Падение - Рейб Джейн - Страница 18

Но Грозный Волк не пошевелился, с улыбкой наблюдая за Рикали из фургона.

– Несун! – Кобольд, не раздумывая, бросился на зов, – На тебе нет ничего металлического! Забери эту дрянь отсюда, свяжи и засунь обратно туда, где ты ее нашел!

Несун, ворча, сделал то, что ему велела Рикали, – втащил существо, правда не без помощи Мэлдреда, обратно в фургон, стараясь держаться подальше от его шести ног и пасти, способной пережевать металл. Он и заметил, что эта повозка скреплена деревянными шипами и ни в ее конструкции, ни среди предметов внутри нет ничего железного.

– Ничего, – заверил его Мэлдред. – Ни этот фургон, ни это животное не задержатся у нас долго. И нам не следует задерживаться здесь.

Дамон ушел вперед по горной дороге, чтобы разведать, все ли спокойно, поскольку солнце уже начало опускаться за горизонт, озаряя Халькистовы горы мягким оранжевым светом. Дамон наслаждался одиночеством. Никто не изводил его пустыми разговорами, никто не задавал вопросов, на которые ему не хотелось отвечать. Рядом не было никого, кто бы испытывал потребность в общении с ним.

С тех пор как Грозный Волк оказался в компании Мэлдреда и Рикали, он часто уходил в разведку, как сделал это теперь. Он мог заметить в вечерней дымке любые препятствия, с тем, чтобы преодолеть их утром, и любых незнакомцев, которые бы могли потревожить их ночью. Это была не слишком высокая плата за минуты тишины и спокойствия.

Несмотря на приближающийся вечер, жара, казалось, только усилилась. Они уже поднялись довольно высоко в горы, поэтому воздух был разрежен, и дышать становилось труднее, однако Дамона это не слишком огорчало. Решив передохнуть, он забрался на плоскую скалу и вытащил из кармана пригоршню леденцов – Несун нашел маленький мешочек сластей в одном из фургонов, а Грозный Волк заметил это, прежде чем кобольд успел все слопать в одиночку, и проследил, чтобы леденцы были разделены на четыре равные части.

Дамон загляделся на заходящее солнце и простоял так несколько минут, глубоко дыша и смакуя чистый воздух, который был так же сладок, как и леденец на его языке. Потом он осмотрел дорогу – она оказалась достаточно широкой, чтобы мог проехать фургон. Чуть дальше, как и говорил Мэлдред, была развилка, откуда им следовало ехать на север. Человек, которого ему было так необходимо видеть, обитал на юге, но прежде, чем ехать туда, следовало раздобыть еще сокровищ.

Казалось, северной дорогой пользуются куда реже, чем южной. Тут и там на ней виднелись невысокие кусты, а колеи от колес местами были засыпаны настолько, что практически исчезали под наносами песка и щебня. Дамон сбежал со скалы и пошел на север. «Прогуляюсь-ка я дальше, – подумал он. – Хоть еще немного побуду один».

Не то чтобы ему не нравилась его теперешняя компания, просто он считал, что любой человек время от времени нуждается в одиночестве. Мэлдред стал его близким другом и напарником, а Несун обладал массой полезных и совершенно незаменимых качеств, которые могут покорить кого угодно. Рикали… Да, она совсем не была похожа на Ферил, эльфийку из племени Каганести, общество которой Грозный Волк предпочитал раньше и о которой часто вспоминал, но если не обращать внимания на избыток косметики на ее лице и постоянные капризы, то можно было признать, что Рикали – славная девушка. И она была рядом, а Ферил…

– Ушла… – сказал Дамон мягко. Он опустил глаза и замер, глядя на перо голубой сойки, которое лежало в пыли и трепетало на легком ветерке. У Ферил на лице была татуировка похожей формы и такого же цвета… Грозный Волк закрыл глаза, и перед его внутренним взором возникло горькое и вместе с тем сладостное видение – прекрасная смуглокожая эльфийка. Одной половине его сознания было мучительно жаль, что Диковатая Эльфийка сейчас где-то далеко. Но Дамон понимал, что Ферил не одобрила бы ни того, как он сейчас живет, ни того, чем он занимается. «Правда, Мэлдред бы, наверное, ей понравился», – подумал он.

Так, размышляя, он шел по дороге, миновал поворот, и тут остановился – часть сплошной скальной громады, тянувшейся по восточной стороне дороги, обрушилась и перегородила путь. Дамон нахмурился. «Вероятно, это результат землетрясений», – подумал он и начал решительно карабкаться на осыпь, намереваясь посмотреть, на какое расстояние простирается завал. Оказалось, осыпь не так и велика. Подумав, Грозный Волк решил, что расчистить путь трудно, но вполне возможно: «Мэлдред очень силен, и вдвоем мы справимся с завалом довольно быстро. А если будут помогать Рикали и Несун – то еще быстрее. Главное, чтобы дальше по дороге осыпей не было». Землетрясения беспокоили Дамона. Эта была та слепая сила природы, которой он не мог противостоять. Но, поскольку он путешествовал в горах, с землетрясениями приходилось мириться, так же как и с их последствиями, вроде засыпанной дороги.

И вдруг Грозный Волк понял, что, пока он вернется в лагерь, пока объяснит друзьям сложившуюся ситуацию, пока они доберутся сюда и приступят к работе, стемнеет, а за этим завалом может оказаться следующий и еще, и еще – и они только потеряют время. Поэтому придется браться за дело самому. И Дамон начал расшвыривать камни. Тяжелая работа помогла ему забыть о Ферил и о многих других вещах, которые занимали его мысли до этого. Грозный Волк трудился до темноты и успел разобрать большую часть завала, пока жара не доконала его. Конечно, всех камней он убрать не смог, но все же оставалось совсем немного. Дамон очень устал, был голоден, а насквозь пропитавшаяся потом одежда липла к телу и не добавляла комфорта его ощущениям, поэтому он решил, что закончит утром, и отправился по дороге обратно, туда, где остановились его друзья.

Ночь не смягчила черт Дамона – кожа туго обтянула высокие скулы, в глазах плескалась таинственная темная вода, движения были слишком резкими. Грозный Волк то и дело потирал подбородок, и отросшая щетина издавала при этом тихий шелестящий звук. Иногда раздавался тихий зубовный скрежет, пальцы на рукояти меча то судорожно сжимались, то опять успокаивались – он вновь прокручивал в уме захват каравана, продажу награбленных товаров и потихоньку проклинал торговцев за то, что фургонов в обозе было мало, и за то, что в них не нашлось ничего особо ценного.