Молчание ягнят (др. перевод) - Харрис Томас - Страница 33

Это был обрывок чертежной бумаги с надписью цветным карандашом:

Старлинг оглянулась через плечо. Сэмми по-прежнему сидел на полу, лицо его, как и прежде, было пусто, голова опиралась на прутья решетки.

— Вы не могли бы прочесть это вслух? Он не услышит.

Старлинг начала:

— «Я хочу уйти к Иисусу, я хочу с Христом пойти, я смогу уйти с Иисусом, если буду хорошо себя вести».

— Нет, нет. Более жестко и ритмично, знаете, «Робин-Бобин Барабек…» — в таком темпе и ритме. Размер меняется, но напор тот же самый. — Лектер принялся тихонько отбивать такт ладонями: «Робин-Бобин Ба-ра-бек скушал сорок чело-век…» Напряженно, понимаете ли? Страстно: «Я хачу уйти к Иссуссу, я хачу с Хрестом пайти».

— Понятно, — сказала Старлинг, кладя обрывок бумаги назад на поднос.

— Да ничего вам не понятно. — Доктор Лектер вскочил на ноги, его худощавая фигура неожиданно приобрела гротескные очертания: он скорчился и присел, точно гном, подскакивая и отбивая такт ладонями; голос его звучал, словно гидролокатор: «Я хачу уйти к Иссуссу…»

За ее спиной неожиданно, словно рык леопарда, раздался голос Сэмми, низкий и громкий как у обезьяны-ревуна. Он стоял, вжимая посиневшее и напряженное лицо в решетку; вены на шее вздулись, голос гремел:

Тишина. Старлинг вдруг обнаружила что стоит на ногах, что стул ее опрокинулся, а бумаги валяются на полу.

— Прошу вас, — сказал доктор Лектер, теперь снова прямой и грациозный, словно танцор. Он указывал ей на стул, прося садиться. Он и сам легко опустился на свой привинченный к полу стул и оперся подбородком о кисть руки.

— Вовсе ничего вам не понятно, — повторил он. — Сэмми глубоко религиозен. Просто он разочарован из-за того, что Христос так запаздывает. Можно, я расскажу Клэрис, почему ты здесь, Сэмми?

Сэмми ухватился рукой за нижнюю часть лица, чтобы остановить дрожание подбородка.

— Можно, Сэмми? — повторил доктор Лектер.

— А-га-а, — произнес Сэмми сквозь пальцы.

— Сэмми положил голову своей матушки на поднос для сбора пожертвований в баптистской Церкви При Дороге, что в Труне. Они пели «Отдайте все лучшее Господу», а у него не было ничего лучше. Спасибо, Сэмми, все в полном порядке. Можешь смотреть телевизор, — приказал Лектер.

Огромный человек опустился на пол и снова прижался головой к решетке точно в той же позе, что и раньше. Мелькавшие на телеэкране образы ввинчивались в его зрачки, на лице поблескивали теперь три серебряные полоски — слюна и слезы.

— Ну-с. Посмотрим, справитесь ли вы с его проблемой, тогда, может быть, я попробую справиться с вашей. Quid pro quo.[46] Он больше не слушает.

Старлинг пришлось довольно туго.

— Содержание стиха меняется от «уйти к Иисусу» до «пойти с Христом», — сказала она — Это осмысленная последовательность: уйти к, прибыть, пойти с.

— Да, это линейная прогрессия. Мне особенно по душе то, что он знает, что «Иссусс» и «Хрест» — одно и то же лицо. Это значительный прогресс. Идея единого Бога, одновременно единого в трех лицах, трудна для восприятия, особенно для Сэмми, который вряд ли может разобраться, сколько лиц у него самого.

— Он видит причинную связь между своим поведением и целями, а это говорит о структурированном мышлении, — продолжала Старлинг. — О том же свидетельствует и способность справиться с рифмой. Его чувства не притуплены — он плачет. Вы полагаете, он шизофреник с признаками кататонии?[47]

— Да. Вы чувствуете, как от него пахнет? Специфический запах пота, напоминающий козлиный, — это транс-3-метил-2 гексеновая кислота. Запомните: это запах, характерный для шизофрении.

