Ковчег Спасения - Рейнольдс Аластер - Страница 21

Нельзя сказать, что Клавейн недолюбливал гиперсвинов, хотя и не питал к ним особой симпатии. Он сталкивался с ними достаточно часто, чтобы понять: их внутренний мир не менее сложен, чем у людей, которые их создали для службы человечеству, и нельзя подходить к ним с одной меркой. Один свин с Ганеша, индустриального спутника Шива-Парвати, трижды спасал Невилу жизнь во время пограничного кризиса, который разразился в этой системе в 2358 году. Двадцать лет спустя на Луне Ирравели, спутнике Фанда, банда «свиней» захватила в плен восьмерых солдат Клавейна. Свиньи начали пожирать их живьем, когда те отказались открыть какие-то секреты Конджойнеров. Из восьмерых удалось выжить только одному, и Клавейн помнил его боль как свою собственную. Он до сих пор носил эти воспоминания в себе, заперев их в самой потаенной части сознания, куда никто не мог случайно добраться. Но даже такое не заставило его ненавидеть «свиней» как вид.

Вряд ли о же самое можно сказать о Ремонтуа. Когда-то в далеком прошлом ему довелось пережить еще более ужасный и продолжительный эпизод. Он побывал в плену у пирата-гиперсвина по прозвищу Седьмой Заход. Седьмой Заход принадлежал к одному из первых поколений гиперсвинов, и нейрогенетические приращения оставили в его сознании множество психотических шрамов. Пират не просто держал Ремонтуа взаперти — он лишил его мысленной связи с остальными Объединившимися, что само по себе причиняло мучения. Впрочем, Седьмой Заход этим не ограничился. Он пользовался и другими методами, более старыми. И, надо сказать, весьма умело.

В итоге Ремонтуа спасли, а гиперсвин погиб. Но Клавейн знал, что психологические раны его друга до сих пор не зажили, и время от времени боль прорывается, как нарыв. И поэтому, когда Ремонтуа проводил предварительное траление, Клавейн очень внимательно наблюдал за ним. Эту процедуру можно было без особых усилий превратить в изощренную пытку. Пока Ремонтуа не сделал ничего неуместного — более того, действовал даже слишком осторожно, — однако Клавейн не мог избавиться от дурного предчувствия. Если бы пленник не был гиперсвином… И если бы у Ремонтуа не возникало определенных ассоциаций…

Наблюдая за роботом-перевозчиком, который удалялся от «Ночной Тени», Клавейн отметил, что последнее время ничего не слышал о гиперсвине, и что некоторое время будет думать об этой истории. Потом улыбнулся. Глупости, сказал он сам себе. В конце концов, это просто «свинья».

Клавейн послал примитивной субличности перевозчика мысленную команду, платформа качнулась и отчалила от темного корпуса «Ночной Тени», похожей на кита, и поплыла прочь, сквозь часовой механизм непрестанно вращающихся колец к зеленому сердцу кометы, где царила невесомость.

Эту уникальную крепость построили в числе последних. Материнское Гнездо во всех отношениях — хотя в начале войны она была всего лишь самой крупной из тайных лагерей Конджойнеров. Две трети Объединившихся находились на мелких военных базах, рассеянных по всей системе. Эта раздробленность создавала целый ряд проблем. Отдельные группы разделяло расстояние в несколько световых часов, и противнику ничего не стоило перехватить их сообщения. Строить стратегию в реальном времени становилось невозможно, равно как и слить коллективные сознания двух или более гнезд. Разобщенность нервировала Объединившихся. В конце концов, с большой неохотой, фракция приняла решение объединить все базы, образовав единое Материнское Гнездо — в надежде на то, что централизация принесет выгоды, которые оправдают риск потерять все и сразу.

Оглядываясь на прошлое, решение можно считать очень удачным.

Приближаясь к мембране, которая окружала зону невесомости, перевозчик притормозил. Рядом с гигантской изумрудной сферой Клавейн внезапно почувствовал себя крошечным. Окруженная мягким сиянием, она напоминала миниатюрную планету. Раздался хлопок, и робот проник сквозь мембрану.

