Майами - Бут Пат - Страница 29

— Люби меня своим ртом, — промурлыкала она.

Она почувствовала, как его язык скрылся в ее глубине. Словно кинжал пронзал он ее, длинный и жесткий, дотягиваясь до ее сердцевины и приводя ее разум в исступление. Его голова билась о нее, его усилиями и усилиями с ее стороны, и она прижимала свои ляжки к его лицу, чтобы увеличить фрикцию. Ресторан по-прежнему окружал их, однако лица присутствующих превратились в расплывчатые пятна от интенсивности ее желания. Она отбросила назад голову, и рот ее открылся, а дыхание трепетало в гортани. Его губы сомкнулись вокруг ее губ, бесстыдно отпивая от ее желания. Его язык пробовал ее, облизывая длинными мазками от скользких глубин до крошечного кончика ее источника наслаждения. Он медлил там, на узелке любви, отпуская и прижимая тот треугольник, источающий радость, и она стонами выражала свое восхищение, в то время как ее руки все крепче обхватывали его затылок. Он утонул в ней. Она была источником у его лица, его губ, гладким и влажным, и он старался не захлебнуться в потоке ее сладострастия. Он попытался отодвинуть лицо назад, чтобы сделать вдох, и ее руки разжались на крошечный момент, перед тем как снова напрячься и заставить его войти в нее еще раз. Ее ноги были широко раскинуты, зад держался лишь на краешке стула, все ее тело радовалось ему.

А потом она ощутила восхитительную пульсацию в глубине ее живота. Он почувствовал волнение ее трепещущих любовных губ. Ритм ударов его языка участился, ведя ее к той цели, которой жаждали они оба. Она теперь галопировала, положив ноги ему на плечи, когда сам он самозабвенно утонул между ними. Он старался удержаться на ее гладких склонах, а она боролась, чтобы скакать на нем, седло ее было накрепко прикреплено к нему в скачке, в жидкой неге.

— О, Господи! — проговорила она вслух. Она больше не могла удержать его. Все ее тело таяло. Мышцы утратили свою силу, члены потеряли координацию. Перед ее глазами ресторан затянуло розовым туманом, и она с трудом сохраняла равновесие, сжатые кулаки поддерживали ее напрягшиеся ягодицы и нижнюю часть спины, когда она старалась не потерять контакт, который был пропуском в блаженство.

— Я сейчас, — прошептала она, голос прерывался в глотке. Это было желанием и командой. Предсказанием и обещанием. Под столом его голова болталась из стороны в сторону, вверх и вниз. Она чувствовала, как все его лицо занимается с ней любовью, язык, губы, глаза, волосы. Он протянул обе руки и раздвинул ее напрягшиеся ляжки в стороны, расщепив ее, открыв нараспашку, в жажде забыться в ее влажной плоти.

Лайза сделала глубокий вдох. Ее голова скатилась набок, а потом вернулась в прежнее положение. Она стремилась удержаться, хотя и молила о моменте освобождения. Как могла она сохранять спокойствие, испытывая такое? Как только она удерживалась и не кричала от наслаждения в этом полном народу зале? Ее суставы побелели, пока она держалась за сидение, подвесив все свое тело в пространстве, в неистовой жажде прижаться к лицу ее спрятанного любовника.

— О, не-ее-ее-ет, — простонала она, когда благодатное ощущение нахлынуло на нее. Оно подняло ее вверх, легкую, как перышко на ураганном ветру, и швырнуло вниз, налившуюся свинцовой тяжестью, когда она врезалась в крещендо своего оргазма.

9

Лайза Родригес снова стояла у штурвала «Сигареты», мускулистые ноги раздвинуты, голова подставлена бризу. Хосе стоял рядом, как щенок, его обожающие глаза застыли на любовнице, которая теперь стала его повелительницей.

— Куда мы направляемся? — орал он, перекрикивая рев двигателей. Его тон говорил, что он приготовился к путешествию в ад и обратно. Он не имел ни малейшего понятия, что поездка в Гадес не имела обратного билета.

Она не отвечала, а просто хохотала навстречу ветру, и протянула руку, чтобы взъерошить его волосы. Жест начинался, как жест нежности. Но на полпути она переменила намерение и оттолкнула его голову, когда он уткнулся ей в плечо.

Боль полоснула по его лицу, но у него все еще были живы воспоминания, за которые он цеплялся.

— Я никогда еще не проделывал такого.

Он засмеялся, испытывая желание поговорить про ресторан, чтобы как-то закрепить ту невероятную интимность.

