Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Питер Снелл. Без труб, без барабанов - Снелл Питер - Страница 12


12
Изменить размер шрифта:

Толпа шумела так сильно, что я не услышал ни своего времени, ни удара гонга. Мы выбежали на предпоследнюю прямую. Моя позиция была бы довольно хорошей, но бегуны, бывшие впереди, теперь рассыпались и заняли несколько дорожек.

Мунс вышел вперед, сделав рывок. Мой предварительный план заключался в том, чтобы начать спринт с 200 м до финиша, но теперь стало ясно, что скорость в целом слишком высока, чтобы я мог занять удобную позицию преследования, с которой можно было бы сделать рывок на финише. Я совсем начал терять надежду.

Когда мы достигли 200-метровой отметки, впереди меня были три бегуна, рассыпавшиеся по всему фронту и входящие в последний вираж. Передо мной стоял выбор — продолжать бежать внутри группы или пытаться бежать справа, по внешней части поворота.

Имея в виду темп бега, с которым мы двигались, я выбрал более легкий путь. И остался бежать внутри группы. Я чувствовал, что этим шанс выиграть бег может быть потерян, однако все же оставалась надежда, что фронт бегунов распадется, появится брешь и я смогу проскочить в нее.

Роже взял лидерство, а Керр занял позицию преследования. Мы выскочили на прямую. Бегуны рассыпались, стремясь к ленточке. Я нашел брешь впереди себя, обошел Вэгли, который вел всю дистанцию, и поравнялся с остальными.

Теперь появился шанс быть третьим. Только Мунс и Керр были впереди меня, но у меня был свободный путь к ленточке. Я понял, что мое дело поправилось, что смогу быть вторым, и вложил все в финишный рывок.

Мунс, казалось, замедлял бег. Примерно за 20 м до финиша я внезапно почувствовал, что могу выиграть. Все, что я помню, начиная с этого момента, состоит в том, что я швырял все, что у меня осталось, в финишный спурт и подстегивал себя вперед. Финишная линия стремительно была пройдена. Я протрусил около 10 м и обхватил руками подвернувшийся столб, изнемогая от утомления.

Я не знал, каким я пришел. Я был настолько в восторге от того, как провел бег, что мне было все равно, был ли я первым или вторым.

Я стоял, обхватив столб, на внешней части дорожки до тех пор, пока не начал «отходить». Я повернулся и пошел назад к линии финиша, разглядывая по дороге бегунов, которых победил. Мне пришло в голову тогда, что я победил некоторых величайших полумилевиков в мире.

Теперь я вспоминаю, что люди суетились вокруг меня, поздравляли, но их слова ничего не значили, и я еще оставался в неведении относительно своего места на финише. И не видел, как Роже Мунс свалился на колени в отчаянии, иначе я все бы понял.

Роже подошел ко мне. Он выглядел утомленным. Он поздравил меня, и я спросил его: «Кто победил?» Роже сказал: «Ты».

Ошеломление победой

Это был удивительный момент. Что я должен делать теперь? В моей памяти мгновенно пронеслись фильмы об олимпийских играх прошлых лет, и в них я видел чемпионов, скачущих на дорожках, дающих, по-видимому, волю переполнявшим их радостным эмоциям. Но я чувствовал себя оглушенным, отчасти из-за усталости, отчасти из-за неверия, что такая вещь теперь случилась со мной.

Что такое эмоции и было ли это чувство моими эмоциями? Всякий из нас чувствовал себя усталым, а я еще к тому же недостаточно освоился с олимпийской ареной, чтобы мне захотелось поиграть в самоуверенного аса, прыгать от радости и посылать приветы в толпу.

Теперь, познав очень многое, я проделываю то, что, по моему мнению, общепринято — круг почета, но бывают случаи, когда вы делаете нечто такое, чтобы удовлетворить себя, и не заботитесь о том, что подумают о вашей реакции другие. Это мгновения вашего триумфа.

В Риме все это мне в голову не приходило. Я подумал: «Вот так здорово, я выиграл». Но все же не собирался сходить с ума по этому поводу. Возможно, это означало, что я представил свою победу в ее настоящем виде. В конце концов, все могло легко обернуться иначе.

