Вселенский расконвой - Разумовский Феликс - Страница 61

– Да, да, гуманоиды, я хочу, чтобы вы пошли за мной. А затем разнесли к чертовой матери этот блядский гадюшник, – подошел Гвар, оскалился, судорожно махнул рукой. – И пошли отсюда, гуманоиды, что-то воздух тут тяжел. Надо бы мне вымыть все члены, побриться, надеть чистое белье. Пусть, пусть эти сволочи посмотрят, как умирает настоящий ануннак…

Ну что тут будешь делать, предсмертное желание ануннака – закон для гуманоидов. Так что посадили Гвара в такси и повезли в гостиницу омывать все члены. Однако же не довезли. Где-то в районе Даунтауна он вдруг захрипел, дернулся и прошептал неануннакским голосом:

– Все, писец, хана. Начинается. Выходим.

– Стой, мусульманин, – отреагировал Данила, щедро рассчитался с рулевым и помог Небабе с Потрошителем вытащить Гвара из такси.

– Вот она, боль-то, вот она, мука, – со стоном тот схватился за живот, судорожно блеванул зеленым и, страшно закатив глаза, сделался похож на куклу – чудовищную, заводную, омерзительную, полностью готовую на все. Однако это был еще не конец. Гвар дико закричал, напрягся, до боли закусил губу и, снова превратившись в ануннака, уставился прищуром на Серафима. – А ведь это хорошо, фельдфебель, что ты спер тогда ларец в Гелиополе. И сам цел остался, и скарабеи целы. А говорят, что воровать – это грех. На. – Жуткая ухмылка искривила его лицо, а на ладони оказался контейнер, напоминающий флакончик духов. Тот самый, вожделенный, алкаемый, с гарантией возвращающий жизнь.

– О, генералус! – слова застряли у Серафима в глотке, бережно он взял презент, а Гвар оскалился и превратился в зомби – теперь уже с концами, навсегда. Рыгнув, он сгорбился, закатил белки и взял с места старт к горе Муккатам. Причем на удивление бодро, напористо и весело, не глядя на сутулость, метеоризм и хромоту. Как будто кто-то невидимый, огромный и могучий пихал его под копчик исполинской рукой. Вернее, если вдуматься, лапой.

– Да, верной дорогой идете, товарищи, – без радости взглянул ему в спину Небаба, прикинул дистанцию, без вкуса закурил. – Только вот куда. Ладно, сейчас будем посмотреть. Эй, Сима, командир, ну что вы там застряли. А то ведь клиент уезжает, гипс снимают…

А Бродов с Потрошителем и вправду задержались ввиду разговора, короткого, но по душам.

– Ну что, Сима, будешь отчаливать? – осведомился Данила. – Ведь то, что хотел, ты уже заполучил.

– Я тебе, Даня, что, профуратка некошерная? – отозвался Серафим, и они направились в гармонии к Небабе, держащемуся у Гвара в кильватерной струе. А тот знай пер себе дальше – мимо известного своим базаром квартала Хан-аль-Халили, минуя знаменитую средневековую мечеть Аль-Асхар, оставляя позади кузницу исламских кадров, авторитетнейший богословский университет, называемый так же, Аль-Асхаром. Башмаки его размеренно скребли асфальт, трость постукивала дробно и зловеще, вонь густела, обретала форму, становилась ощутимо плотной, била наповал. Куда несет его нелегкая, зачем, что-то не спрашивал никто.

«Да, хорошенький сегодня денек. Славный, – Бродов хмыкнул, вытер пот со лба, тягуче и обильно сплюнул. – А ведь экскурсионный тур-то еще только начинается. Что же будет дальше?» Глядя на вышагивающего Гвара, он испытывал невольное уважение. Вот это гуманоид с большой буквы. Нет чтобы уйти легко, по-быстрому, нет, идет себе по уши в дерьме на муку. На смерть. На медленную, жуткую, лютую. И впрямь настоящий ануннак. А еще Бродову почему-то вспоминалась песня его молодости, волнительная, громкая и помпезная:

Да, странная все же штука память, очень непонятная. А вот с днем сегодняшним все ясно, что-то он выдался нехорош. С кровью, смертью, смрадом и блевотиной, с кромсанием острой сталью по живому. Все какое-то лживое, обманное, двусмысленное, направленное на разрушение и смерть. И убийственно вонючее. Эх, побыстрее бы, что ли, в гостиницу, в постель, чтобы взять да и проснуться в завтра. Утро ведь все же вечера мудренее. Однако вскоре Данила понял, что побыстрее залечь в постель сегодня не придется, мобильник его вдруг заиграл «Собачий вальс», задорно, с экспрессией и очень полифонично. И, как тут же выяснилось, ужасно символично – звонил Кобельборз. Судя по артикуляции, интонации, напору, в наидобрейшем здравии и в наитрезвейшей памяти.

