Сердце Льва — 2 - Разумовский Феликс - Страница 43

Чекисты (1983)

Ничто не вечно под Луной. Все проходит. Еще — течет и меняется. Так что в одну и ту же речку нельзя войти дважды. Ну и плевать, если все, что ни делается, все к лучшему.

Да, замечательнейшая метаморфоза случилась с бывшим генерал-майором, в прошлом генералом-лейтенантом, в недавнем — генералом свет полковником. Ура, слава труду! Он стал генералом круглым, полным, гарантированно стропроцентным. Начиная от шевровых, стаченных по спецзаказу штиблет, на которые мягко ниспадают широченные, широко же лампасные бритвенно отглаженные штаны, и кончая благородным, щедро изукрашенным грибом фуражки, оставляющим на шишковатом, убеленным сединой массивном черепе розовую глубокую извилину, надо полагать вовсе не единственную и не представляющую угрозы для жизни и здоровья. Чудо как хорош сделался бывший генерал-полковник, просто стал не генерал высшей пробы, а орел степной, казак лихой. Впрочем и подчиненные его не подкачали — в люди вышли, сиднем не засидевшись на низовке, выросли кто на голову, а кто на две или даже три. Болван подполковник к примеру показал себя, выслужился до генерала. Конечно не до полного круглого — до совсем еще начинающего майора, но все одно уже не хухры-мухры, не отставной козы барабанщик. С таким нужно разговаривать человечно, по имени-отчеству, не повышая голоса и угощая чаем. Приблизительно вот так:

— Павел Андреевич, а не сделать ли нам то-то, то-то, то-то… А то ведь вызовут на ковер в Георгиевский-то зал…

А тот и отвечает, человечно так, преданно и честно глядя в глаза:

— Сделаем, Владимир Зеноныч, сделаем. Всеобязательнейше исполним. Не посрамим ваших седин и честь родимого управления. Разрешите идти?

Ах, как же переменились отношения эксгенерал-полковника и бывшего болванистого подполковника! Стали такими теплыми, тесными. Ну просто Ганнимед и Юпитер, Дзержинский и Владимир Ильич, Василий Иваныч и Петька.

И вот однажды одним прекрасным утром круглый генерал завтракал — рыбкой, буженинкой, сардельками с пюре, да еще чайком баловался, с коврижками и пряниками. Прямо в рабочем своем кабинете, дома-то не успел, торопился на службу. В парке за блендированными стеклами разгуливала метель, клены стояли жалкие облезлые будто горелые, мрачные вороны каркали на их ветвях. Раскатисто так, не по-нашему — все им каррамба да каррамба…

«Да, минуло лето красное, — круглый генерал нахмурился, не доел коврижки, густо сдобренной цукатами и маком, порывисто вздохнул. — Да, все проходит, к весне как пить дать отправят на пенсию. Маршала — к доктору не ходи — не дадут. М-да, на персональную, заслуженную, республиканского значения. А может и союзного — широка страна моя родная. Эх, а хорошо бы уйти не просто так, а героем. Хрен с ним, пусть будут не маршальские звезды на широких плечах — одна, золотая, на заслоне груди. Только вот добыть ее еще труднее, чем кремлевскую. Тут очень крепко подумать надо. И головой, головой.» Не доев, не допив, генерал поднялся, подошел к внушительному, в полстены портрету Феликса Эдмундовича, быстро оглянувшись, надавил тайную пружину. Та в ответ щелкнула, и рыцарь революции покладисто подался вправо, обнажая содержимое своих тылов — мощный, еще дореволюционной работы сейф. Именно такие уркаганы и называют «медведями». Генерал с видом опытного дрессировщика отключил сигнализацию, забренчал ключами, поладил с дверцей и, вытащив потертую общую тетрадь, шевеля губами, принялся за чтение.

Вариант один. Организовать покушение, громкое, но неудачное, а затем убрать зачинщиков в перестрелке…

Вариант 2. Организовать поджог с выраженной политической направленностью (райком, лучше обком, здание НКВД, тюрьма), а затем зачинщиков его убрать при задержании.

Вариант 3. Организовать пожар, лучше взрыв, с резкой социальной направленностью (жилые дома, больницы, санатории, детские сады), а затем убрать его зачинщиков по горячим следам.

Вариант 4. Организовать заговор против советской власти, разоблачить его, а зачинщиков бить, пока не сознаются. До суда не доводить, убрать их при попытке к бегству.