— И никогда больше не будешь.

Он вопросительно посмотрел на нее. Что она хотела этим сказать? Что она вообще имела в виду? Однако лицо ее стало жестким, как курс его лодки. «Сигарета» летела по водной поверхности залива словно стрела, касаясь воды лишь работающими винтами. В глазах Лайзы происходило что-то ужасное. Они зажглись ненавистью. Его желудок выворачивался наизнанку. Он точно не был ее целью. Он мог все еще ощущать на своих губах ее вкус. Он был ее любовником. Это произошло слишком недавно, чтобы он успел стать ее врагом. Он отогнал подальше желание спросить ее, в чем дело. Куда все-таки она направлялась? Лайза выглядела более целеустремленной, чем когда-либо на его памяти. Они не плыли сейчас просто так, без цели. Все ее поведение свидетельствовало о твердо поставленной цели. Она согнулась над штурвалом, яростные глаза обшаривали весь берег, раскинувшийся впереди, груди торчали вперед, как оружие, нацеленное на неизвестный объект.

Она обернулась к нему, и глаза их встретились. Ее улыбка была жестокой, в ней светились поощрение и угроза.

— Хосе! — сказала она.

— Да, Лайза.

— Иди сюда и сядь рядом со мной!

Она похлопала по сиденью по другую сторону, откинув свое почти нагое тело назад, чтобы дать ему пройти. Он уселся на кресло у борта лодки, и ее загорелое плечо потерлось об него.

И снова Хосе осмелился на что-то надеяться, однако не мог избавиться от чувства надвигающейся бури. Лайза Родригес была хорошей новостью и плохой новостью. Приятное ведь всегда сопровождалось неприятным, и наоборот.

Но теперь, очевидно, она еще раз переключила рычаги своего настроения. Она свернулась калачиком на сидении, томная, загорелая рука лежала на штурвале; вот Лайза помахала ногой, потом играючи провела ею по цепочке, на которой Хосе носил крестик, ее ступня с накрашенными ногтями остановилась на его груди, среди скудной растительности, которой он так гордился.

— Меня тянет… назад, в ресторан, — сказала она, ее голос звучал хрипло.

— Правда? И меня тоже. Лайза, я хочу сказать…

Что он хотел сказать? Что любит ее? Что хочет жениться на ней? Что хочет всю жизнь ходить с гордо поднятой головой рядом с самой красивой девушкой на свете? Однако Хосе так и не смог объяснить, чего же он хочет. Что бы это ни было, оно не могло сравниться с желанием Лайзы Родригес.

Она напрягла свою ногу в колене, словно рычаг. Он выстрелил, угодив в углубление между сосками Хосе. Тот опрокинулся назад, его лицо стало глупым, неспособным даже зарегистрировать удивление. Ноги вскинулись в небо, и он вылетел словно пуля через борт мчавшейся «Сигареты». Всплеск был проглочен кильватерной струей, а Лайза даже не соизволила оглянуться и посмотреть, как он выплыл на поверхность в сотне ярдов позади лодки.

— Борись за жизнь, Хосе, — пробормотала она, изгоняя его из своего мира.

Она-то боролась за свою. Она склеила ее из разбитых кусков детства, и это было не просто. Впрочем, она и не надеялась на легкую жизнь. Однако трещины были болезненны, а скрытые раны в памяти заживали медленно. Теперь она сотрет их разом.

Она отвела назад дроссель и схватила бинокль. Минуту или две она прочесывала береговую линию, пока не нашла то, что искала. Дом стоял у воды, но он не был особенно импозантным — ему было далеко до дворцов плутократов на Стар-Айленде или у Бискейнского залива. Он стоял прямо возле воды, чтобы использовать красивый вид, рядом висел черный моторный катер. Лайза вздохнула с удовлетворением. Значит, лодка на месте. Игрушка, которая была его гордостью, радостью и мужским достоинством, находилась в доке перед домом. Даже с такого расстояния видно, что катер новехонький. Он походил на катамаран «Аронов», шестидесяти футов в длину, четыре чудовищных черных двигателя прилажены к корме. Не будет сдачи от двухсот тысяч, затраченных на такой катер, как этот, и Лайза почувствовала нервную дрожь и бешенство, когда осознала, что глядит через бинокль на все достояние матери и отчима. Лодка и дом в целом тянули на миллион баксов. Ее покойный отец никогда не мог и вообразить такую кучу денег, но именно мечты о них заставили мать спать с этим дьяволом, когда тело отца даже еще не успело остыть в могиле.