Моя королева - Рединг Жаклин - Страница 26

Она выжидающе посмотрела на него. Но Дуглас молчал. Черт бы его побрал, сказал бы хоть что-нибудь, чтобы положить конец этому неловкому положению. Девушка повернулась и отошла туда, где среди вереска валялась ее шляпа. Пальцы у нее слегка дрожали, когда она подняла шляпу и низко надвинула ее на лоб. Потом она повернулась к Дугласу.

– А где наши кони? – спросила она, чтобы хоть что-то сказать.

Дуглас коротко взглянул на нее.

– Вон там, за деревьями.

– Что же, нам пора в путь, если мы хотим проехать еще засветло приличное расстояние.

– Поехали.

Она пошла к лошадям, а горец принялся собирать камни, лежащие на берегу ручья, и складывать их в груду неподалеку.

– Что вы делаете? Я думала, мы едем?

– Сначала я должен похоронить мертвеца.

– Похоронить?

Элизабет взглянула на неподвижное тело, скорчившееся на земле. Как странно: она так увлеклась поцелуем, что почти забыла об убитом бродяге, лежащем у ее ног.

– Но ведь именно вы застрелили его. Вам пришлось его убить.

– Я не чувствую никакого удовлетворения от того, что убил его, мисс. Это было необходимо, чтобы воспрепятствовать его гнусным намерениям. Но из уважения к его клану и ценности каждой человеческой жизни я должен похоронить его, как полагается. Так принято у шотландцев.

Элизабет смотрела, как Дуглас наклонился за очередным камнем, потом еще за одним.

Примерно час спустя мертвое тело лежало под каменной пирамидой, как это принято в Шотландии. Дуглас прикрепил к этому надгробию полоску, оторванную от пледа убитого, по которой можно было судить, к какому клану принадлежит погребенный здесь человек. Закончив, он отошел, быстро перекрестился и прочел молитву на гэльском языке во спасение души покойного. Дул легкий ветерок; шелестела листва, и казалось, где-то рядом шепчутся участники похорон. На западе уже садилось солнце, когда Элизабет и Дуглас сели на лошадей и пустились в дорогу.

Элизабет была на удивление спокойной, когда они продолжили свой путь по холмам и обширным пастбищам в долинах, вдоль которых тянулись стены, сложенные из камней без всякого раствора. Казалось, им не будет конца.

– О чем задумались, мисс? – спросил в конце концов Дуглас.

Элизабет глубоко вздохнула:

– Я думаю о том, что никогда прежде мне не приходилось видеть смерть так близко. Я вообще никогда не сталкивалась со смертью, разве что когда умерла моя бабушка Минна. Мне было тогда семь лет, а ей девяносто, и мы знали, что ее конец близок. Но это… это совсем другое дело.

– Мне это хорошо знакомо: один человек ненавидит другого, клан восстает на клан… шотландец идет против сакса. Как это отвратительно.

Некоторое время они ехали в молчании. Потом Дуглас заговорил, но уже о другом:

– А вам не хочется узнать что-нибудь об острове Скай до того, как мы туда приедем? Ведь Шотландия сильно отличается от тех краев, в которых вы привыкли жить.

– Я уже начинаю это понимать. – Они проехали еще какое-то время, лошади уверенно ступали по каменистой неровной тропе. Наконец Элизабет сказала: – Расскажите, что у вас за дом, где мы будем жить.

Сначала Дуглас хотел сказать ей правду, – что он вовсе не простой скотовод, за которого она его принимает, а предводитель клана Маккиннонов, племянник его главы и владелец замка Дьюнакен, хотя бы номинально.

Но он не мог этого сказать ей ни под каким видом. Он заключил договор с герцогом о том, что все, принадлежащее ему по праву рождения, будет ему возвращено.

Поэтому Дуглас ответил ей единственно возможным образом:

– Мой надел невелик, мисс. Не сравнить с Дрейтон-Холлом. Но зимой в моем доме тепло и уютно, и есть все, что нужно для жизни. Построил его мой прапрадед, чтобы поселиться там со своей молодой женой; стоит дом в долине, вдали от моря. Холмы, что окружают его, поросли вереском, а позади бежит ручей. Туман, постоянный житель острова Скай, почти каждое утро приветствует вас за окном, а по вечерам желает вам доброй ночи.

