Аленький цветочек - Разумовский Феликс - Страница 90

– У нас всё есть, сейчас надуем, – Шихман успокаивающе положил руку ему на плечо, взял переговорник «уоки-токи» и перекатил сигару в другой угол рта:

– Джозеф! Активируйте, пожалуйста, резервную десантную лодку. Да. Полный бак, если можно. И побыстрее, ради Бога. Речь идёт о жизни и смерти.

У него самого настроение было паршивое. Братья Бенджамин и Хулио до сих пор не вернулись с охоты, да ещё и категорически не выходили на связь. Жареная оленинка грозила выйти боком: как бы вместо реликтового гоминоида не пришлось заниматься их паршивыми задницами…

– Спасибо, Изенька. Сейчас поплыву искать сукиного сына… – Звягинцев благодарно кивнул и, уже повернувшись, добавил сквозь зубы. – Ты только не подумай, я не о собаке своей говорю.

В это время раздался писк зуммера. Тотчас ожил, осветился экран монитора, и Шихман в возбуждении схватился за рацию:

– Алло!!! Беллинг? Сработала система наблюдения! Быстрее, коллега! Похоже, мы таки ухватили гоминоида за его волосатую жопу!

Жизнь в Америке не прошла ему даром. У них там весь бытовой юмор пребывает «на уровне ниже пояса» – либо о сексе, либо о задницах.

Между тем камера, расположенная невысоко над землёй, действительно давала крупным планом… зад какого-то человекообразного существа. Существо сидело на корточках, заросшее густым волосом седалище еле-еле умещалось в экран…

– О-о-о!

Звягинцев даже вздрогнул: качество изображения было таково, что Лев Поликарпович на миг испугался, как бы торжествующий вопль Бубенчикова, ворвавшегося в палатку, не спугнул неведомое создание. Андрей же Павлович, ни на кого не обращая внимания, приник к монитору, в его голосе слышалось счастье учёного, дорвавшегося до сенсации:

– Это невероятно! Каков характер оволосения! Ничего подобного никогда не встречал!..

Несколько секунд прошло в торжественной тишине: возможно, они самыми первыми из людей созерцали кадры, которым суждено будет обойти весь мир.

– О, да оно испражняется совсем как человек! Видит Бог, оно разумно! – вновь задохнулся от восторга Бубенчиков. И перешёл на умоляющий шёпот:

– Дайте общий план, коллега, я хочу оценить его телосложение…

– С удовольствием. – Шихман что-то переключил… и по палатке прокатился стон горького разочарования. С телосложением у существа оказался полный порядок. Вот только вместо собственного меха или на худой конец звериных шкур оно было облачено в камуфляжную форму. Справив нужду, существо подтёрлось листочком, застегнуло штаны… и, осмотревшись, громко закричало голосом брата Хулио:

– Эй, Бенджи! Греби сюда, тут какие-то motherfuckers[104] устраивали пикник!

– Как эти Russians вообще здесь живут? – Брат Бенджамин приблизился с хмурым видом, разгрыз хрустящий крекер и слегка повеселел:

– Помнишь, в Аризоне нам тоже сперва показалось, что мы и дня не протянем?

– А то. – Брат Хулио снял с ветки пакет чипсов, повешенный наивными учёными в надежде, что яркий целлофан привлечёт любопытного гоиноида. – Потом выяснилось, что it creeps with rattlers[105] и что rattlers очень вкусны…

И оба «брата во Христе» принялись с жадностью поедать приманку, заготовленную для снежного человека.

– И смех, и грех, – Звягинцев вздохнул и, старательно отворачиваясь, чтобы не травмировать своим весельем скорбящих коллег, пошёл готовиться к плаванию.

Отчалили втроём. Профессор, которого никакая сила не свете не заставила бы отказаться от самоличных поисков Кнопика. Скудин, матерясь тащивший крест персональной ответственности за Эдичку. И Буров – в качестве рулевого. Американская лодка, снабжённая мотором «Меркури», ласточкой резала водную гладь, в кильватере расходились волны. Голубое небо отражалось в зеркале озера… Вот только было это зеркало чёрным, недвижимым и непроглядным, полном скрытой угрозы.

– Резвый мальчонка, такую мать!.. – Скудин поднёс к глазам бинокль и, заметив дым на горизонте, скомандовал Глебу:

– Влево двадцать. К острову.

Эх, не потребовал он у Владимира Зеноновича исключительных прав в отношении отпрыска! До смертной казни включительно!.. Совсем дурак стал – даже и расписки не взял, чтобы никакого спросу с него, ежели вдруг что. Ну как есть старый дурак… Зато очень к месту вспомнились рассказы Данилова о том, что Костяной – заповедное место, пуп земли, и ходить туда могут лишь нойды, да и то не всякие, только «шибко сильные». Боже упаси простого смертного ступать на священный берег и уж тем паче трогать, тревожить вековой покой жертв – рогатых черепов, лежащих здесь с давних пор и давших острову имя. От старинных костей зависит ход жизни, для нарушителя запретов дело может кончится худо… Примеров тому не счесть. И тонут, и погибают от ударов молний, и скоропостижно кончаются от неизвестных причин… А теперь вот нелёгкая занесла в гости к духам генеральского отпрыска…

Костяной надвинулся как-то неожиданно, словно идущий встречным курсом огромный авианосец, закамуфлированный от посторонних глаз лесом. А может, не врут саамские легенды, и он в самом деле способен плавать по водам, направляемый волей владычицы Сациен?

– Глеб, глуши мотор, – за кабельтов[106] до острова приказал Иван и хмуро взялся за вёсла. А когда ткнулись в песок, первым делом бросил на берег монетку. Жёлтенькую, как полагалось. Может, и предрассудок, только на душе как-то спокойней…

Костяной горбился над водой скалистым хребтом. Не зря говорят саамы, что виден он с любой точки озера. Вот его Эдик и высмотрел. Волны легонько бились о замшелые камни, и больше ничего не нарушало святой тишины – ни птичьи голоса, ни цоканье белки, ни лосиный рёв. Даже ветер, казалось, на остров не залетал. А если и шевелил ветви деревьев, то совершенно беззвучно.

– Весёленькое место… как в гробу. – Глеб непроизвольно понизил голос. Вытащив лодку, указал на следы, едва заметные между осклизлых камней:

– Смотри, командир! Свежие.

Тут же неподалеку отыскалась и лодка, упёртая Эдиком. Небольшая, с электрическим моторчиком – только в Пионерских прудах плавать…

– Вот клоун, – ещё больше помрачнев, Скудин первым полез через древние валуны. – Верной дорогой идём, товарищи… К чёрту на рога…