— И вы убеждены, что это поддается лечению?

— Особенно сейчас, когда он выходит из фазы ступора. Как блестят его щеки!

— Доктор Лектер, почему вы считаете, что Буффало Билл не садист?

— Потому что в газетах пишут, что следы веревок обнаружены на кистях рук, а не на щиколотках. Вы заметили такие следы на щиколотках женщины, которую видели в Западной Вирджинии?

— Нет.

— Клэрис, если кожу сдирают для развлечения, жертву подвешивают вверх ногами, чтобы кровяное давление в голове и груди поддерживалось как можно дольше и сознание сохранялось. Вам это неизвестно?

— Нет.

— Когда вернетесь в Вашингтон, пойдите в Национальную галерею и взгляните на Тицианово «Наказание Марсия»,[48] пока картину не отослали назад в Чехословакию. Замечательная вещь, особенно хороши у Тициана детали: посмотрите на Пана — как стремится помочь… и водичку в ведре подносит.

— Доктор Лектер, у нас возникли чрезвычайные обстоятельства и в то же время необычно благоприятные возможности.

— Для кого?

— Для вас — если нам удастся спасти эту девушку. Вы видели сенатора Мартин по телевидению?

— Да, я смотрел вечерние новости.

— Что вы думаете о ее заявлении?

— Неправильно построено, но безвредно. У нее дурные советчики.

— Она очень влиятельный человек, доктор Лектер. И очень решительный.

— Выкладывайте.

— Я считаю, что ваша проницательность необычайна. Сенатор Мартин дала понять, что, если вы поможете нам вызволить Кэтрин живой и невредимой, она в свою очередь, поможет вам получить перевод в федеральную больницу, и если там есть помещение с окном, вы его получите. Вас могут, кроме того, попросить анализировать письменные психиатрические заключения по профилю личности поступающих пациентов, короче говоря, вы получите работу. Но ослабления мер безопасности не обещают.

— Не верю, Клэрис.

— Напрасно.

— О, вам-то я верю. Но существует масса вещей, весьма характерных для человеческого поведения, о которых вы знаете нисколько не более того, как надо правильно сдирать с людей кожу. Вам не кажется, что, с точки зрения сенатора Соединенных Штатов, вы не совсем тот человек, которого следовало выбрать для подобного поручения?

— Меня выбрали вы, доктор Лектер. Вы сочли возможным говорить со мной. Вам хотелось бы поговорить с кем-нибудь другим? Или вы просто полагаете, что не способны помочь?

— Это звучит оскорбительно и неправдоподобно, Клэрис. Я не верю, что Джек Крофорд допустит, чтобы какая бы то ни было реальная компенсация добралась до этой камеры и ее обитателя… Возможно, я и соглашусь сообщить одну вещь, которую вы сможете передать сенатору. Но я действую строго по принципу «оплата при доставке». Может, я соглашусь в обмен на информацию о вас самой. Да или нет?

— Сначала послушаем ваш вопрос.

— Да или нет? Кэтрин ждет, не правда ли? Прислушивается к вжиканью ножа об оселок. Как вы думаете, что бы она вам порекомендовала сделать?

— Послушаем ваш вопрос.

— Ваше самое худшее воспоминание детства.

Клэрис набрала в легкие побольше воздуха.

— Быстрей, быстрей. Меня не интересует ваша самая худшая выдумка.

— Смерть отца.

— Расскажите.

— Он был полицейским, начальником отделения. Как-то ночью он застал на месте преступления двух домушников-наркоманов. Они выходили из аптеки-закусочной через черный ход. Когда он вылезал из своего пикапа, у него заело дробовик, и они его убили.

— Заело?

— Он затвор не задвинул до конца, а дробовик был очень старый, «Ремингтон-870», и у него патрон перекосило. Когда такое случается, дробовик не стреляет, приходится его разбирать. Я думаю, он задел бегунком затвора о дверь пикапа, когда вылезал.