Молчание ягнят (др. перевод) - Харрис Томас - Страница 32

Старлинг вдруг осознала, что думает о Кэтрин Бейкер Мартин, как о ребенке, чью фотографию она видела по телевидению: маленькая девочка на яхте.

Когда они подошли к последней тяжелой металлической двери, Алонсо позвонил.

— Научи нас любви, научи равнодушию, научи нас спокойствию и тишине.

— Простите, вы что-то сказали? — спросил Алонсо, и Старлинг поняла, что говорила вслух.

Он передал ее огромному надзирателю, отворившему им дверь. Клэрис заметила, что, повернув назад, Алонсо перекрестился.

— С возвращеньицем, — сказал надзиратель и задвинул засовы.

— Привет, Барни.

Огромный указательный палец Барни был заложен меж страниц толстой книги в мягкой обложке: он боялся потерять страницу. Старлинг прочла название: «Разум и чувствительность», Джейн Остин. Сегодня Старлинг была настроена замечать все вокруг, до мельчайших деталей.

— Как вам освещение сделать? — спросил Барни.

В коридоре между камерами было почти темно. В дальнем конце она видела яркий свет, падавший на пол из последней камеры.

— Доктор Лектер не спит.

— Как всегда. Он по ночам не спит, даже если свет потушен.

— Оставьте освещение как есть, пожалуйста.

— Идите по середине коридора, не касайтесь решеток, хорошо?

— Я хочу выключить телевизор.

С тех пор как она была здесь в последний раз, телевизор переставили. Теперь он стоял в самом конце, в небольшом холле, экраном к коридору, так что обитатели камер могли смотреть передачи, прислонившись головой к решетке.

— Это запросто. Выключите звук, только изображение оставьте. Некоторые из них любят на экран смотреть. Стул уже там, если он вам понадобится.

Старлинг пошла по слабо освещенному коридору одна. Она не заглядывала в камеры, меж которыми шла. Звук собственных шагов казался ей слишком громким. Из одной-двух камер слышался хлюпающий храп, в третьей кто-то приглушенно хихикал.

В камере умершего Миггза теперь был новый обитатель. Она видела длинные ноги, вытянутые на полу вдоль решетки, и голову, прижатую к прутьям. Проходя мимо, Старлинг посмотрела внимательнее. На полу, посреди обрывков чертежной бумаги, сидел человек с абсолютно пустым лицом. Широко раскрытые глаза отражали мелькание экрана, блестящая нить слюны протянулась от уголка рта к плечу.

Ей не хотелось заглядывать в клетку доктора Лектера, прежде чем станет ясно, что он ее заметил. Она прошла мимо, не повернув головы и ощущая странное покалывание между лопатками, подошла к телевизору и выключила звук.

На докторе Лектере была белая больничная пижама, белой была и камера, и все в ней. Яркими пятнами выделялись лишь волосы и глаза доктора Лектера и красногубый рот на его лице, бледность которого из-за многолетнего пребывания взаперти почти сливалась с белизной, окружавшей его. Рот, волосы, глаза, казалось, парили в пространстве над белым воротником сорочки. Лектер сидел у стола за нейлоновой сетью, не позволявшей ему приблизиться к решетке. Он набрасывал что-то на оберточной бумаге, используя в качестве модели собственную руку. Она видела, как он повернул руку и, с напряжением сжав пальцы, принялся рисовать внутреннюю сторону предплечья. Чтобы смягчить резкие линии, проведенные углем, он растирал их мизинцем, словно растушевкой.

Она подошла чуть ближе к решетке, и он поднял голову. Старлинг показалось, что все тени камеры сосредоточились в его глазах и треугольнике волос надо лбом.

— Добрый вечер, доктор Лектер.

Губы его разомкнулись, появился кончик языка, такой же красный. Язык коснулся верхней губы — точно в центре — и исчез.

— Клэрис.

Она расслышала металлический скрежет в его голосе и подумала: «Интересно, как давно он разговаривал с кем-нибудь в последний раз?» Биты[42] молчания…

— Поздновато для курсанта Академии, — сказал он.

