, врача Алексея Сергеевича Золотарева. Я — Степан Тихонович Сазонов. Дядя ваш сейчас в моем доме живет. Как он? Как моя семья?

— Все хорошо, — сказала Лидия.

— Жену мою никуда еще не вызывали?

— Никуда, — ответила она. — Вы же знаете, дядю красные очень уважают. В доме все отлично. — Она помедлила и решительно сказала: — Мне срочно нужно видеть Андриевского. — Сазонов даже вздрогнул при имени капитана, и она поняла, что он трусит.

— Очень срочное дело к нему, — добавила Лидия.

— Хорошо. Я вас провожу к одному человеку. — Он умолк, долго смотрел на нее. — Лидия Викторовна, — заговорил он тихо, умоляющим голосом, — посмотрите вы на себя, подумайте о своем будущем! Милая вы моя, я хорошо знаю вашего дядю, знал вашего отца. Он был открытый и честный солдат. Но Андриевский… Примите мой совет: прервите с ним всякие отношения! Если сегодня увидите его, завтра же бегите отсюда! Он вас погубит. Денег я вам дам, деньги есть у меня. Езжайте в Москву. Остановитесь у моих знакомых. Вас примут там. А потом вернетесь к Алексею Сергеевичу. — Он некоторое время молчал, сжав ладонями голову. — Куда Андриевский меня затащил! По его настоянию я скрыл здесь, дурак, что у меня паровая мельница в Екатеринославе, что там живет моя семья… Он запугал меня перед приходом красных, Лидия Викторовна! Я с чужим паспортом живу! Я в подполье! Вы понимаете? А здесь, в Харькове, спокойно служит в губпродкоме бывший владелец сахарного завода. Бывший владелец двух кирпичных заводов живет в соседнем доме. И его не трогают? А я в каком положении? Екатеринослав рядом, там семья, а здесь каждую минуту могут признать меня на улице знакомые! Боже, боже! — И Сазонов забегал по комнате. — Но я не заговорщик, Лидия Викторовна!

— Я смотрела на него, Ваня, слушала. Мне стало противно. А он на колени стал и говорит: «Голубушка, Лидия Викторовна, если нет особой нужды в Андриевском, уезжайте сейчас же в Москву».

— Мне нужно встретиться с Андриевским, — сказала Лидия твердым голосом.

Старик поднялся с колен.

— Хорошо, — согласился он, — я отведу вас к тому человеку. Но передайте капитану: ко мне больше никого пусть не присылает и сам у меня не появляется. Больше никаких поручений я не приму.

В дачный поселок пошли они пешком. Пришли скоро, потому что Сазонов почти бежал бегом. В поселке, тяжело дыша, Сазонов указал ей издали дом под зеленой крышей. Там Лидия должна сказать человеку с протезом на правой ноге, что она от Сазонова, ей нужно заказать пенсне. Сазонов с ней даже не простился, потрусил прочь.

Она вошла во двор указанного дома. Возле крыльца стоял чернобородый человек с топором в руке.

— Добрый день, — сказала Лидия.

— День добрый, — ответил он и направился к гостье, сильно припадая на правую ногу. — Чему или кому обязан вашим посещением, прелестная девушка? — сказал он игривым тоном.

— Я от Сазонова. Он сказал, что у вас можно заказать пенсне по рецепту врача.

— А в городе разве нет мастеров?

— Мне нужно срочно. Для дяди. Сегодня же, а в городе срочно не делают.

— Проходите в дом. Придется подождать часа полтора, два. Вас устроит?

— Вполне.

В доме он представился ей только по фамилии — Игреневым. Угощал фруктами. Рассказал, как его ранило снарядом, как он лежал в госпитале, откуда и выписали и отпустили на все четыре стороны. Дом этот принадлежал его родителям, в восемнадцатом году они умерли от тифа. И он стал жить здесь, одинокий и всеми забытый. Но в один прекрасный день к нему вдруг явился Андриевский.

— Я узнал вас сразу по описанию Андриевского, — сказал он, — и по фотокарточке. Андриевский мне показывал. Вы прелестны… Где скрывается капитан, я не знаю. Но он ждет вас и как раз сегодня должен навестить меня…

Игренев попросил Лидию похозяйничать в доме. Обязанности поваренка и мальчика на побегушках он берет на себя. И они принялись готовить обед. Лидия беспокоилась, вдруг Андриевский не придет, вдруг с ним случилось что.

— Придет, придет, Лидия Викторовна, — утешал ее Игренев. — Вы еще мало его знаете. Скорей земля в обратную сторону завертится, чем случится с ним беда.

— Но я боялась, Ваня! Так хотелось скорей вернуться к тебе! Я боюсь за тебя, Ваня, очень боюсь. Вот чувствую, какая-то беда висит над нами! Но когда увидела Андриевского, страх отпустил меня разом. И он обрадовался мне. Никогда я не видела его таким веселым. План наш одобрил. Сказал, что ко мне он не пошел бы, к Гавронской тоже, ибо она дура набитая. Про тебя много расспрашивал… Ох как я тебя ругала, Ванечек, чтоб не выдать себя! Ты и злой, и противный, и ни словом не обмолвился, с какой целью приехал. Будто бы увязывался в Харьков со мной и я с трудом отговорила. Так я тебя расписала! А он, знаешь, что сказал: «Ничего, Лидия, мы его укротим». Понимаешь? Осторожней будь. А дальше слушай, Ваня. — Она закрыла лицо руками, потом отняла их. — Ужас! Они хотят тебе поручить взрыв моста здесь. Но ведь теперь же невозможно его взорвать! Тебя схватят, Ваня, или убьют. И все же при встрече ты согласись. А через день-два мы исчезнем.

— Мерзавец, — проговорил я. — Я его пристрелю как собаку. — Тут я переиграл. Не надо было говорить подобного.

— Ваня! — закричала она. — Нет, нет! А то я не пойду в театр с Гавронской. Не пойду, не оставлю я тебя!

И я, спохватившись, рассмеялся.

— Не буду, не буду ссориться. Просто противно стало. Соглашусь. А дня через два уедем.

— Уедем, уедем. И вот как: в мельничной конюшне стоят две лошади. А конюхом там работает наш человек. Он отвезет нас в Синельниково, а оттуда…

— Ясно, — прервал я ее. — Так и сделаем.

Мы поймали петуха. Приготовили обед. Лидия собиралась к Гавронской, а от нее к Золотаревым.

— Тете скажу, что я ездила в Новочеркасск. Им писала, но при новой власти почта так хорошо работает! Наговорю всякого. Тетя от радости и слушать не будет.

На углу мы с ней расстались.

— Добре, добре, — повторял Потапов, слушая меня.

Мне показалось в этот раз, будто он подстегивает меня, чтоб я поскорей закруглялся.

— Одно мне теперь полностью ясно, — сказал он, едва я умолк. — Красотка эта Лидия тебе доверяет. Раньше я сомневался, но теперь вижу — доверяет полностью. Далее. Я не уверен, что капитан завтра приедет вечерним поездом. Как он доберется сюда, не могу сказать, но появится он сегодня ночью, либо завтра вечером. Если и сообщат, что он выехал в поезде, он сойдет, не доезжая до города, на какой-нибудь станции. И будет, наверное, без пенсне. Так вот.