Клавейн поднял раму, позволяя воздуху ядра смешаться с атмосферой в кабине перевозчика. Запах зелени защекотал ноздри. Воздух был великолепный — прохладный, свежий, влажный, наполненный ароматом леса после утренней грозы. Клавейн бесконечное число раз посещал Ядро, но аромат напомнил ему не о тех визитах, а о детстве. Он не помнил, когда и где это было, но он уже шел через такой лес — вернее, очень похожий. Где-то на Земле. Кажется, место называлось Шотландией.

В Ядре гравитация отсутствовала. Но растительность, которая наполняла его, не напоминала бесформенную зеленую массу, свободно плавающую в пространстве. Через всю сферу, от одной стенки к другой, тянулись дубовые перекладины длиной около трех километров. То соединяясь, то ветвясь, они составляли симпатичный деревянный «скелет». Некоторые отростки раздувались, внутри образовывались уютные пустоты, освещенные фонариками пастельных тонов. Более мелкие «ветки» сплетались в трехмерные ячейки, где крепилась основная часть растений. Вся эта сложная конструкция была увита оросительными и питающими трубками, подключенными к системе жизнеобеспечения, которая пряталась в самом сердце Ядра. По всей поверхности мембраны были беспорядочно разбросаны «солнечные лампы» — кое-где их можно было разглядеть сквозь листву. Сейчас они горели ярко-синим цветом, имитируя полуденное небо. Ближе к «вечеру» спектр освещения начнет сдвигаться в сторону длинных волн, окрашиваясь оранжевыми и ржаво-красными оттенками заката. Местные сутки составляли двадцать шесть часов, как на Йеллоустоуне.

Потом наступит ночь. Сферический лес оживет, наполнившись стрекотанием и голосами тысяч фантастических ночных животных. Сидя на «перекладине» где-нибудь в центре ядра, в темноте, в самом деле можно было поверить, что лес простирается во все стороны на тысячи километров. Достаточно было удалиться метров на сто от мембраны — и вращающиеся кольца исчезали в листве, а шум их работы не проникал внутрь.

Робот петлял среди зелени. Он точно знал, куда нужно доставить пассажира. Повсюду Клавейн видел других Объединившихся, но в основном это были дети и старики. Младенцы рождались в триплете с обычной гравитацией. Начиная с шестимесячного возраста, их привозили в Ядро — регулярно, через равные промежутки времени. Здесь, под надзором взрослых, они учились двигаться и ориентироваться в условиях невесомости. Большинство малышей считали это просто игрой, но именно в это время отбирали лучших из них — тех, кому в будущем придется вести войны в космосе. Их было мало, очень мало — детей, которые демонстрировали столь высокие способности к пространственной ориентации, что их ожидало место в команде планирования боевых операций.

Старики были слишком слабы, чтобы долго находиться на уровнях с высокой гравитацией. Однажды они перебирались в Ядро и уже его не покидали. Клавейн как раз пролетал мимо такой пары. Каждый был одет в поддерживающую «сбрую» — медицинскую обвязку, которая удваивала силу мышц. Ноги стариков безвольно волочились по воздуху, точно раздумывая, стоит ли вообще делать какие-то движения. Воспитатели убеждали пятерку детей оттолкнуться от деревянной перекладины и отправиться в открытое пространство.

Непосвященному сцена могла показаться зловещей. Дети были облачены в черные «скафандры» и шлемы, защищающие от острых веток, глаза закрыты выпуклыми темными очками, которые затрудняли восприятие окружающей среды. Старики носили такие же комбинезоны, но без шлемов, что позволяло увидеть полное отсутствие радости на их лицах. Выглядят так, будто отправляют заупокойную службу, подумал Клавейн. Так серьезно, что дальше некуда.

Он активизировал свои имплантанты, чтобы выяснить истинное положение дел. Пространство мгновенно расцвело кричаще яркими структурами. На детях появились туманные наряды, исчерченные огненными завитками и зигзагами, которые походили на племенные знаки. Головы были обнажены, шлемы, отягощавшие их, исчезли. Два мальчика, три девочки. Клавейн оценил их возраст: примерно от пяти до семи. Чувства, которые они испытывают, радостными не назовешь, хотя никто из них не кажется подавленным или безразличным. Скорее, дети выглядели чуть-чуть напуганными и взволнованными. И, несомненно, присутствовало соперничество: каждый взвешивал свои шансы и риск первым оказаться в воздухе.