— И по ночам приходится учиться, ответила она, жалея, что голос ее звучит не очень-то бодро. — Вчера я была в Западной Вирджинии…

— Вы поранились?

— Нет, я…

— А пластырь зачем? Тут она вспомнила.

— Ну да я поцарапалась о бортик бассейна, когда плавала сегодня днем. — Пластырь на икре нельзя было увидеть под брюками, он чувствует запах. — Я была в Западной Вирджинии вчера. Они там обнаружили тело самой последней жертвы Буффало Билла.

— Не совсем самой последней, Клэрис.

— Почти самой последней.

— Да.

— Она была оскальпирована. Точно, как вы сказали.

— Вы не возражаете, если я буду рисовать, разговаривая с вами?

— Нисколько, пожалуйста.

— Вы осматривали останки?

— Да.

— А прежние его опыты вы видели?

— Нет, только фотографии.

— Как вы себя чувствовали?

— Сначала мне стало не по себе. Потом я была занята.

— А потом?

— Потрясена.

— И вы могли функционировать нормально? — Доктор Лектер потер уголек о край оберточной бумаги, чтобы заострить кончик.

— Отлично. Я функционировала отлично.

— Для Джека Крофорда? Или он больше не выезжает на место преступления?

— Он был там.

— Клэрис, доставьте мне удовольствие — на одно мгновение, прошу вас. Наклоните голову вперед… Просто повесьте голову, словно спите. Еще секундочку. Спасибо, теперь уловил. Садитесь, если хотите. Вы говорили Джеку Крофорду о том, что я вам сказал, до того как ее нашли?

— Да. Он… Ну, он фактически отмахнулся…

— А после того как он увидел этот труп в Западной Вирджинии?

— Он разговаривал с его главным советником по этим вопросам, из университета…

— С Аланом Блумом.

— Точно. Доктор Блум сказал: Буффало Билл подстраивается под образ, созданный журналистами: бульварные газетенки всячески обыгрывали идею, что вот-вот этот парень начнет снимать с жертв скальпы. Доктор Блум сказал: всем было ясно, что Буффало Билл именно так и поступит.

— Доктору Блуму было ясно, что Буффало Билл именно так и поступит?

— Так он сказал.

— Ему было ясно, но он предпочел промолчать. Интересно. А вы что думаете, Клэрис?

— Не могу сказать с уверенностью.

— Вы изучаете психологию, судебную медицину. Там, где сливаются эти два потока, можно взять хороший улов, не правда ли? Каков ваш улов, Клэрис?

— Пока что небогатый.

— Что эти науки говорят о таких, как Буффало Билл?

— По классическому определению он — садист.

— Жизнь слишком скользкая штука, чтобы судить о ней по классическим определениям, Клэрис. Гнев представляется похотью, волчанка — крапивницей.[43] — Доктор Лектер закончил набросок левой руки, переложил уголь из правой в левую и принялся за набросок правой, действуя столь же уверенно. — Вы имеете в виду определения из книги доктора Блума?

— Да.

— Про меня вы там тоже прочитали?

— Да.

— И как он меня описывает?

— Как случай чистой социопатии.

— Вы полагаете, доктор Блум всегда прав?

— Я все жду, когда проявится недостаточная глубина аффекта.[44]

Доктор Лектер улыбнулся, обнажив в улыбке мелкие белоснежные зубы.

— Крупные специалисты окружают нас со всех сторон, Клэрис. Доктор Чилтон утверждает, что Сэмми — тот, что позади вас, — страдает гебефренией[45] и окончательно потерян для мира. Он поместил Сэмми в камеру покойного Миггза, так как полагает, что Сэмми уже сказал жизни последнее «прости». А вы знаете, как обычно развивается гебефрения? Не беспокойтесь, он вас все равно не услышит.

— Эти больные труднее всего поддаются лечению, — ответила она. — Обычно они безвозвратно уходят в себя или у них наступает дезинтеграция личности.

Доктор Лектер извлек что-то из-под листов оберточной бумаги и положил на передвижной поднос. Старлинг подтянула поднос к себе.

— Только вчера Сэмми переслал мне это во время ужина, — сказал доктор Лектер.