Питер Снелл. Без труб, без барабанов - Снелл Питер - Страница 11

Эти новости Артур встретил с восторгом. «Это, — сказал он, — не что иное, как тест на выносливость, и ты, пожалуй, единственный из всех, кто достаточно подготовлен, чтобы выдержать за три дня четыре состязания».

Кто победил?

Моя уверенность росла, но в отношении первого забега всегда остается некоторая неопределенность. Как у меня получится, когда я в конце концов встану на старт? Даже в Токио, когда у меня было гораздо больше оснований не сомневаться в себе, я испытывал все же подобное ощущение.

Наконец большой день настал. Вычеркнутые из списка спортсмены ограничили весь забег до четырех бегунов, из которых в четвертьфинал могли войти лишь трое. Кроме меня в забеге были бегуны мирового класса — Эрни Канлифф (США), имевший третий результат в мире в 1960 году, Христиан Вэгли (Швейцария), бывший пятым в списке, и Иштван Рожевельди (Венгрия), в 1960 году бегун высшего класса на 1500 м. Для него бег на 800 м был пробой перед бегом на 1500 м.

Говорят, что перед стартом комментатор Би-би-си в своей будке вещал: «Это смешно. Забег из четырех человек, и вы можете назвать сразу трех первых прежде, чем дадут старт».

Нечего и говорить, что я у него не попадал в число этих трех.

Вэгли, известный как бегун, предпочитающий лидировать, вел всю дистанцию. Я сделал рывок на последней прямой и обошел его. Я не мог осознать, насколько быстро мы бежали. Я был увлечен атмосферой борьбы и совсем забыл, что у меня еще один старт вечером. Результат, который я показал, был 1.48,1, что примерно соответствует 1.48,6 на полмили и констатирует факт, что я сбросил четыре десятых со своего лучшего результата на этой дистанции. Я просто не мог бежать медленнее.

Рожевельди пришел последним; ему не повезло, потому что его 1.49,4, не прошедшие в нашем забеге, могли бы ему принести победу в большинстве других забегов.

Я чувствовал необыкновенное удовлетворение. Я чувствовал, что мне ни в коем случае не придется по-настоящему выкладываться. Артур, который по стратегическим соображениям стоял на 200-метровой отметке, был, очевидно, тоже вовсю доволен. «Потрясающий бег, — сказал он. — Теперь давай-ка подготовимся к вечеру». На весь остаток дня он повесил на моей двери надпись: «Не беспокоить».

Я увидел, что среди наших спортсменов моя победа была главной сенсацией дня. Внезапно я стал представлять большую ценность.

Четвертьфиналы должны были начаться в половине пятого этого жаркого дня, и когда Джо Мак Мэйнемин раздобыл копию списка забегов, мы все были взволнованы, обнаружив, что мне выпало бежать с худощавым бельгийцем Роже Мунсом, обладателем мирового рекорда на 800 м и главным претендентом на золотую медаль в этом виде. Тут было над чем подумать.

Само собой разумеется, мой подход к этому состязанию несколько отличался от утреннего. Я имел уже большую, чем раньше, уверенность в своих силах и, следуя тактическому плану, разработанному у меня в комнате, довольствовался тем, что весь первый круг бежал в конце забега, откуда мог следить за происходящим. К началу предпоследней прямой я подтянулся, почувствовав легкое утомление. За 300 м до финиша сделал рывок и вошел в лидирующую группу. В энергичном темпе мы вышли на прямую. Здесь Роже сделал вызов и оставил меня сзади. Взгляд, брошенный назад, сказал мне, что остальные участники забега далеко. Не было смысла тратить дополнительную энергию, чтобы достать Роже, и я был вполне счастлив, придя вторым со временем 1.48,6, проиграв Мунсу 0,1 секунды.

Тем временем Гарольд Остэд заинтересовался моим видом и пришел посмотреть забег. Он и Джо Мак Мэйнемин выразили неодобрение той тактике бегуна на длинные дистанции, которой я следовал во время бега. «О чем ты думаешь, болтаясь так долго в хвосте забега?» — спрашивали они. «Ты у меня чуть-чуть не вызвал сердечного припадка», — сказал Гарольд. Они, очевидно, не могли осознать, что цель заключалась в том, чтобы бежать всю дистанцию в равномерном темпе.

