Тезей - Проталин Валентин - Страница 39

- Что же получается... Великий Зевс выбрал себе сам себя, - сообразил Аполлон.

- Не совсем, - рассудил Арес.

- Не совсем, - опять поддержал его Дионис. - Однако можно и так сказать.

- Дурачок, - раздался рядом с Аполлоном голос Геры. Так близко от него, что казалось, будто он сам заговорил женским голосом. - Не о том речь. Да к этому яблоку я бы и руки не протянула. Речь идет о прекрасном.

- Это ты сейчас сказал? - спросил Аполлона Зевс.

- Я, - ответил Аполлон.

- Женским голосом, - уточнил всецарь.

- Ну и что, - пожал плечами водитель муз.

- Мастер, - усмехнулся Зевс.

- Скажи, мастер, что такое прекрасное? - Это выступил Дионис.

Аполлон сдвинул брови и молчал.

- Молчит, не знает, - обрадовался Арес.

- Молчу, потому что знаю, - отпарировал водитель муз. - Прекрасное отдано моей божественной власти. Как назову, так и будет правильно.

- Скажи тогда, что такое красота? - продолжал допрос Дионис.

- Красота - это Гера, - нашелся Аполлон.

- Правильно, - раздался рядом с ним голос всецарицы.

- Вот и договорились, - подвел первые итоги Зевс. - А ты что молчишь? обратился он к Аресу.

- Я мог бы и не говорить. Кроме тебя, отче, все здесь свихнулись. Кто у нас богиня любви? - Арес победоносно обвел взглядом своих соперников. Афродита! Значит она и прекраснейшая. Великой божественной волей при разделении уделов ей отдано это владение. Или, по их мнению, - Арес грозно глянул на Аполлона и Диониса, - всемогущая воля не истинна? Или порядок в мироздании, ею установленный, - ничто?

- А если тебя бы назначили богиней любви, - рассмеялся Аполлон, - ты бы и стал прекраснейшей?

- Арес рассуждает, как какой-нибудь афинский управляющий с ключами от кладовой, - добавил и Дионис, - только в этой кладовой хранятся не вина, а законы и правила.

- И такому вояке я рожала детей, - раздался в чертогах всецаря недовольный голос Афродиты. - Совсем помешался на приказах.

Афродиту Зевс как не услышал, а поглядел на Диониса:

- А ты что скажешь?

- Я скажу, что и Гера, и Афродита прекрасны, - приступил к своей речи Дионис, - но прекрасна и Афина. На что я хочу обратить внимание всемогущего Зевса? А вот на что. Гера и Афродита прекрасны. К их красоте нечего добавить. Они в полном расцвете. Они - состоявшееся украшение мироздания. Афина же - воплощение юности и невинности. В ней - еще и будущее. Разве не прекрасно то, что мы ждем еще прекрасного от прекрасного...

- Это какая же я несбывшаяся! - ворвался в собрание голос Афины.

- Так его! - расхохотался Зевс. - Ты, хитрец, сам себя перехитрил... Нет, - рассудил всецарь, перестав смеяться, - надо искать ответ в другом месте.

И на стене напротив него зажегся прямоугольник движущейся картинки. Сначала на ней заплескались легкие морские волны. Потом появилось покачивающееся на них судно. И Геракл - на его корме. Но быстро все изменилось: на небольшом пространстве моря возникли двенадцать кораблей.

- Геракл с Тезеем отправились к амазонкам, - пояснил молчавший все это время Гермес. - О них, отче, я тоже доложить собирался.

- Тоже мне событие, - проворчал Зевс.

Шум волн на движущейся картинке смешивался с голосами людей. Картинка спорхнула вниз и остановилась над палубой корабля Тезея. Здесь молодые мужчины, перебивая друг друга, то говорили, то будто пели..

- Поэты, - усмехнулся всецарь, - послушаем, что они напоют.

И действительно, на тезеевом корабле и сам афинский царь, и Мусей, и Пилий, и другие, чтобы скоротать время, устроили нечто вроде поэтического состязания. Поскольку каждый из них со своей напевной строкой стремился не отстать от соперников, они уже и не прибегали к помощи струн. Ненужные сейчас кифары и барбитоны лежали рядом на мягком широком ковре, расстеленном на палубе.

Так сладок твой голос, что музыку он порождает

Это пропел Мусей, хотя богам было все равно, кто поет, они вслушивались только в ритмические фразы.

