Ученье – свет, а богов тьма - Жукова Юлия Борисовна - Страница 51

Осознав суть процесса, Арават стихает, только косится на меня время от времени как-то вопросительно. Алэк меж тем отправляет в рот первую горсть, просыпав три штуки за воротник, зажимает сухари между деснами и широко улыбается дедушке. Сухари, кстати сказать, фиолетовые в черную крапинку, потому что с черничным вкусом. Арават внезапно громко покатывается со смеху.

К завтраку подтягивается Кир и немедленно начинает суетиться: расставлять тарелки, мыть пиалу и венчик, кормить моих котов сметаной и только что не мыть окна. Видимо, нервничает из-за Аравата. А я вот как-то уже и не переживаю. Ну Арават… Я всякой нечисти повидала, а тут, подумаешь, противный старикан.

– Как там отец? – спрашивает Кир как бы между делом, протирая готовочный стол от одному ему видимой грязи.

– Когда я уходила, спал, сейчас не знаю, – пожимаю плечами. – Раскладывай омлет, я пойду его проведаю, вдруг он тоже завтракать будет.

Азамат к моему приходу как раз успел открыть один глаз и вспомнить, кто он и где. Я плюхаюсь на кровать рядом и принимаюсь ощупывать и осматривать пациента. Он скорее жив – ловит мои руки, щекочется и целуется. Настроение тоже по высшей отметке, видать.

– Завтракать будешь? – спрашиваю.

– Не отказался бы, – отвечает он севшим голосом.

Если учесть, что у него и в норме голос такой низкий, что можно асфальт дробить, сейчас это уже что-то сродни извержению вулкана.

– Тогда одевайся. Тепло.

Я вытаскиваю из шкафа самый теплый Азаматов домашний костюм, флисовые носки и свитер маминой вязки.

– У нас в кухне северный полюс? – интересуется муж, облачаясь.

– Ну, там нет ковра на полу, – замечаю я. – А подвал не отапливается.

Азамат закатывает глаза, но не спорит. Привык, что я в этих делах не допускаю разногласий.

Внизу Кир сразу кидается его обслуживать.

– Отец, ты кофе будешь или чай? А молока тебе подогреть? С перцем, с маслом?

– Погоди, – рокочет Азамат. – Дай я поем, а там посмотрим. – Он кивает Аравату, неуютно сидящему у противоположного торца стола. – Как у тебя ночь прошла? Где тебя положили-то вчера?

– Да тут. – Арават кивает на диван у окна. – Ничего, все хорошо, дом у тебя добротный, сразу видно… Вот только кошки… Стоит лечь, приходят и сверху ложатся. Это что вообще? Я пару раз их согнал, потом заснул. Утром все на мне были. Зачем тебе их столько, тут вроде не болота, гнуса особо не должно быть?

– Просто так, – улыбается Азамат. – Мы любим зверье.

Кир тихонько прыскает, прикладывает руки к голове, где у Хоса уши, и помахивает ими. Мы тоже ухмыляемся, а Арават только сдвигает брови и переводит взгляд с Кира на нас и обратно.

– Кстати, куда Хос вчера делся? Домой ушел? – спрашиваю я.

– Не, он у меня в комнате дрыхнет, – мотает головой Кир. – Всю ночь мульты смотрел в телефоне, на рассвете окосел от них совсем и завалился под столом.

Арават вытаращивает на Кира возмущенные глаза, а потом серьезно сообщает Азамату:

– Я как раз собирался с тобой серьезно поговорить о том, что твой сын водится с сомнительной компанией…

Наш дружный оглушительный гогот повергает его в глубокое недоумение.

– Между прочим, – вспоминает Азамат, – кто-нибудь мне расскажет, как так получилось, что вы хорошо знакомы, а я об этом ничего не знаю?

Кир опускает взгляд и ерзает на месте.

– А чего тут рассказывать? – с вызовом говорит Арават. – Ты за ним особо не присматривал, но кто-то же должен! А я его еще в Худуле заприметил, до того как ты о нем публично объявил. Ох, и сильно же я удивился… Свою-то кровь всегда признаю…

– Кир, а ты почему ничего не сказал? – Азамат переводит испытующий взгляд на ребенка, которому, судя по тому, как он извивается, кто-то насыпал муравьев на стул.

– Ну, я не хотел тебя напрягать… И вообще, мы не очень часто разговаривали тогда…

– Котик, не мучай ребенка, – вступаюсь я. – Сам подумай, что он мог тебе сказать? И как бы ты отреагировал, узнав, что твой отец сдружился с твоим сыном помимо твоего ведома?

