Слон Килиманджаро - Резник Майкл (Майк) Даймонд - Страница 45

Слоун покачал головой.

— Я возьму бивни.

— Но бивней не будет, если он не убьет слона, — заметил Райc.

— Он убьет.

— С чего такая уверенность?

— Я уже видел, как управляется лумбва с топором.

— Но каким образом человек может убить слона одним топором? — наскакивал на него Райc.

— Он обезноживает слона.

— Что вы хотите этим сказать? Слоун повернулся к Гюнтерманну.

— Это ваш лумбва, вы и рассказывайте. Немец усмехнулся.

— Если я начну рассказывать людям, как он это делает, кто будет со мной спорить?

— Послушайте, деньги на кон я уже поставил, я могу ничего этого не увидеть, так что очень хочу, чтобы мне хотя бы рассказали об этом, — сердито бросил Раис.

— Хорошо, — кивнул Слоун. — Лумбва выслеживает слона, приближается футов на сорок. Дожидается нужного направления ветра, подкрадывается к слону сзади и перерубает сухожилие на одной из задних ног в футе от земли. — Он повернулся к немцу. — Так?

Гюнтерманн лишь улыбнулся в ответ.

— Большинство животных прекрасно обходится тремя ногами, — продолжил Слоун, — но слону необходимы все четыре. Перерубленное сухожилие приковывает его к месту.

— Понятно, — кивнул Райc. — Ему удалось обездвижить слона. Но как он его убивает?

— Все слоны — правши или левши, — ответил Слоун. — Лумбва не нападает, не выяснив, какая сторона у слона любимая.

— А какой ему от этого прок? — удивился Райc.

— Слон с перерезанным сухожилием начинает вертеться на месте, вытянув хобот и стараясь обнаружить своего врага. Вот тогда лумбва или отсекает конец хобота, или просто глубоко вонзает топор в хобот.

— А потом?

— Если рядом другие слоны, бежит в укрытие, если слон один — стоит в двадцати футах и ждет, пока слон не изойдет кровью.

— Как-то это все мерзко! — поморщился Райc.

— Зрелище не из приятных, — согласился Слоун. — Как только я решу, что слону не выжить, я прострелю ему голову, чтобы избавить от ненужных страданий.

— И вы уверены, что лумбва это по силам? — спросил Райc.

— Да, конечно. Впрочем, от ошибок никто не застрахован.

— Если все так легко, как вы говорите, почему еще не перебили всех слонов? — с горечью спросил Райc.

— Я не говорил, что это легко. Я лишь сказал, что такое возможно.

— Полагаю, мне прямо сейчас надо признать свое поражение, — усмехнулся Райc.

— Нет, — покачал головой Гюнтерманн. — Завтра пойдем на охоту.

— Ради чего?

— Вы не первый человек, кто сомневается в способностях Тумо, — ответил немец. — Я всегда даю ему новенький доллар Марии-Терезы, когда он выигрывает пари. Зачем лишать его заработка?

— Почему просто не заплатить ему? — спросил Слоун.

— Деньги я плачу только за выполненную работу, — покачал головой немец.

— А потом всегда есть шанс, что он промахнется, — добавил Слоун. — Если такое произойдет, вы заберете свой выигрыш у Ван дер Кампа, когда заглянете сюда в следующий раз.

— Это правильно! — кивнул Райc. — Кстати, а сколько ему дается попыток? Я хочу сказать, если он окажется столь неуклюж, что спугнет слона, будет ли это считаться за попытку?

— Попытка ему дается только одна, — ответил Гюнтерманн. — Если он начинает подкрадываться к слону, значит, это тот слон, на который мы спорили.

— И вы согласны включить это условие в наш договор?

— Да.

Райc вновь заказал всем пива. Уже начало смеркаться, на реке расквакались лягушки.

— За бивни и половину выигрыша я готов пойти с лумбва вдвоем, — предложил Слоун. — Этим мы сэкономим время.

— Нет, — запротестовал немец. — Я тоже пойду. Мне нравится смотреть, как работает мой лумбва.

— Хорошо, — не стал спорить Слоун. — Но только он и вы, никаких сопровождающих. Если мы начнем отстреливать дичь, чтобы накормить ваших боев, то распугаем всех слонов, а я не могу целый месяц гоняться за одной парой бивней.

— Согласен, — кивнул немец. — Вы возьмете вашего кикуйю?

— Он всегда со мной.

