Город бездны - Рейнольдс Аластер - Страница 36

На следующий день Амелия принесла в коттедж мои пожитки и предоставила мне возможность осмотреть их в одиночестве. Меня мучило любопытство, но сосредоточиться на новой задаче оказалось трудно. Мне снова приснился Небесный Хаусманн, и я снова был вынужден наблюдать события его жизни. В прошлый раз это произошло, скорее всего, во время «размораживания» — по крайней мере, это был первый сон о Хаусманне, который я отчетливо запомнил.

Теперь я увидел новый эпизод и, хотя между первым и вторым в его жизни был большой промежуток, они явно следовали в хронологическом порядке, как главы из книги.

И моя ладонь снова кровоточила. Рана покрылась жесткой коркой, капли крови испачкали простыню.

Не требовалось особого воображения, чтобы обнаружить связь между этим двумя явлениями. Я откуда-то вспомнил, что Хаусманн был распят, и отметина на моей ладони имитировала его рану. Я точно встречал человека с подобной раной — это было недавно и одновременно бесконечно давно. Кажется, того человека тоже мучили странные сновидения, от которых он не мог избавиться.

Может быть, вещи, принесенные Амелией, дадут ключ к разгадке? Я приказал себе на время забыть про Хаусманна и сосредоточился на другой задаче, не менее важной. Все, чем я владел сейчас, не считая имущества на Суоне, лежало в неприметном кейсе, прибывшем со мной на «Орвието».

Во-первых, валюта Окраины Неба в крупных банкнотах южан — около полумиллиона астралов. По словам Амелии — если она располагала достоверной информацией, — на моей планете это составляло приличное состояние. Но здесь, в системе Йелоустона, эта сумма считалась мизерной. Тогда зачем я взял деньги с собой? Ответ казался очевидным. Даже с учетом инфляции, которая произойдет за тридцать лет после моего отлета, эти деньги все еще будут кое-что стоить… по крайней мере, снять комнату на ночь я смогу.

Итак: раз я вез с собой деньги, значит, предполагал, что когда-нибудь вернусь домой. Значит, я не эмигрировал, а прибыл сюда по делам.

Чтобы выполнить какую-то работу.

Еще я обнаружил эксперименталии — палочки размером с карандаш, содержащие записи воспоминаний. Возможно, я планировал продать их по возвращении к жизни. Если ты не торговец-ультра, который специализируется на всякой высокотехнологичной эзотерике, то эксперименталии — едва не единственный способ сохранить часть средств при пересечении межзвездного пространства… правда, это способ только для состоятельных людей. На эксперименталии всегда есть спрос, независимо от того, насколько продвинут или примитивен покупатель — главное, чтобы у него была хоть какая-то техника для их использования. В этом отношении на Йеллоустоуне проблем не возникнет. Последние два столетия эта планета лидировала на рынке крупных технологических и социальных разработок на территории всего освоенного космоса.

Эксперименталии были запечатаны в прозрачный пластик. Без воспроизводящего оборудования узнать об их содержимом не удастся.

Что еще?

Еще какие-то купюры, совершенно мне незнакомые: банкноты со странной структурой, портретами неизвестных людей и сюрреалистической деноминацией.

Я спросил о них у Амелии.

— Это местные деньги, Таннер. Валюта Города Бездны, — она указала на мужчину на одной стороне банкноты. — Кажется, это Лореан Силвест. А может быть, Марко Феррис. Кто-то из древних.

— Похоже, эти деньги прогулялись из Йеллоустоуна на Окраину Неба и обратно. Значит, им не менее тридцати лет. Они еще хоть что-нибудь стоят?

— Ах, немного. Я в этом не разбираюсь. Полагаю, этого достаточно, чтобы попасть в Город Бездны. Но вряд ли хватит на что-то большее.

— А как мне попасть в Город Бездны?

— Это несложно. Вы могли бы отправиться даже сейчас. Отсюда до Нью-Ванкувера, что на орбите Йеллоустоуна — на тихоходном шаттле, он делает регулярные рейсы. Там вы купите место на «бегемоте» — это транспорт, который спускается на поверхность. Думаю, ваших денег будет достаточно, если вы готовы воздержаться от некоторых излишеств.

— Например?

— Ну, скажем, от страховок.

Я улыбнулся.

— Что ж, понадеюсь на удачу.

— Но вы же не собираетесь немедленно покинуть нас, Таннер?

— Ну что вы. Пока нет.

Последнее, что обнаружилось в кейсе, — это два конверта: один темный, совсем плоский, другой — более объемистый. Когда Амелия покинула меня, я вскрыл первый и высыпал содержимое на постель. Однако меня постигло разочарование: я рассчитывал найти какое-нибудь послание из прошлого, которое прояснило бы ситуацию. Наоборот: казалось, кто-то нарочно пытался меня запутать. Добрый десяток паспортов и ламинированных идентификационных карточек… Они были действительны в то время, когда я поднялся на борт корабля, и могли использоваться в некоторых районах Окраины Неба и ее космическом пространстве. Одни представляли собой просто листки картона, другие были снабжены встроенными компьютерными системами.

Я считал, что большинству людей достаточно одного-двух документов подобного рода — при наличии запретных для посещения зон. Изучив эту коллекцию, я понял, что они обеспечивали свободное посещение воюющих и нейтральных стран, территорий, контролируемых Южной милицией, а также доступ в зоны боевых действий и низкоорбитальное пространство. Документы принадлежали человеку, который хочет перемещаться без помех. Впрочем, я заметил некоторые странности. Например, мелкие несоответствия в личных данных — место рождения и прочее — и названиях посещаемых пунктов. В одних документах я числился бойцом Южной милиции, в других — тактическим специалистом Северной коалиции. В некоторых документах вообще не упоминалось, что я служил в армии. В одном я числился консультантом по личной безопасности, а в другом — агентом экспортно-импортной фирмы.

Неожиданно хаос обрывочных сведений принял ясные очертания, и я понял, что за человек я был.

Я тот, кому приходилось скользить через границы, подобно призраку, человек с десятком биографий и несколькими вариантами прошлого — каждый из которых был правдой и ложью одновременно. Риск был для меня нормой жизни, я наживал себе врагов так, как другие заводят себе приятелей, — и это, похоже, редко меня волновало. Я был человеком, который спокойно обдумывал убийство извращенца-монаха и воздержался от этого лишь по одной причине: овчинка не стоила выделки.