Майами - Бут Пат - Страница 28

Когда Лайза продолжила, ее голос звучал мягче. Это было само собой разумеющимся, теперь это было «утро-после-урагана». Ущерб уже нанесен. И дело оставалось за тем, чтобы расчистить обломки после шторма.

— Он нашли сговорчивого врача, чтобы тот привел меня в порядок, и в тот момент, когда я смогла встать на ноги, я ушла. Но ты знаешь, она так никогда и не бросила его. У них маленький, аккуратный домик у Залива, и он держит шестидесятифутовый моторный катер на лебедках. И я догадываюсь, что он до сих пор приторговывает наркотиками, вяжется с уголовниками, порой насилует каких-нибудь детей. Как раз такого сорта мужик, которого любая мать захотела бы назвать своим благоверным.

— А можно ли что-нибудь сделать тебе, нам? Я хочу сказать, что это все-таки Америка. — Хосе попытался облечь в слова свою веру в систему. Когда Арагоны говорили, то слушали все — полисмены, судьи, политики, журналисты. И он никак не мог постичь, что в лесу бедняков крики мучений и боли оставались неуслышанными.

— Это дело прошлое, законченное, однако оно продолжает жить здесь и здесь.

Лайза стукнула себя по лбу и сердцу.

— Здесь это будет жить вечно.

— Почему ты вернулась в Майами?

— Да поэтому. Теперь я персона, персона, которую они захотят знать и захотят, чтобы все знали об этом. Они увидят меня в новостях, и в журналах, и в колонке сплетен, и они услышат, как я здорово разбогатела — больше, чем когда-либо имели они. Вот о чем больше всего печется моя мать. Деньги — ее язык. С ней невозможно говорить больше ни о чем другом. Мне хочется даже стать еще богаче и известней, пока я не превращусь для нее в то, о чем она только и будет думать, пока ее сон не наполнится кошмаром обо мне. И все эти миллионы проскользнут мимо ее пальцев. Вот чего я хочу. Я чувствую себя лучше, думая об этом.

Но даже говоря это, Лайза знала, что этого ей недостаточно. Озвучивание замысла каким-то образом подчеркнуло неадекватность возмездия. Богатая жизнь — разве это месть? Только для тех, у кого слишком много здравого смысла и слишком мало храбрости. Эта мысль настигла ее совершенно внезапно. Дрожь возбуждения заколотилась у нее внутри, и она схватилась за стол, испытывая благоговение к себе и своему озарению.

— Мы можем выпить еще шампанского? — спросила она.

Это был абсолютно неожиданный голос страстной женщины, восставшей, подобно фениксу, из пламени горького гнева.

Они заказали еду, которую уже никому из них не хотелось есть, и Лайза стала снова Лайзой Родригес. Она рассказывала о работе моделей в тех местах, которые Хосе мечтал посетить, роняла имена девушек, являвшихся ему в его снах. Нью-Йорк и Париж, Лондон и Милан… она парила в мире, которым он восхищался, в облаке сексуальной изощренности, околдовывая его мучительной реальностью ее иллюзий.

У нее появилась цель, и она стремилась к ее достижению с тупым упорством. Ей нужно было за время ланча заарканить Хосе так, как с ним до этого прежде не бывало. Медленно, но верно она подводила под него крючок. Ее рука протянулась под столом, чтобы дотронуться до его руки. Ее пальцы играли с его, пока жар возбуждения не распространился на все его тело. Она смеялась его шуткам и мягко поддразнивала. Едва он оказывался на грани неуверенности, она подбадривала его. Бич ее решительности щелкал в воздухе возле него. Ее железная уздечка уже попала в его неприученный к подобному рот. Она вела его вперед и вытаскивала из застенчивости, пока он не заговорил с таким блеском, о возможности которого даже и не подозревал за собой. Все время свет любви горел в его глазах, как этого и требовалось, и Лайза Родригес подкрадывалась все ближе к своей цели. Она нагнулась через стол к нему, пока он не почувствовал на своем лице аромат ее дыхания. И тогда она стала нашептывать ему в ухо сладкие секреты, близко придвинувшись к нему, и он закрутился, как червяк, и потерял контроль за своими фразами, плавая в горячем растворе страсти и желания.

Шампанское ударило ему в голову, ослабив винтики реальности, а в ней оно испарялось, делая ее решимость еще тверже.

Он казался смущенным, однако силился что-то сказать. Она кивнула ему, подбадривая.

— Лайза… Я не знаю тебя достаточно хорошо, но… но…

Ее нога нашла род столом его ногу. Она толкнула его. Он с благодарностью толкнул ее в ответ.