Гюнтерманн вновь кивнул:

— Хорошо! Нам понадобятся два боя, чтобы принести сюда бивни.

Наутро все четверо двинулись от реки в саванну. Тумо, из племени лумбва, и Каренджа, кикуйю, следопыт Слоуна, подчеркнуто не замечали друг друга. Гюнтерманн страдал от похмелья, так что первые два часа они прошагали молча. То и дело им встречались громадные стада антилоп-гну и газелей, но ничего крупнее жирафа. Еще через час они сняли с плеч рюкзаки и присели в тени десятифутового термитника.

— Как скоро мы возьмем след слона? — спросил Гюнтерманн, приложившись к фляжке.

— Трудно сказать. — Слоун, сняв левый ботинок, выковыривал песчаную блоху из-под ногтя большого пальца. — В этих краях много стреляли. Слоны перебрались на восток, возможно, и на север, и стали очень осторожными.

— Как вы думаете, сегодня мы найдем след? — не отставал Гюнтерманн.

— У нас уйдет на это два или три дня, — ответил Слоун. — Если нам повезет.

— Вы уверены? Слоун пожал плечами;

— Всякое случается. Всегда можно наткнуться на одинокого самца, но охотники за слоновой костью знают, что на каждый выстрел надо отмахать двадцать пять миль, если, конечно, ты не из тех, кто отстреливает самок и детенышей. — Он помолчал, чтобы прихлопнуть муху цеце. — А что? Хотите вернуться на Торговый пост?

— Райc практически смирился с проигрышем, — напомнил Гюнтерманн.

— Смирился он или нет, это ваши с ним дела, — ответил Слоун. — Если я не получаю слоновую кость, то половина денег — моя.

— Тогда пошли за слоном! — Гюнтерманн поднялся.

— Как скажете. — Слоун надел ботинок.

— А как вы здесь оказались? — раздраженно спросил Гюнтерманн. — Слонов-то нет.

— Я вернулся из Уганды за носильщиками, — ответил Слоун. — Вождь деревни ачоли разозлился на меня, и мне пришлось спешно ретироваться. Мои люди меня бросили, за исключением Каренджи.

— Ничего не понимаю. Ачоли хотят вас убить, но вы все равно намерены вернуться в Уганду. Почему?

— Я припрятал там три тонны слоновой кости, — ответил Слоун. — Как только найму носильщиков, а может, и нескольких солдат из местных, которые умеют обращаться с ружьями, я вернусь за моим кладом.

— Ясно. — Гюнтерманн вытер лицо носовым платком. — Но почему вы так далеко ушли за носильщиками?

— Они не дезертируют, если не будут знать местных наречий и не смогут без меня найти дорогу домой, — ответил Слоун.

Они шли и шли по саванне, встречались им лишь импалы, зебры да канны. Один раз они увидели страуса, который, заметив их, унесся со всех ног. Когда они присели под акацией, чтобы перекусить, внезапно появились две львицы и прошествовали мимо в тридцати ярдах, полностью их проигнорировав. Вскоре показался носорог, яростно зафыркал, вроде бы собрался атаковать, но проскочил мимо, высоко подняв хвост.

К вечеру счет увиденных антилоп шел уже на тысячи, а птиц — на десятки тысяч, но выйти на след слона им так и не удалось. Лагерь они разбили в зарослях терновника, Тумо и Каренджа по очереди несли вахту, а вокруг кипела ночная жизнь вельдта: пронзительно смеялись гиены, грозно рычали львы, испуганно ржали зебры.

Утро ничем их не порадовало, и лишь когда солнце подходило к зениту, они наткнулись на кучу слоновьего дерьма. Каренджа подошел, присел, покопался в дерьме рукой.

— Бариди, бвана*7, — объявил он, когда к куче шагнул лумбва.

— Что он говорит? — спросил Гюнтерманн.

— Он говорит, что дерьмо холодное, то есть куча старая и оставлена давно, — ответил Слоун. — За этим слоном идти нет смысла.

— Чушь какая-то! — воскликнул Гюнтерманн, когда Тумо подтвердил вывод Каренджи. — В прошлом году здесь бродили тысячи слонов!

— Это же не дома, Гюнтерманн, — усмехнулся Слоун.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что они не остаются там, где вы их когда-то видели.

Они прошли еще семь миль, увидели канн, бабуинов, вновь присели, чтобы перекусить, отправив Тумо осматривать окрестности. Он вернулся через полчаса, объявив, что нашел свежий след.