Моя королева - Рединг Жаклин - Страница 27

– Ах, Маккиннон, какие могут быть затруднения. На кухне есть вареные овощи и хаггис, есть и овсяные лепешки с пылу с жару. Где чердак, вы знаете. Так что ступайте туда вместе со своей девушкой, а я мигом принесу вам поужинать.

– Простите меня, миссис Хетерингтон, – сказала тут Элизабет, останавливая шотландку на полпути к кухне. – Нельзя ли принести наверх ванну?

Мэри глянула на Дугласа:

– Ванну? А у нас нет…

– Мэри, мы ехали весь день и очень грязные, так что если вы дадите нам помыться, буду вам очень признателен.

Мэри улыбнулась:

– Ладно, найдем что-нибудь.

Она ушла. Элизабет заметила, что она босая и что ее юбки метут земляной пол, выстланный травой и камышом, от которых пахло свежестью. Дуглас жестом предложил Элизабет подняться наверх по узенькой лестнице, в углу общей комнаты. В кромешной тьме Элизабет споткнулась и ухватилась за руку Дугласа. Поднявшись наверх, он открыл дверь в просторную комнату под самой крышей.

Перед каменным очагом стояли небольшая скамья и два стула. За дверью была еще комната с кроватью под балдахином и умывальником. Хотя обстановка была скудной, комната выглядела чистой и уютной, в ней тоже пахло травами. Впрочем, проведя целый день в седле, Элизабет могла бы по необходимости выспаться и в сарае.

Дуглас опустился на колени перед очагом, чтобы развести огонь. Вскоре комната осветилась неярким пламенем, отблески которого мерцали и плясали на беленых стенах.

Вскоре появилась Мэри с подносом, уставленным тарелками с едой, над которыми поднимался восхитительно пахнущий парок.

– Я поставила греться воду для мытья, барышня, и послала малого поискать для вас лохань. А пока вы поужинаете и напьетесь чаю. И еще я принесла вам кусок верескового мыла и овсяной муки помыться.

– Благодарю вас.

– Дуглас, – продолжала Мэри, – к сожалению, эта сука-терьерша решила ощениться на койке-то. Щерит зубы на каждого, кто подойдет поближе. У меня много шерстяных пледов, так что вы можете положить их на коврик у огня и лечь там.

– Этого вполне хватит, Мэри.

Когда хозяйка ушла, Дуглас сел рядом с Элизабет за стол, стоявший у огня.

Элизабет рассматривала поднос с ужином.

– Что это за блюдо – хаггис?

Дуглас взял на вилку кусок варева, больше всего напоминающего студень.

– Я вам скажу, но только после того, как вы попробуете.

И он предложил первый кусочек насторожившейся Элизабет. Она медленно прожевала его, чтобы распробовать, потом, проглотила и сказала, кивнув головой:

– Это что-то пряное и немного зернистое, но впрямь очень вкусное. Немного похоже на колбасу. – И она взяла второй кусочек.

Дуглас улыбнулся:

– Я рад, что вам понравилось, мисс. Большая часть саксов считает, что хаггис – пища бедняков и бродяг. На самом же деле это плод находчивости шотландца, когда в трудные времена, чтобы выжить, приходится пускать в ход не только баранью ногу. Чтобы приготовить хаггис, нужно взять немного овсяной муки и…

– Прошу вас, не надо. – Элизабет слегка улыбнулась. – Не рассказывайте. Мне кажется, это одна из тех вещей, которые лучше оставить недосказанными.

Пока они ужинали, в комнату внесли огромную деревянную лохань, в которой Мэри явно стирала белье. Малый вылил туда несколько ведер горячей воды, кивнул и вышел. Элизабет повернулась к Дугласу, который все еще сидел и грелся у огня.

– А теперь мне э-э-э… хотелось бы принять ванну.

Дугласу было очень славно с ней за ужином. Он и забыл, что теперь ему следует оставить ее одну. И он напомнил себе, что нельзя допускать, чтобы ему с ней было хорошо.

– Вам хватит одного часа? Завтра нам предстоит долгое путешествие, так что лучше лечь пораньше.

Элизабет кивнула:

– Благодарю вас, часа мне вполне хватит.

Он уже был в дверях, когда она вдруг его окликнула:

– Дуглас!

– Да, мисс?

– Нельзя ли… нельзя ли попросить вас помочь мне, пока вы не ушли?

