Судьба моряка - Мина Ханна - Страница 38

«Нет у моряка ничего, кроме моря, — говорили в квартале. — Великодушное море — наш кормилец. Оно знает, что мы голодаем». Но море помогает только ловким и отважным. Ему нужна не униженная мольба, а сильная воля. Кто же задумал эту рискованную операцию? Кто сумел ее осуществить? Несомненно, на такое способен только опытный моряк.

Я решил тоже принять участие в общем деле. Ведь я неплохо нырял, этому меня научил еще отец. Хорошему ныряльщику нужны не только мощные легкие, у него должны быть сильные руки и умение правильно распределить время и силы под водой. Он может спуститься на большую глубину и всплыть на поверхность стремительно, как ракета.

Отец наверняка не слышал об этой истории с пароходом, иначе он бы никому не уступил пальму первенства. Он всегда был непревзойденным ныряльщиком. Я опасался, что, как только слух о корабле дойдет до него, он непременно явится в город, позабыв об опасности. И тогда его схватят. Этот пароход — коварная «приманка», которой могут воспользоваться власти. Так что я был рад, что отец подался в горы. Я решил на следующий день пойти к морякам и предложить себя вместо отца. Я представлял себе, как он будет гордиться мною, когда узнает, какой подвиг я совершил. Тогда он, возможно, убедится, что я стал настоящим мужчиной, моряком и способен занять его место в порту и дома.

Окрыленный радужными надеждами, я с нетерпением ждал утра, которое принесет мне заслуженную славу спасителя квартала. Я Саид Хаззум, сын Салеха Хаззума, того Салеха, который спас в Мерсине пароходы на реке, оставив по себе добрую память, мужественно защищал квартал «Аш-Шарадык» от нападения турок. Я докажу, что тоже достоин носить это имя. И когда-нибудь люди скажут обо мне: «Его отец был моряком и воспитал еще одного достойного моряка».

Не знаю, долго ли я так грезил наяву, зачарованный видениями, которые рождал мой возбужденный мозг. Мне виделось, как я, блестяще справившись со своей задачей, иду по улице и все мальчишки квартала провожают меня восхищенными взглядами.

На рассвете я задремал. Усталость одержала верх над взбудораженными нервами. Не успел я насладиться прекрасным сновидением, как меня грубо вырвали из объятий сна. Сквозь сон я услышал стук в дверь. Не желая возвращаться в жестокую реальность, я повернулся на другой бок. Но стук повторился, и я услышал, как меня окликают по имени:

— Саид, Саид! Открой, Саид!

Я поднял голову с подушки. Протер глаза, отгоняя сон, и прислушался: кому я мог понадобиться среди ночи? Убедившись, что голос мне не почудился и в дверь действительно стучат, я встал и, не зажигая света, крикнул:

— Кто там?

Из-за двери донесся голос одного моего знакомого моряка:

— Это я, Бадр… Открой… Ты мне нужен по срочному делу.

Мать проснулась и закричала:

— Кто там? Чего они хотят?

Вспомнив, что теперь я за хозяина дома, я стал успокаивать мать:

— Ничего страшного… Это Бадр. Я ему нужен по делу. Ты спи…

— Какие могут быть дела, когда все люди спят?

— Не знаю… Расскажу, когда вернусь.

— Я выйду с тобой… Мое сердце чует недоброе. Уж не стряслась ли беда с твоим отцом?

Я прикрикнул на нее, вспомнив, как это делал отец:

— Не выходи! Это не женского ума дело… Отец, слава аллаху, далеко, и опасность ему не угрожает. С чего ты взяла, что ему плохо…

Нащупав в темноте шлепанцы, я влез в них, открыл дверь и вышел. Бадр терпеливо стоял у двери. И, не объяснив, зачем разбудил меня, он молча кивнул, чтобы я шел за ним. Мать попыталась незаметно выскользнуть вслед за мной, но я прикрикнул на нее и, втолкнув в дом, закрыл дверь на ключ.

На дворе стояла кромешная темень. Бадр быстрым шагом шел впереди меня. Я пытался его догнать, а он, будто чувствуя, что я собираюсь донимать его вопросами, старался держать дистанцию между нами и почти перешел на бег. В предутреннем сумраке мы походили на призраков, скользящих в чаще меж деревьями. В небесном куполе еще горели звезды, особенно ярко сияла утренняя звезда. Небо было голубым, чистым, по нему, перегоняя друг друга, бежали облака, словно пытаясь скрыться от злой силы ветра. Извилистая дорога ползла сквозь чащу в сторону моря. «Куда мы идем?» — подумал я и громко крикнул:

— Бадр! Остановись сейчас же. Мне надоело играть в догонялки. Я хочу услышать от тебя сию же минуту, что случилось.