— …но я люблю тебя.

Она мягко засмеялась, и обещание засветилось в ее знойных глазах. Ее нога сильнее толкнула его. Ну вот он и сделал дело. Сказал Лайзе Родригес, что любит ее, и ее нога все еще пылала жаром рядом с его. Он растворился в значительности момента. Ресторан уплыл куда-то прочь. Они были только вдвоем, замкнутые в настоящее, но мечтающие о будущем, и жизнь Хосе воспарила на крыльях ангелов. Сквозь дымку святости в церкви взывал официант.

— Могу я вам еще чем-то быть полезен? Может, принести десерт?

Она подняла глаза на помеху и сладко улыбнулась.

— Мы больше ничего не хотим. Пожалуйста, оставьте нас в покое ненадолго.

Драгоценный момент завис на грани исчезновения, однако Лайза не собиралась упускать его так просто. Она наклонилась через стол, пока ее лицо не оказалось лишь в паре дюймов от него, и проделала это еще более красиво и грациозно, чем делала когда-либо до этого.

— Ты все еще голоден, — прошептала она.

— Я? — пролепетал он.

— Съешь меня, — сказала она.

— Что?!

— Сделай это сейчас. Здесь. Сделай это прямо здесь.

Шок и восхищение столкнулись на его лице. Он улыбнулся, чтобы скрыть свое смущение. Его щеки запылали. Он не знал, что делать. Ему нужно было показать. Нужно было подсказать.

Голос Лайзы скомандовал.

— Сделай вид, что мы что-то уронили. Скатерть закроет тебя. Быстрей.

Он подождал. Огляделся по сторонам. Поглядел вниз. Его грудь вздымалась. Лайза увидела капельки пота на его верхней губе.

— Делай, что я говорю!

Ее приказ вонзился в ту часть его, где желание пересиливало здравый смысл. Он исчез. И там, под столом, Хосе уже был готов подчиниться ей.

Лайза с дрожью издала вздох удовлетворения. Она оглянулась. Колонна частично закрывала столик от остального зала. Остальные посетители поглощены разговорами. Никто ничего не заметил.

Она опустила руку под стол и нашла его голову. Направила его к себе, рука твердо держала его за затылок, и она немного подвинулась вперед, чтобы принять его. Ее микроюбка скользнула вверх по бедрам, и Лайза чуть сползла вниз со стула, колени плотно сомкнулись.

— Сними мои трусы, — прошептала она.

Она почувствовала его дрожащие пальцы. Левой рукой она оперлась на сиденье стула, приподнявшись от сиденья на пару дюймов. Он потянулся к трусикам бикини, его движения казались боязливыми, но жадными, пока пальцы справлялись с эластичной тканью. Она извивалась под его прикосновениями, и возбуждение искрилось в ней. Ее губы пересохли. Сердце колотилось в груди. Все вокруг притаилось в засаде, неся опасность унижения, смертельное смущение от разоблачения. Однако посетители продолжали свой ланч, равнодушные к той страсти, что громоздилась рядом с ними.

Он стянул их вниз, через бедра, колени, голени. Она выскользнула из туфель. Трусики были сняты. Он провел руками вдоль внутренней стороны ее ляжек, раздвигая их, и она распахнула свои ноги перед ним, откинувшись назад на стуле и выставляя вперед свое лоно.

— Оооооо! — нежно простонала она, когда его руки тронули ее кожу, и улыбнулась в предвкушении грядущего наслаждения. Она закрыла глаза. Под белизной скатерти она могла чувствовать, как накапливается исходивший от него жар. Она была вся влажной от желания, мокрой и бесстыдной, когда нежилась в красоте этих минут.

Его губы были близко, возле ее лона. Она чувствовала его дыханье, нервное и жаркое, рядом с ее жаром. Он прижался к ней лицом, скользнув щеками по внутренней стороне ее ляжек. Она сдвинула их, зажав его голову. Она крепко стиснула их, ощущая колючесть его мужественной кожи на нежной мягкости своей. И теперь, попав в бархатную ловушку, он коснулся ее языком, и Лайза содрогнулась от восторга. Сначала он был нежен, отыскивая себе дорогу в ее влажное лоно, пока его язык разведывал ее. Он ласкал ее любовно, благоговейно, ощущая экстраординарную их интимность, обостренную ощущением опасности. Однако его страсть была слишком сильной для осмотрительной любви, а нетерпение Лайзы слишком велико. Обхватив его голову, ее ляжки поймали его в темницу. И теперь она протянула обе руки под стол и сжала их у него на затылке. Он был ее пленником. Отступать было некуда. Она владела им. Он существовал ради ее удовольствия.