Аленький цветочек - Разумовский Феликс - Страница 78

– Хорош, гвардейцы! – через пару километров Скудин высмотрел аккуратную полянку-пролысину, весьма похожую на спортплощадку с крупным утрамбованным песком, остановился в центре, неподалёку от большого камня, вросшего в землю.

Облюбованное им место было, если подумать, странноватое. Никакой растительности, кругом песчаной площадки – только крупные валуны и мелкие булыжники, озеро отсюда казалось бескрайним, простёршимся до горизонта антрацитово-чёрным разливом. На податливом, словно нарочно разглаженном песке не было видно ни единого следа, ни лисьего, ни заячьего, ни оленьего. Это в июне-то! Очень странно. И подозрительно. Кудеяр самым придирчивым образом обошёл «спортплощадку», потоптался, помял ногами песок…

Ничего.

Ну и ладно.

– Делай, как я!

Не спеша, с удовольствием, Скудин принялся разогревать шейные мышцы. Боря в унисон завертел головой. Кнопик уселся перед ними, неуверенно виляя хвостом и пытаясь понять, чем это заняты люди. Может, они собирались с ним поиграть?.. Непохоже… Отчаявшись уловить в их движениях какой-либо смысл, пёсик отдался во власть инстинктов и бодро отправился на охоту. Было похоже, что водопад незнакомых запахов вызывал у него лёгкое головокружение.

Размялись, потянулись, стали делать «солдатскую мельницу». И вот тут… В некоторый момент вместо радостного чувства движения Иван ощутил вдруг присутствие опасности. Ни дать ни взять кто-то совсем рядом прицелился ему в спину!

«В тайболе живём…» Рефлексам своим Кудеяр доверял. Они никогда его не подводили. Он стремительно кувырнулся вперёд ещё прежде, чем мысль о затаившемся снайпере стала осознанной. Ушёл с чётко отгаданной линии атаки, залёг, лапнул несуществующую кобуру… осторожно осмотрелся.

Ничего. Ничего и никого.

Всё тихо. Лишь осины подрагивают листьями под легким ветерком…

– Ты чё, командир?..

Капустин уже лежал рядом с ним на песке. Он бросился наземь не рассуждая, действуя по принципу: делай, как я. Борис слишком хорошо знал, что Скудин ничего не делает просто так.

– Мнительный я стал. Старею, наверное, – проворчал Кудеяр. Между тем неведомая опасность отступила так же внезапно, как появилась, Иван поднялся, и в это время из чащи послышался приближающийся визг, и через мгновение на поляну выскочил насмерть перепуганный Кнопик. Лохматый колобок подлетел к людям и плотно прижался к ногам Скудина. Он мелко дрожал и прятал хвост под брюшком, шерсть на загривке стояла дыбом.

– Эх ты, сторожевая собака… – Иван подхватил пёсика на руки, тот, разрываясь от пережитого страха и вновь обретённой безопасности, попробовал облизать ему лицо. Кудеяр мотнул головой:

– Уходим, Боря. После будем разбираться.

А в чём, собственно, разбираться? «Скорее всего медведь, – сказал себе подполковник. – Его присутствие тоже на расстоянии чувствуется…» Он лукавил. Он встречался с медведем. Ощущение было совершенно другое. Но не эти же… со зрачками? Они прошлый раз о своих намерениях через тонкие планы не предупреждали…

Назад бежали молча. Кнопик, постепенно успокаиваясь, тихо скулил на руках у Ивана. Два километра пробежки да ещё испуг – горожанину с непривычки было многовато.

В лагере их встретил шум и гам.

– Я вас, любезный, попрошу не повышать голос! – Профессор Звягинцев с намыленным, выбритым лишь наполовину лицом, потрясал перед егерем Даниловым объемистой кожаной папкой. – Вот, можете убедиться. Весь пакет документов в полном порядке! И уберите ружьё!

– Да подотрись ты, академик, своими бумагами! – Старый саам горестно оглядывался на следы танковых траков, на широкую просеку, проложенную гринберговской техникой в мелколесье, и действительно порывался снять с плеча ружьё. – Это кто сделал, я тебя спрашиваю, чёртов интеллигент! Тебя бы так поперёк жопы! А потом вдоль! И опять поперёк!

И его можно было понять. Всюду сломанные, вырванные с корнем ольхи, рябины, берёзки, глубокие шрамы от гусениц на изумрудно-зеленом мху и светлом, словно отбеленное полотно, ягеле. Зарастёт не скоро…

– Здравствуй, дядя Степан! – Скудин сразу понял, что подошёл весьма вовремя. Слова явно закончились, но, слава Богу, до дела ещё не дошло. Иван крепко обнял удивлённого Данилова:

– Ты не серчай так, дядя Степан. Генерал тут один вчера у нас напахал… Так я расстрелял его. Вечером ещё. Зарыл как падаль и могилу заровнял, теперь не найти.

Не давая сааму опомниться, он метнулся в вагончик, сделал страшные глаза полупроснувшемуся Гринбергу и, сдёрнув с плечиков, вынес наружу многострадальный мундир.

– Вот, дядя Степан, – продемонстрировал он егерю тяжёлый от наград китель. – Закопали, как равка[85] , голым, лицом вниз. Чтобы сразу в ад провалился.

Голос его был убедительно твёрд и полон отвращения и скорби. Иван тут же понял, что перестарался. Мгновенно наступившая тишина сказала ему, что он убедил не только саама. В самом деле, кто видел Женьку после того, как достиг пика вчерашний гудёж? В смысле, кто, кроме американцев?.. Профессор Звягинцев машинально вытирал намыленную щёку, на глазах серея лицом: «Неужели?!! Гестаповец…» Веня переглянулся с Альбертом, и оба стали медленно пятиться. Виринея в ужасе закрыла рот рукой, глаза её наполнились слезами. "Ого, девочка, а тебе Женька-то, оказывается, не совсем безразличен…о Один Капустин прикусил губу, чтобы не расхохотаться. В его взгляде, устремлённом на Скудина, плескался восторг. «Во дает командир!»

Грозный егерь Данилов, только что хватавшийся за ружьё, сделался задумчив и тих.

– Суров ты, Ваня, стал, однако… Ну здравствуй, что ли. – Корявые пальцы старика тронули широченный прямоугольник орденских планок на кителе, голос опустился до шёпота:

– Знатный был генерал, однако, может, погорячился ты?

– Вот, дядя Степан, познакомься. – Скудин решительно закрыл генеральскую тему: что, мол, сделано, то сделано и обсуждению не подлежит. Он указал сааму на Звягинцева. – Это профессор Лев Поликарпович, научный руководитель экспедиции. – Мгновение помолчал и добавил:

– Мой тесть.

Следовало сказать «бывший», но Иван не сказал. Язык не повернулся.