Я думаю, это довольно тошнотворное зрелище, когда некоторые победители представляются публике в ущерб своим товарищам по борьбе, которых они только что побили. Это необычное поведение у некоторых спортсменов, конечно, проявляется естественно и неосознанно (у Отиса Дэвиса, например, когда он выиграл 400 м), но для меня такая вещь была бы искусственной игрой. Исполнить танец победы естественно я не могу.

Я отвечаю на победу широкой улыбкой, и это, пожалуй, было все, чем я выразил свою радость в Риме. Улыбка не сходила с моего лица в течение нескольких дней. Но вот итальянский диктор на английском языке подтвердил то, что сказал мне Мунс на финише. Победил я. Я узнал, что побил также и олимпийский рекорд. Успех был полный.

Довольно забавно вспомнить, что в день финала по пути на стадион в джипе, где ехали Артур, Мюррей, Вэл Слоупер и я, Вэл призналась, что ощущает чрезвычайную нервозность. Она спросила меня, как я себя чувствую. Я сказал: «Надеюсь, что остальные ребята будут бежать достаточно быстро, чтобы я мог установить рекорд». Это не было хвастовством. Единственное, почему я сказал так, была уверенность в том, что я заслуживал рекорда. Я уже побил его в своем полуфинале, показав 1.47,2, если не считать того факта, что Джордж отобрал его у меня спустя несколько минут, пробежав на десятую лучше. Поэтому, рассчитывая выиграть финал, я, естественно, рассчитывал и установить новый рекорд. Однако когда на предпоследней прямой я оказался в «коробочке», мысли о рекорде в голову мне уже не приходили.

Мое замешательство постепенно улеглось, и я направился к месту старта, чтобы собрать свою одежду.

На трибунах у ограждения на вираже группа новозеландцев пробивалась к самому рву, чтобы покричать мне. Они проявляли гораздо больше эмоций, чем я. Я прошел перед трибуной и обменялся с ними несколькими фразами. Из того, что говорил, я теперь не могу вспомнить ни единого слова.

Когда я снимал лидьярдовские шиповки, услышал, что церемония награждения победителей состоится после следующего финала. Я еще парил в облаках и не обратил на это известие особого внимания, пока не прозвучал выстрел и я не увидел дюжину бегунов, уходивших со старта в начале предпоследней прямой. И только тогда осознал, что это финал бега на 5000 м, где бежит Мюррей.

Я знал тактический план Мюррея и с восторгом информировал моих соперников по финалу, что за три круга до финиша Мюррей будет иметь разрыв, обеспечивающий победу. Я надеюсь, что эти ребята простили мне мои речи, которые тогда выглядели как бред сумасшедшего.

Но вскоре подошло время, когда Мюррей должен был сделать разрыв, и я подумал: «Ну вот, теперь все кончено».

Но что такое? Мюррей, бегущий впереди, вдруг напрягается, оглядывается назад, и теперь кажется, что немец Ганс Гродоцки выигрывает. Я вскакиваю с земли, Мюррей тяжело бежит мимо меня, и я кричу ему слова ободрения.

Ему осталось бежать последний тяжелый круг.

Я отчаянно желал ему победы, но во время этого последнего круга был убежден, что он ее не добьется. Это оказалось вздором. Мюррей был мастер, я — только подмастерье. Я уже подзадорил его тем, что получил медаль первым. Конечно, он не мог упустить своего.

Во время последних 400 м я напряженно переживал за Мюррея. Возможно, лучше, чем кто-либо другой, я понимал, что он должен был чувствовать, когда силы убывают, а путь впереди невообразимо растягивается.

Но я мог только лишь кричать ему: «Давай, Мюррей!» — и при этом знал, что он даже не услышит меня.

Кажется, я был первым, кто подбежал к Мюррею после того, как он, сорвав ленточку, прошел несколько ярдов пешком, сошел с дорожки и свалился на траву лицом вниз. Пожимая его вялую руку, я знал, что он вряд ли осознает, кто перед ним. Он продолжал лежать. В течение нескольких мгновений он был почти без сознания. Но когда он «отошел» и пробежал полкруга по дорожке к тому месту, где его ждал Артур, я вдруг почувствовал себя необыкновенно гордым оттого, что теперь, после двух последовательных побед на дорожке, стадион принадлежит Новой Зеландии. Это были минуты, которые нельзя забыть.