– С твоим, да уж, – как-то странно усмехается Арават.

– Ты о чем? – моргает Азамат.

Арават тяжело вздыхает.

– Сынок, я понимаю, ты хотел меня защитить. Но уж мальчику-то можно сказать правду.

Мы все дружно моргаем. Азамат соображает первым:

– Ты что, думаешь, он твой, что ли?

– Конечно, мой! – отрезает Арават. – Он же как с меня отлит, ты на него посмотри!

Кир втягивает голову в плечи и поглядывает то на нас, то на деда.

– Этого не может быть, – говорим мы с Азаматом хором.

– Ну коне-ечно! – протягивает Арават. – Ладно уж, в своем-то кругу можно и начистоту. Я ничего не отрицаю. Знаю, что ты мать очень любил всегда, и тебе обидно, наверное, но сам посуди, она ведь от меня ушла девять лет назад! А я был еще ничего себе мужик. Да и разница у нас была изрядная, ты же знаешь, она ведь не красавица… Конечно, это все не оправдание, но я бы не стал от него отказываться, если б знал.

Мы с Азаматом переглядываемся. Так и подмывает спросить Аравата, спал ли он с Азаматовой невестой, но по официальной версии она не имеет к Киру никакого отношения, а рассказывать Аравату всю подноготную не очень-то хочется. С его представлениями о должном как знать, не выдаст ли. По легенде же я мать Кира, соответственно это со мной он должен был бы согрешить. Боже, как это отвратительно!

– Не сходи с ума, – морщусь я. – У меня с тобой ничего не было, и ребенок твоим быть не может.

Арават закатывает глаза.

– Кого ты дуришь, женщина? Слепой увидит и тупой поймет, что ты при родах Кира даже через улицу не была. А скорее всего, и на планете. Мой он, и точка.

Мы с Азаматом еще раз переглядываемся.

– Этого не может быть вне зависимости от того, кто его мать, – настаиваю я. – Когда мы его только сюда привезли, я делала тест на отцовство. Он сын Азамата. Если бы у Азамата был брат-близнец, можно было бы еще поспорить. Но ты там близко не проходил. Если хочешь, могу прямо сейчас еще раз взять у вас обоих анализ и…

– Да кого волнуют твои тесты! – фыркает Арават. – У меня глаза есть, и видят они еще весьма неплохо. Мало ли что там твои машинки пишут! Я свое всегда узнаю.

Азамат кашляет – то ли для привлечения внимания, то ли просто потому, что кашляет.

– Значит, так, отец. Давай договоримся. Ты можешь думать по поводу Кира все, что хочешь, но я совершенно искренне считаю его своим. И я буду его воспитывать и принимать все решения, которые его касаются. Я не против, чтобы ты поддерживал с ним отношения, в конце концов, Кир уже большой мальчик и может сам выбирать, с кем общаться. Кстати, что касается его компании, у меня есть пара идей, что с этим делать, и мы их уже обсуждали между собой. Так вот. Если ты хочешь думать, что он твой, а я просто тебя защищаю, – пожалуйста, думай. Но если он когда-нибудь провинится, ты скажешь об этом мне. И не вздумай наказывать его своими методами. Если я узнаю, что ты его хоть пальцем тронул, ты его больше не увидишь. А я узнаю, даже если Кир сам ничего не скажет. У меня глаза и уши по всей планете, да такие, что ты и не представляешь.

Закончив речь, Азамат снова кашляет, и я уже не сомневаюсь, что это болезненное.

– Кир, сынок, – с нажимом говорит муж, – ты там что-то говорил про горячее молоко с маслом? Сделай, а?

– Что? Да, сейчас! – остолбенело откликается Кир и бросается к холодильнику.

Я в свою очередь иду рыться в аптечке. Народные средства, конечно, замечательно, но и лечения никто не отменял.

– Ишь ты как развернул, – наконец находит слова Арават. – Кто бы мог подумать, что я такого неженку вырастил. Или ты считаешь, что я тебя несправедливо наказывал? Меня-то в детстве отец похлеще порол, я тебя еще жалеючи…

– Я ничего не считаю, – шепелявит Азамат, рассасывая гигантскую противовоспалительную таблетку. – Справедливо там, несправедливо, кто теперь установит. Я только знаю, что моих детей никто не будет бить, пока я жив.

– Ну я посмотрю, как ты вырастишь из них хороших людей без ремня, – с сомнением кривится Арават. – Пока что он водится с друзьями, которые спят под столом.