Matador поневоле - Ривера Луис - Страница 24

Следующую ночь он тоже провел под открытым небом. И еще одну, и еще. Он шел много дней. Разбитые, стертые ноги болели. Одежда превратилась в покрытые коркой дорожной грязи лохмотья. Он похудел так, что был похож на скелет, поднятый из могилы каким-то сумасшедшим некромантом. Скелет, лишенный разума и чувств. Наделенный лишь волей идти вперед, механически переставляя ноги.

Рафи потерял счет времени. Он вообще забыл о том, что время существует. Он брел в кромешной темноте, не замечая пройденного расстояния. Он жил в каком-то ином измерении, где нет пространства и времени, а есть только темнота и тупая боль в груди. Если бы его спросили, какая сила гонит его вперед, он не знал бы, что ответить.

Но это не было бегством. Как не был этот путь и стремлением к чему-то. Словом, он шел просто потому, что шел.

Лето подошло к концу. Хотя днем солнце грело еще по-летнему, по ночам становилось прохладно. Близились дожди. Но Рафи и это оставляло равнодушным. Он знал, что ни дождь, ни холод не остановят его. Ничто не остановит его, пока он сам не поймет, что пришло время остановиться. Правда, он сильно сомневался, что этот миг когда-нибудь наступит. Проще всего было бы умереть так, в дороге. Просто в один прекрасный момент сделать шаг в бездну… Или уснуть в поле, вдыхая густой аромат луговых трав, и уже не проснуться. Но день сменяла ночь, а следом за ней приходил новый день, и Рафи встречал еще один рассвет в своей жизни, устало передвигая ноги.

Однако ничто в этом мире не может длиться бесконечно. Все рано или поздно подходит к своей последней черте, за которой лежит небытие. Неважно, о чем идет речь, о человеке или его пути. Все заканчивается.

Однажды закончились и скитания Рафи. А может быть, наоборот, в этот день они и начались.

Это случилось в самом конце августа, когда несмотря на жару в воздухе особенно явственно чувствовалось приближение осенних холодов. Это был едва уловимый запах осени, который можно почувствовать, только если не прислушиваться к нему.

Рафи шагал по бесконечной дороге, тяжело опираясь на свой посох. И вдруг он уловил в воздухе что-то еще. Какой-то запах, который он уже ощущал в прошлом, когда был актером бродячего цирка. Запах и звук, напоминающий отдаленные раскаты грома.

Рафи остановился, силясь вспомнить, когда и где он уже слышал и чувствовал нечто похожее. Это было нелегко. Он словно всплывал с огромной глубины или пробуждался от глубокого мрачного сна. Долго и мучительно…

Наконец, он узнал и этот запах, и этот далекий рокот. Море. Соленый терпкий запах морской соли и водорослей. Шум прибоя. Он был недалеко от моря. Возможно, в нескольких милях…

Постояв немного в сомнениях, Рафи двинулся на рокот волн. Впервые за все это время он испытал что-то, похожее на эмоции. Ему захотелось выйти на морской берег и опустить ладони в воду.

Он пошел. Сначала медленно, будто сомневался, а нужно ли ему это на самом деле. Потом, по мере того как он приближался к морю, шаги его становились тверже и быстрее. Под конец, когда он уже слышал крики чаек и чувствовал на лице дуновение влажного соленого ветра, он почти бежал. Он прекратил свой бег, когда прибрежная волна коснулась его ног. Тогда он сел на мокрый песок и подставил лицо прохладным брызгам.

В этот миг Рафи понял, что его блуждания во тьме закончились. И он сумел простить себя за смерть Мигеля. А еще за бегство. И за зависть к другому Мигелю, Другу, которого полюбила Вероника. Он простил себя за все. И он простил своего дядю, лишившего его возможности видеть этот мир, простил хозяина цирка, заставившего быть его клоуном на потеху толпе, простил Марию, бросившую его, простил Мануэля, из-за которого на его совесть тяжким грузом легла смерть Мигеля. Он простил всех, от кого терпел обиды, всех, кто смеялся над его слепотой. Он попрощался со всеми быками, которых убивал. И простил тех быков, которые убивали его друзей…

Рафи лег на спину. Мягкие теплые волны накатывали на него, смывая пыль дорог и усталость. Смывая все его прошлое, все обиды, унижения, боль, страдания, надежды и мечты. К нему снова пришли мысли о смерти. Но это уже не было мрачное, тягостное желание умереть, чтобы сбросить с плеч неподъемный груз вины. Нет, теперь мысли о смерти принесли уютный покой. Он хотел посмотреть ей в лицо, как в глаза лучшему другу. И чтобы она мягко взяла его за руку и попела по серебряной тропинке лунного света в далекую прекрасную страну, где он обретет покой и умиротворение.