Теперь пришла пора настоящей тактической борьбы. Приближалось новое состязание. До нас с Артуром еще раньше дошли слухи о том, что Мунс никак не преодолеет психологического барьера, и на самом деле, он ни разу не выигрывал ни одного крупного состязания. Имея в виду главным образом это обстоятельство, мы решили, что в полуфинале, где жребий снова свел меня с Мунсом, я попытаюсь выиграть бег. Это должно было бы повлиять на психику Мунса. Мне достали первый полуфинальный забег, и мы с Артуром были рады вдвойне, что Джордж Керр из Ямайки вытянул место в другом забеге и притом против любителя лидировать Вэгли.

В моем полуфинале темп бега был довольно высок на первых 400 м, а на предпоследней прямой он резко возрос. Но состязания накануне не прошли даром и начали давать знать о себе. Роже вышел вперед, оставив сзади лидера бега Канлиффа. Я немедленно последовал за ним и, пробегая мимо Канлиффа, слышал, как он отчаянно кричал своему товарищу по команде Зиберту: «Давай, Джерри!». Но бедный Джерри уже все, что мог, дал.

Я преследовал Мунса вплоть до выхода на финишную прямую, затем увеличил скорость. Во что бы то ни стало хотел я побить его у ленточки и чувствовал, что еще оставался некоторый запас сил. Это было приятно. Я показал 1.47,2, что было рекордом Игр до тех пор, пока Вэгли не подтвердил свою репутацию фронтального бегуна и не заставил Керра показать 1.47,1 и отобрать рекорд. Керр вплоть до этой стадии выглядел особенно мощно, подстерегая участников забега, а затем вырываясь на последней прямой к победе своим испепеляющим финишным спуртом. Он вычеркнул из списка лучшего американского бегуна Мерфи.

В моем забеге Канлифф и Зиберт также не заняли квалификационного места, и таким образом впервые в истории Игр, начиная с 1896 года, в финале не оказалось ни одного американца. Кстати говоря, история показывает, что 800 м выигрывались на Играх всегда спортсменами из стран, где говорят по-английски; список этих стран ограничивался Австралией, Англией, США, и так было до тех пор, пока не наступил 1960 год.

Все эти три забега я провел в туфлях, которые Артур, занимавшийся тогда обувным делом, специально сшил для меня. Эти туфли имели черно-белую отделку. После моего третьего успеха представители фирмы «Адидас» не стали терять время и предложили мне образцы их последней модели.

Безусловно, туфли фирмы «Адидас» превосходили те, что носил я, однако был еще не тот момент, чтобы мне взбрело в голову послушаться совета переменить прежние. Я уже привязался к лидьярдовским шиповкам.

Третий успех привел также к тому, что некоторые члены новозеландской команды весьма занятным образом вдруг оказались специалистами по тактике бега на 800 м. Наиболее выделялся Лес Миллз, толкавший ядро и метавший диск, который в тот вечер с серьезным видом поучал меня, каким образом я должен выиграть финал. Опять-таки я отвергал всякую мысль слушать чьи-либо советы, кроме тех, которые исходили от Артура.

Артур заверил меня, что как Мунс, так и Керр, последний в особенности, обнаружили явные признаки напряжения, когда они пробегали мимо него на 200-метровой отметке. Не знаю, хотел ли он этим дать мне психологический стимул или нет, но он добавил, что я, пробегая мимо него, выглядел «свежим».

Я удивился, на следующий день увидев, как долго разминались остальные финалисты на площадке стадиона Героев. Казалось, что они тратили теперь гораздо больше времени, чем когда проходили забеги.

Но наконец нас провели через соединительный тоннель на главный стадион, и мы двинулись, подобно гладиаторам, по последней дорожке к месту старта. Мне досталось стартовать с внешней дорожки. По команде «На старт!» Керр, Вэгли и я подготовились принять низкий старт. Все трое хотели быстро начать и захватить лидерство. Остальные трое стояли балансируя и ожидая выстрела.

После выстрела я начал напряженный спринт по своей внешней дорожке к той точке первой прямой, где разделение дорожек кончалось. Там я огляделся и нашел себя на четвертом месте. Мы продолжали бег в темпе, который казался быстрым для первой половины дистанции.