– Звучит мило. – Любовь, которую горец питал к своей родине, смягчила его голос и затуманила глаза. – Я никогда не спрашивала о ваших родных. Как вы их называете? Своим кланом?

– Клан и родня – это совершенно разные степени родства, мисс. Клан Маккиннонов может насчитывать несколько тысяч человек, а из родни остался только я. – Дуглас помолчал. – Мне сказали, что мой младший брат, Йен, убит при Куллодене.

– И больше у вас никого нет? Родителей? Сестер? – Элизабет просто представить себе не могла, как можно жить без такой многолюдной семьи, как у нее, без смеха, без размолвок, которые случаются даже между любящими людьми.

– У любого Маккиннона всегда есть друзья. Мою мать звали Нора Маккиннон, она умерла, когда родилась моя единственная сестра, которую тоже назвали Норой. Одну за другой их за несколько дней унесла лихорадка. С тех пор, как мне исполнилось три года, я не видел своего отца. Его выслали во Францию после восстания якобитов в 1715 году.

– Он так и не вернулся?

– Он дважды возвращался в Шотландию, но мне ни разу не довелось его повидать – слишком это было для него опасно, его могли схватить. Мне сказали, что он умер совсем недавно, в этом году, и погребен где-то во Франции.

Элизабет опустила глаза.

– Как жаль.

– Здесь не о чем жалеть, мисс. Мой отец и брат оба умерли, сражаясь за то, во что верили.

– Они были якобитами?

– В полном смысле этого слова.

– А те люди, что напали на меня, тоже якобиты?

Дуглас устыдился поведения соотечественников.

– Это так, только вы не сравнивайте этих негодяев с такими, как мой отец. Прежние якобиты были людьми совсем иного сорта. Мой отец и такие, как он, знали, за что они борются, и следовали зову своей шотландской чести. Эти же, нынешние… – он запнулся, ища подходящее слово, – это люди самого худшего разбора.

– А вы, Дуглас, тоже якобит?

Горец взглянул на нее:

– Прежде всего я шотландец. Мой долг и честь всегда велят мне поступать так, как пристало шотландцу.

Если она и заметила, что он на самом деле не ответил на ее вопрос, то и виду не подала.

На ночлег они остановились в маленьком трактире на. окраине крошечной деревушки в Лоуленде – южной части Шотландии. Дом с побеленными стенами под соломенной крышей назывался «Пастушья хижина» и принадлежал супружеской паре. Жена была шотландкой, муж – англичанином. Сочетание было необычным, и Дуглас знал, что вопросов им задавать не станут и что двое путешественников не вызовут никаких подозрений.

Когда они вошли в тускло освещенный трактир, их встретила хозяйка.

– Ах ты Господи, неужто это Дуглас Даб Маккиннон заехал так далеко от острова Скай, чтобы попробовать моей стряпни? – На своем пышном бедре она держала поднос, прядь мягких каштановых волос падала ей на глаза, и улыбка у нее была дружеская и теплая, как огонь, пылающий в каменном очаге у нее за спиной. – Давненько вы, Маккиннон, не бывали у нас.

Дуглас улыбнулся:

– А вы недурно выглядите, Мэри Хетериштон. Ваш муж Том вас не обижает?

– Еще чего выдумали! Не обращайся он со мной как следует, вы же знаете – я бы хорошенько стукнула его по голове, это уж точно.

Дуглас рассмеялся мощным гортанным смехом, синие глаза заблестели. Элизабет не могла не заметить, что, разговаривая со своими соотечественниками, Дуглас легко переходил на родной язык, и его речь попахивала гэль-ским, точно дымком.

– Ну так что, Маккиннон, вам с девушкой нужна комната на ночь, да?

– Две комнаты, – ответила Элизабет прежде, чем Дуглас успел раскрыть рот.

Мэри удивленно подняла брови.

Дуглас сказал:

– Да, две комнаты, Мэри, если они у вас есть.

– Боюсь, что нынче ночью народу у нас многовато. Только и остался, что чердак. – И она поглядела на Элизабет. – Там две смежные комнатки, мисс, на самой верхотуре. Кровать там только одна, но если хотите, Дуглас, мы принесем вам складную койку, и вы будете спать в боковушке.

– Вот и чудесно, Мэри. Мы и поужинаем там, если это не слишком вас затруднит.