Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Разумовский Феликс - Смилодон Смилодон

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Смилодон - Разумовский Феликс - Страница 20


20
Изменить размер шрифта:

— Мадлена? — Буров отвернулся от окна, радостно шагнул навстречу и вдруг недоуменно замер, словно налетел на стену, — в голову ему ударил аромат духов Лауры Ватто.

— Нет, князь, это я, — она бесстыдно рассмеялась, поставила подсвечник на стол и, ничего не объясняя, порывисто прильнула к Бурову. — Это, надеюсь, будет поинтересней французского.

Томно содрогнулась, вздохнула тяжело и, застонав, страстно поцеловала в губы. А руки ее уже лезли Бурову под халат, ласкали, будоражили, манили, путали мысли и тревожили плоть. Устоять было невозможно. Да и к чему? После стольких-то месяцев воздержания… И сплелись неистово тела, и заходила ходуном кровать, и чудом не погасли свечи от криков страсти, исступленных вздохов, нечленораздельных фраз и стонов наслаждения. В общем, как и обещала Лаура Ватто, подружились. Крепко, шесть раз. А поутру, когда Лаура ушла — пьяная от счастья, простоволосая, позабыв свой пикантный чепец, Буров вытянулся на кровати, положил под голову руки и задумался — да, похоже, отношения полов нисколько не изменились. Что в восемнадцатом веке, что в двадцатом они были одинаково прекрасны.

Сдохший пес удачи

— Ангард! Хватит на сегодня. — Шевалье отсалютовал рапирой, вытер потный лоб и одобрительно улыбнулся. — Вы делаете успехи, князь. Этак вас скоро примут в “Браво” . Хотя я бы предпочел Братство Святого Марка . Кстати, как насчет братства нечестивого Рошеро? Хочу наведаться к нему, продемонстрировать ваш метод в действии. Не составите компанию?

— С удовольствием, — ответил Буров и принялся напяливать парик. — В зале однообразие вредно. Чем чаще меняешь партнеров, тем лучше.

— Так же, как и в постели, — шевалье ухмыльнулся и с пафосом продекламировал по-французски: — Дай бог, чтобы клинок любви не заржавел в привычных ножнах скуки…

— Да да, клинок любви ржавеет без привычки к ножнам, — понял Буров в меру своего французского и с философским видом кивнул: — Действительно, не нужно давать ему скучать.

Сам он тоже не скучал. Вот уже месяц без малого находился у маркиза — то ли в гостях, то ли карантине, то ли в тренировочном лагере. С высшим баллом по мордобою, твердым “удом” по верховой езде, с тройкой по фехтованию и похвальной грамотой за скачки в койке. Времени даром не терял — форсировал французский, махал рапирой, работал пенисом, руками и головой. Изображал недалекого, воинственного рубаку-самца, а сам все анализировал, сравнивал, копался по кармашкам памяти. Нелегкая действительно занесла его в резидентуру, в самый эпицентр разведывательной суеты. Днем и ночью к маркизу прибывали кареты, взмыленные курьеры, запыхавшиеся гонцы, все мыслимые и немыслимые родственники, то ли дальние, то ли ближние, обнаруживались в доме, появлялись в саду, присутствовали за завтраками, обедами и ужинами. Маркиз, если вдуматься, был неслыханно плодовит, семейство его поражало масштабами и разбросанностью интересов. Старший сын, Артур, был известным финансистом, средний, Луи Филипп, процветающим нотариусом, младшенький, Анри, — жутким забиякой и бабником. Ну а уж о дочерях и говорить не приходится — все как на подбор умницы и красавицы. Пробы ставить негде. И это не считая армии племянников, двоюродной родни, друзей внучатых деверей жены и пасынков, усыновленных тещами троюродных зятей. А заправляла всем этим шпионским скопищем сиротка из провинции, седьмая вода на киселе Лаура Ватто. Властно, жестко, хватко, словно дирижер оркестром. Но и тонко, с деликатностью, так что авторитет маркиза нисколько не страдал. А по ночам с Буровым Лаура преображалась — становилась то рабыней из гарема, робкой, уступчивой, готовой на все, то восточной царицей, гордой, самовлюбленной, знающей себе цену, то необузданной менадой — из тех, что, увитые плющом, бесчинствовали на просторах Греции. Чудо какая женщина — умная, страстная, загадочная, манящая. Венера, Цирцея, Медея, Клеопатра. Правда, понять не сложно, что выполняет свой долг, — но зато как! В общем, запал Вася Буров на Лауру Ватто не то чтобы до беспамятства и серьезных намерений, но до еженощных многоразовых излияний гормонов. К рыжей обольстительнице влекло, словно магнитом. А потому он старался не думать ни о Скапене, наверняка уже замыслившем какую-нибудь гадость, ни о курьере из Петербурга, который должен вот-вот прибыть с известием, что Буровых-князей и в природе-то не существует, нет, все тянул время, надеялся на что-то, не слушал внутреннего голоса. А тот ругался по-черному, матерно пульсировал в мозгу: “Вали, вали отсюда, так тебя, растак и этак! Засыпешься на бабе”. Буров же в ответ ему, тоже мысленно: “Нравится она мне, и все. В гробу я видел и Скапена, и курьера, и графа Орлова. Сами из князьев, имеем право. Заткнись”. В общем, не то чтобы любовь, но конкретно половая, почти что наркотическая зависимость. Как ее лечить? А главное зачем?