– В чем дело, мисс?

Элизабет почувствовала, как щеки у нее зарделись.

– Моя камеристка не поехала со мной. Ей, по-видимому, не хотелось расставаться с удобствами. Дульси немолода, и я ничего не имею против того, чтобы самой о себе заботиться. Но утром она зашнуровала на мне корсет и, кажется, завязала шнуровку своим прославленным тайным узлом, справиться с которым под силу только ей. Вряд ли я сумею развязать его.

– Понятно.

Дуглас снова вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

– Ну что же, посмотрим, что можно сделать.

Элизабет и в голову не пришло позвать Мэри. Она повернулась, скрыв свои пылающие щеки, и быстро расстегнула пуговицы амазонки. Она нервничала, пальцы у нее дрожали, она с трудом владела собой, но в конце концов девушке удалось расстегнуть все пуговицы на жакете и снять его, а потом и батистовую блузку. Она развязала тесемки, на которых держались юбки, и они упали на пол. После чего она опять повернулась к Дугласу. Увидев смущенную Элизабет, озаренную пламенем очага, Дуглас почувствовал, как в груди у него сперло дыхание. Элизабет была воплощением красоты. На ней не было ничего, кроме тонкой батистовой сорочки и белых чулок с подвязками над коленями. Корсет, от которого она хотела освободиться с его помощью, стягивал ее талию в рюмочку и придавал груди еще большую пышность.

Господи, как же она хороша!

Элизабет подошла к нему, перекинув через плечо свои длинные рыжие волосы. Ее шея и плечи над корсетом были белы и на ощупь мягки, как шелк. Он заметил, что она вздрогнула от его прикосновения, что мурашки побежали у нее по шее, и его охватило одно-единственное желание: узнать, каково прикоснуться губами к покрытому гусиной кожей телу девушки.

Дугласу пришлось изрядно повозиться, развязывая узел на спине Элизабет. Сначала он потянул за кончик тесьмы, но тщетно. Попробовал потянуть за другой, но узел не поддавался. Дуглас понял, что нужно подойти поближе. Он опустился на колени, и теперь его глаза оказались на одном уровне с ее округлыми ягодицами, прикрытыми всего лишь тонкой льняной сорочкой.

Напряжение, возникшее между ними, нарастало. Дуглас все тянул и тянул за концы тесьмы, но у него ничего не получалось:

– Господи, да что же это за узел такой?

– Там есть какая-то хитрость. Но поскольку я никогда не развязывала его сама, я ее не знаю.

Дуглас еще некоторое время повозился с узлом и так увлекся, пытаясь развязать его, что не заметил, как его рука легла на бедро Элизабет.

Но девушка это почувствовала и встрепенулась.

С самого ее появления на свет чужие руки заботились об интимных сторонах ее жизни. Одевали ее, купали, даже расчесывали ей волосы, и она привыкла к этому. Но сейчас впервые за всю ее двадцатичетырехлетнюю жизнь к ней бесцеремонно прикасался мужчина. Но это ее не встревожило и не шокировало, у нее просто сильно забилось сердце.

– Может быть, лучше позвать Мэри?

Напряжение, возникшее между ними, стало таким явственным, таким осязаемым, что казалось живым и дышащим.

– Нет, и ей здесь не управиться.

– Да, черт его побери!

И прежде чем Элизабет успела обернуться и посмотреть, что происходит, Дуглас вытащил нож, который носил за чулком, и перерезал упрямую шнуровку.

Корсет упал на пол.

Элизабет повернулась к Дугласу, оставшись только в тонкой летней сорочке. Щеки ее пылали, глаза были широко раскрыты. Дуглас медленно втянул в себя воздух и затаил дыхание, глядя на ее рот, на полную нижнюю губку. Он помнил, какова эта губка на вкус, ведь Элизабет поцеловала его. Его охватило почти непреодолимое желание снова ощутить ее губы на своих губах. Он даже шагнул к ней, и когда она не сделала попытки отойти, понял, что, если он поцелует ее прямо сейчас, она не станет противиться.

И еще он знал, что не сможет ограничиться одним лишь поцелуем.

Дуглас отошел.

– Пока вы принимаете ванну, я буду внизу. Вернусь через час.

Не оглядываясь, он повернулся и вышел, притворив за собой дверь.

Он вернулся ровно через час.