Он лежал на спине, и слезы, катящиеся по щекам, смешивались с морской водой. Но он даже не замечал, что плачет. Лишь чувствовал, что очищается от всей тяжести, скопившейся на душе за эти годы. Прежний Рафи умирал. Растворялся в чистой морской воде и солнечном свете…

Его нашли на закате рыбаки, возвращавшиеся домой с дневным уловом. Маленькая лодка шла вдоль самого берега, когда один из них вдруг увидел на песке в полосе прибоя неподвижно лежавшего человека.

Сначала рыбаки хотели пройти мимо. Дома их ждали жены и дети, горячее вино и ужин. Возиться с каким-то незнакомцем, к тому же, может быть, мертвым у них не было ни времени, ни желания.

Лодка уже миновала то место, где лежал Рафи, когда один из рыбаков, что постарше, все-таки переложил руль на другую сторону. Молодой что-то недовольно проворчал, но спорить не стал. Море хорошо учит людей не оставлять другого в беде. Ведь завтра твоя лодка может дать течь. Поэтому, приблизившись к берегу, рыбаки убрали косой парус и взялись за весла.

Лодка соскользнула с волны и с мягким шуршанием выползла на песок. Рыбаки подошли к распростертому человеку.

Тот, что постарше, склонился над Рафи.

— Жив? — спросил молодой.

— Кажется, дышит. Бродяга. Хотя одежда не дешевая. Пообносился… И здорово исхудал. Но живой.

— И что будем с ним делать? В лодке мало места. Да и лишний рот… Рыбы в этом году совсем немного, чтобы кормить какого-то бродягу.

— Не бросать же его здесь, — возразил старик. — А в лодке место найдется.

— Ну и бери его себе.

— И возьму. Помоги мне перетащить его в лодку.

— То-то старуха твоя обрадуется, — сказал молодой рыбак, беря бесчувственного Рафи за ноги.

— Не твоя забота, — хмуро ответил старик.

Они положили Рафи в лодку, прямо на влажно поблескивающие в лучах солнца, пахнущие рыбой и водорослями сети, и взялись за весла.

В этот момент Рафи на мгновение пришел в себя. Он услышал плеск воды прямо рядом с собой, над самым ухом, ощутил легкое покачивание и резкий запах сырой рыбы. Где-то поблизости пронзительно кричала чайка. «Где я?» — пронеслось у него в голове, прежде чем он снова впал в забытье.

Рафи очнулся только на следующий день. Он лежал в каком-то помещении, снаружи слышался шум волн и крики чаек. Совсем рядом за тонкой стеной кто-то гремел чем-то железным. Воздух в помещении был застоявшимся, все вокруг пропахло рыбой.

Он лежал в углу на куче какого-то тряпья. Он чувствовал себя настолько слабым, что не смог бы поднести и ложку ко рту. Но слабость приятная, какой она бывает тогда, когда в болезни наступил перелом и дело пошло на поправку. Хотелось есть. С улицы до него донесся слабый запах копченой рыбы.

Рафи приподнялся на локте. Потом сел. Голова закружилась.

«Где же я?» — подумал он.

Он помнил только, как пришел на берег моря. На этом воспоминания обрывались.

Кряхтя, он поднялся на ноги. Голова закружилась с новой силой. Он протянул руку и коснулся теплой шершавой стены. Похоже, что это простая бревенчатая хижина. Он обошел ее по кругу, не отпуская стены. Пару раз споткнулся обо что-то. Наконец, он добрался до двери. Она была закрыта, но не заперта.

Рафи толкнул дверь и вышел на улицу. В лицо ударил свежий морской ветер. Рафи вдохнул его полной грудью.

— Ну что, очнулся?

От неожиданности Рафи подпрыгнул. Голос раздался совсем рядом. Странно, что он не услышал и не почувствовал здесь присутствия человека. Ему казалось, что он совершенно один.