Между тем собрались. Натянули добрые, бычьей кожи сапоги, стряхнули с плеч осыпавшуюся с париков пудру, не забыли треугольные, с вычурным плюмажем шляпы. Аристократия, так ее растак, второе сословие , белая кость, голубая кровь. А вот деревья в парке уже пожелтели. Ветер шелестел мусором листвы, барственно пушил шапки хризантем, морщил частой рябью воду на прудах. Октябрь, нахмурившись, вступал в свои права.

— Эге, нам, похоже, повезло, — обрадовался шевалье, когда они уже вышагивали по главной аллее, и указал на отъезжавшую от дома карету. — Никак это сестренка? Сердце у нее отзывчивое, мимо не проедет. Да к тому же любопытна, как кошка.

Карета и в самом деле остановилась. С запяток соскочил ливрейный лакей, бросился к ореховой, в пасторальной росписи дверце.

— Вы это куда, господа? — Из экипажа выглянула Мадлена, голос ее звучал пленительно и томно, совсем не так, как когда она учила Бурова французскому. — Может, хотите внутрь? Не стесняйтесь, места для обоих хватит.

Выглядела она потрясающе — стеганый камзол из розового шелка с золотым шитьем и перламутровыми пуговицами, бархатный жилет с богатой отделкой, черные, в обтяжку, брючки до колена, шпажка на боку, бриллианты на туфлях и солитер на пальце. Этакий чертовски соблазнительный, похожий на пряник женоподобный кавалер. Мессалина, Ганимед и Сафо в едином лице и в мужском платье.

— Мерси, сестренка, — шевалье с готовностью залез в карету, плюхнулся на мягкий, крытый атласом диван. — Никак ты опять к этому голландскому послу? Будете обсуждать достоинства “Traite de la saggess” Пьера Шарона, такого же скептика, как Монтень ? — Он подмигнул Бурову, устроившемуся рядом, и усмехнулся. — Надеюсь, сестренка, ты не забыла гигиенический уксус?

— Так же как и “английский плащ” , — Мадлена нисколько не смутилась и ухмыльнулась в тон. — У лорда Болинброка, английского посланника, возникла отличная идея — устроить ужин с переодеванием. Кавалеры наряжаются, как дамы, и наоборот. Сам он, по слухам, собирается одеться восточной танцовщицей. Вернусь завтра, расскажу все подробности. Ну как, ты уже умираешь от любопытства, братец? Или от желания тоже перевоплотиться в даму?