Всего путей к чекистскому совершенству было с полсотни, тернистых, длинных и извилистых. Иди-ка выбери единственно правильный, чтобы не споткнуться и не сломать ногу, а паче чаяния и шею. Недаром в песне поется — наша служба и опасна и трудна…

«Нет, не то, не то, не то», — шевелил губами генерал, трудно и вдумчиво вникал и, не забывая ни на миг, что все на свете повторяется, вспоминал уроки истории. И учителей — Агранова, Ягоду, Берию. Да, хорошо было им, политический момент соответствовал. Хочешь тебе заговор, хочешь поджег, хочешь… А, чего хочешь… А тут… Прогрессивная общественность, мать ее за ногу. Борцы за демократию…

Так толком и не придумав ничего, он почти добрался до конца, уже было загрустил, жутко пригорюнился и страшно расстроился, как вдруг узрел последний вариант, скупо предлагающий нижеследующее: добыть известного

а) шпиона,

б) диверсанта

в) террориста

с целью обеспечения широкого международного резонанса. Чтобы и в Кремле было слышно.

«Шпиона, террориста, диверсанта? Ну-ка, ну-ка, ну-ка. Шпиона, террориста, диверсанта?» Чувствуя, как в предвкушении удачи птицей забилось сердце, генерал привстал, крепко помассировал лобастый череп, крякнул и снова сел, уже сосредоточенный и волевой. — «Постой, постой. Значит, говоришь, шпиона, террориста, диверсанта? А как вам понравится международный хищник по кличке Барбаросса?» И как же он только мог забыть про такую дичь? Тут же крепкий палец его уперся в кнопку селектора и голос, начальственно-стальной, ударил дежурного майора по ушам:

— Позвать! Сей же момент!

Момент не момент, но очень скоро в двери поскреблись, негромко так, с бережением, и перед круглым генералом явился тоже генерал, правда, из начинающих, всем своим видом выражая уважение и готовность к действию — что изволите, Владимир Зенонович?

— Присядьте, Павел Андреевич, — тот милостливо указал на кресло, рявкнул по селектору насчет чаю с бубликами и сразу взял быка за рога. — Вы насчет террориста этого, международного, как его, а, Барбаросса, помните? Не пустили дело на самотек?

Тихо так спросил, свистящим шепотом, но очень и очень доходчиво. Павла Андреевича, к примеру, пробрало до печенок.

— Ну что вы, Владимир Зеноныч. Не забывается такое никогда. Держим на контроле, — тоже шепотом ответил тот, проглотил тягучую слюну и словно в прежние, подполковничье-балванистые времена выпрямился в кресле. — Не отнимаем рук, не опускаем глаз. У него еще двое выкормышей здесь, держим в качестве наживки. Только прикажите — и заглотит. Тут-то и ухватим его за рыжую бороду.

— Все правильно, за зебры его, за зебры, — круглый одобрительно кивнул, резко щелкнул пальцем и, сверкнув по-орлиному глазами, вдруг поднялся, широкоскулое лицо его сделалось серьезным, а на скулах выкатились желваки. — Равняйсь! Смирна! Слушай приказ! Пусть глотает! И как можно глубже! А то ведь вызовут на ковер в Георгиевский зал…

— Слушаюсь, — генерал из начинающих тоже встал, вытянулся, прищелкнул каблуками. — Сделаем, Владимир Зеноныч, сделаем. Всенепременнейше исполним. Не посрамим ваших седин и честь родного управления. Разрешите выполнять?

— Идите, голубчик, идите. Я надеюсь на вас, — круглый милостливо улыбнулся начинающему, но тут же снова сделался непроницаемым как сфинкс и ткнулся носом в папку с грифом «совершенно секретно». — Все, вы свободны.

Однако только тот вышел, как он вскочил и, с оттяжечкой прищелкивая пальцами, мастерски притоптывая, приплясывая и прихлопывая, выкинул невиданное коленце и вприсядочку придвинулся к большому зеркалу, овальному, в дубовой раме. Долго щурился в упор на себя любимого, шарил по плечам, гладил по груди, мерил расстояние от края лацкана до предполагаемого места водружения звезды. Хотел было уже проделать дырочку, но из скромности не стал, просто отметил ее координаты мелом. Потом довольно крякнул, еще полюбовался на себя и с невиданной энергией взялся за дела.