.

Прекрасное тело и всякою частью прекрасно

Это был, кажется, Пилий.

- Ну, ну, - одобрительно прогудел Зевс, - вроде по делу поют, по нашему делу...

Поэты соревновались.

Прелестны в тебе и начала твои, и концы

Пурпурное и виноцветное - центр вселенной

И сколько гармонии - будто бы звезды на небе,

Над бездною ты поднимаешь свои острова

- Это про груди и женские выпуклости что ли? - рассудил всецарь.

Повсюду твои острова, словно лодки спасенья

Это долетел до богов голос Тезея.

- О чем они все-таки, - насторожился Зевс.

- Они не про женские прелести, они восхваляют море, по которому плывут, - пояснил Гермес.

- Поэты... опять поют не о том, о чем надо, - рассердился всецарь.

- Про море, вокруг которого смертные расселись, как лягушки на берегах пруда, добавил Арес злорадно.

- Ослы гремучие, - вырвалось у Аполлона.

- Пьяницы, - добавил Дионис, но без всякого осуждения.

- Они - из твоих сочинителей, - мстительно вставил Арес, глядя на Аполлона.

- Нужны они мне, - пренебрежительно скривился водитель муз.

- Не нужны? - заинтересовался Дионис.

- Хватит, - махнул рукой всецарь.

И картинка тут же изменилась, быстро понеслась над волнами моря, над его простором, достигла берега, пронеслась над сушей и остановилась на поляне близ лесистого склона горы Иды, где на стволе поваленного дерева сидел мальчик лет восьми в широких штанишках и потертой тунике и надевал на голову фригийский колпак, но колпак улетел, зацепившись за не замеченную ребенком сухую ветку.

- Парис... Он знает вкус молока медведицы, - сказал Гермес.

- Вот ему и решать, кому достанется это проклятое яблоко, - объявил Зевс.

- Ка-ак?! Почему? - крайнее замешательство, оторопь, растерянность охватили все божественное собрание

- Он же еще маленький, - пыталась поправить положение Гера.

- Вырастет, - пообещал всецарь. - И кончим на этом.

Из чертогов Зевса Аполлон, Дионис и Арес вылетали вместе, держась друг друга. Мало ли как встретят каждого в отдельности, как приветят каждого из них богини, поручения которых они взялись выполнять. Вместе как-то спокойней. Летели бессмертные дружной троицей, словно не они только что остро соперничали.

- Значит, поэты тебе, Аполлон, не нужны, - уточнил Дионис деловито.

- Можешь забрать их себе, - проворчал тот.

- Певцы все-таки, - рассудил Дионис.

- Они и безголосые бывают, - презрительно прогудел Аполлон.

- Сплошь и рядом, - согласился Дионис. - Значит, забираю. Ты свидетель, - повернулся он к Аресу.

И чтобы отвлечь братьев от только что сказанного, раскатисто захохотал:

- Ловко рассудил наш отче.

- Как это? - не понял Арес.

- А так, если что случится из-за яблока, отвечать придется Парису. Пусть только вырастет.

- Ха-ха-ха, - загрохотали и Аполлон, и Арес.

Дионис тоже подхохатывал: он один был в выгоде от встречи. Если яблоко для прекраснейшей из богинь никому пока и не досталось, то поэтов под шумок закрепил с сего дня Дионис за собой.

И остается уповать на чудо.

Ты не настолько с женщиной един,

Чтоб истинное из ее глубин

Поднять и мир преобразить... Откуда

И что берется? Крикнуть: не забуду?

А что ты не забудешь? Назови.

Что видишь ты в явлении любви?

И сам-то ты пришел сюда откуда?

Вот женщина, и в ней - не замечал?

Священные начала всех начал.

А в том числе - и своеволье блуда.

Чудесное нам вызвать не дано.

Как в пропасти, запрятано оно.

Вся наша неустроенность отсюда...

Никаких амазонок не было. Все это сказки, этак лет через тысячи две установят мужчины. Некоторые из них, правда, не то чтобы засомневаются в этой правде своей, а вроде как почувствуют, что чего-то стало не хватать, что важное нечто утрачено. А чувство такое, между прочим, тоже своеобразное свидетельство в пользу амазонок, а не в пользу тех мужчин, которые две тысячи лет спустя заявят: не было, и все тут.