— Не знаю… Я и сам ничего не знаю, клянусь аллахом. Моряки попросили привести тебя. Они ждут нас около маяка.

— Не верю я, что ты не знаешь, в чем дело. Ты же был с ними…

— Я не был на пароходе, в том-то и дело…

— На каком пароходе?

— На том, что горел в прошлом году.

— А при чем тут я? Я никогда на нем не был.

— Быть может, моряки хотят, чтобы ты спустился в трюм…

Мое сердце забилось… Наконец они вспомнили обо мне, моя мечта сбывалась. Конечно же, я помогу им, но тут в мою душу закралось сомнение: в трюм парохода обычно спускаются ночью, а сейчас утро, когда работа уже заканчивается и моряки расходятся по домам. На корабле не остается ни души.

— Послушай, Бадр… Что-то я тебя не пойму. Бормочешь что-то невнятное. Видно, у них серьезная проблема, иначе тебя не послали бы за мной… Прошу тебя, объясни мне, что случилось.

Бадр даже не обернулся. Тогда я бегом догнал его и схватил за рукав.

— Объясни же мне все, наконец! Разве ты не друг моего отца?

Бадр молча смотрел на меня и ловил ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Я понял, он скрывает что-то ужасное, и, припав к его груди, горько разрыдался.

— Скажи… арестовали отца?

— Да нет…

— Убили?!

— Нет, тоже нет.

— За ним гонятся?

— Возможно… Говорю тебе: я ничего не знаю… Они тебе все сами расскажут.

С этими словами он легонько оттолкнул меня и снова зашагал вперед. Теперь мне стало ясно, что стряслась беда с отцом. Наверное, наш дом уже окружен. Возможно, даже прочесывают весь квартал. Кто-то донес на отца, и власти узнали, что он был зачинщиком в налетах на зернохранилища. Узнали об убийстве жандарма и французского офицера. И теперь его разыскивают. Ему нужно скрыться подальше от города, подняться как можно выше в горы, бежать в другой округ. Его обложили со всех сторон, и кольцо преследователей с каждым днем будет сжиматься все плотнее. Он не сможет проникнуть в город и уйти в море. Отныне ему придется жить, подвергаясь постоянной опасности. Я должен найти способ связаться с ним, разыскать его в горах. Я вступлю в его отряд и буду вместе с ним сражаться против французов. Мы погибнем оба или оба спасемся… Я готов пожертвовать своей жизнью ради него, об этом я скажу морякам и попрошу у них помощи.

Возле маяка у чинары сидели на корточках четверо или пятеро моряков. Они молча курили. По их покрасневшим от соленой воды глазам, влажным лицам, по одежде, прилипшей к телу, я понял, что эти люди ночью побывали в море. Возможно, они из тех, кого разыскивают. Они работали до рассвета, а сейчас должны скрыться.

Когда я подошел ближе, они встали, тепло поздоровались и тут же замолчали, словно не решались сказать мне главного. В их глазах я прочел печаль и растерянность. Я спросил, что случилось, почему понадобилось поднимать меня с постели ни свет ни заря. Ахмед аль-Мустакфи, моряк, известный своей храбростью и добрым сердцем, один из друзей отца, сказал:

— Все в порядке, Саид, ничего страшного… Какие вести от отца?

Неожиданный вопрос поразил меня. Я ожидал услышать самое худшее и теперь немного успокоился и ждал, что же мне сообщат моряки. Я больше не боялся услышать весть о том, что мой отец погиб в бою или схвачен французами.

— Вы спрашиваете меня, что слышно об отце, но ведь он с вами. Объясните же наконец, что случилось, ничего не скрывайте от меня.

Ахмед аль-Мустакфи закурил сигарету и сказал:

— Ты уже взрослый парень, Саид, и с тобой можно говорить как с мужчиной. Дело в том, что мы не знаем, где твой отец. И сами разыскиваем его. Вроде бы он в море…

Была в его голосе какая-то напряженность, которая заставила меня усомниться в его искренности. С отцом случилось недоброе. Наверное, они хотят смягчить удар, подготовить меня, прежде чем сообщить страшную правду. Они боятся, что я сделаю что-нибудь безрассудное, что помутившийся от горя рассудок может толкнуть меня на отчаянный поступок.