– Внимание, – велел он, – слушай приказ…

Глава 10

– Привет, Ваше Истинное Достоинство, – хмыкнув, Закадычный Зам вошел в Склеп Боли, посмотрел на Президента, зафиксированного на стене. – Все загибаетесь? Ну-ну. Так держать, а мы поможем.

Да, Президент Вседорбийской Империи умирал долго, трудно и мучительно. Для вящего пролонгирования процесса ему трижды перелили кровь, дважды сменили лимфу и пересадили без наркоза легкие, почки и костный мозг. Палачи были асы – вдумчиво, медленно, день за днем они превращали кормчего в смердящий кусок мяса. Без гениталий, без глаз, без языка, без какой-либо надежды на скорое избавление. А руководил всеми процедурами Закадычный Зам, с тщанием, на совесть, с неубавляющейся ненавистью. Ведь разве быстро утолишь ее, родимую, изживешь, если столько лет копил?

Да, за все приходится платить, заблуждения смывать кровью, вот Кормчий и хлебал сполна за непростительную мягкотелость. Ишь как обрадовался-то тогда, слюни распустил: нет больше гнид с Альдебарана, паразитов с Веги и распросукиной сволочи с Пегаса и Альтаира. Спасибо, репты, кормильцы, извели, от супостатов мерзких избавили. Ну да, как же, извели – вступили в преступный сговор. А потом ударили ниже пояса, коварнейше, исподтишка – во время праздника в канун победы взяли да и высадили десант. Вместе с гнидами с Альдебарана, паразитами с Веги и распросукиной сволочью с Пегаса. Оккупировали Директории, ликвидировали комсостав, осчастливили простые массы океанами ханумака. Оценили обстановку, сделали паузу, добавили к ханумаку горы тринопли, показали по эфиру процесс кастрации Гаранта и разом вырезали под корень своих друзей-однополчан. Всех, всех, и гнид с Альдебарана, и паразитов с Веги, и распросукиных сынов с Пегаса и Альтаира. Ну, а уж потом стали наводить порядки, теллуриевые, крутые, по апробированному принципу: горе побежденным. Которых сразу разделили на четыре группы: обслуживающую, пищевую, вынашивающую и репродуктивную. А на царство поставили Закадычного Зама – чтобы строил лагеря, верховодил карателями и выдавал на-гора план по мясу и крови. Ведь всем известно в нашей Галактике, как репты любят женское тело…

Закадычному Заму между тем надоело любоваться страданиями Гаранта, да и страдания-то, если честно, были уже не те, совсем не отчетливые, не то что поначалу. Ну что такого занимательного? Вибрирующий, вонючий кусок плоти. Ни стенаний, ни экспрессии, ни истерики, ни слез. Нет, право, все-таки поторопились, верно, и с гениталиями, и с языком. Да и глаза надо было выжигать вдумчивей, постепенней, с чувством, с толком, с расстановкой. А теперь уже поздно, ничего не вернуть…

– Ну, счастливо оставаться, Ваше Истинное Достоинство, до завтра. – Закадычный Зам не удержался, увеличил напряжение на фиксаторах Гаранта, с минутку посмотрел на усилившиеся конвульсии и с гримасой удовлетворения вышел в коридор. Несмотря на извилистость, протяженность и полумрак, путь ему был хорошо знаком – дело происходило в президентском дворце. Да, да, вот так, правители меняются, а стены остаются – армированные, могучие, отделяющие от народа. От серой, необузданной, безликой толпы, перманентно помешанной на играх в демократию. По идиотским правилам – в плане общего равенства. Ну да, ширнувшись ханумаком, курнувши тринопли…

«А может, и правы репты, что без разговоров всех в лагеря? – мысленно спросил себя Зам, задумчиво вошел в лифт и внутренне расплылся в ухмылке. – Ну конечно же, правы. Одних на мясо, других в обслугу, третьих на питательные вещества. И никаких разговоров – все заняты делом. Вот так нужно было и раньше, безо всякого соплежуйства». Лифт тем временем опустило вниз, в местную альма-матер, на президентский субуровень. Правда, обретался здесь уже не Великий Кормчий, а Великий Репт, Посланник Избранных.