Ученье – свет, а богов тьма - Жукова Юлия Борисовна - Страница 50

– Правильно, – кивает Арават, – а ты, конечно, знаешь, как надо людей воспитывать! Ребенку толком не представился, зубрежкой замучил и бросил, как надоевшую игрушку!

Азамат багровеет, и явно не от стыда.

– Ничего подобного! – выпаливает Кир. – Я сначала не понял, но теперь я все понимаю! И это было давным-давно!

Хос сливается со стеной, Алэк начинает хныкать. Ой, надо что-то делать, они же сейчас вообще подерутся!

– Котик, – тихонечко трогаю Азамата, – только не убей его, пожалуйста. Он тебя нарочно злит, ты же понимаешь.

Азамат с видимым усилием сдерживается и выдыхает.

– Что-то тут жарко, – говорит, утирая пот. Подумав, стаскивает жилетку.

У Аравата внезапно расширяются глаза.

– Ты… сынок… что случилось?!

Азамат моргает.

– Что ж ты сразу не сказал… – бормочет старик в оцепенении. – То-то кашляешь… Девка, что ж ты его не лечишь?

– Да я бы полечила, только тут… – начинаю, но Азамат вдруг начинает хохотать. Я осекаюсь и воззряюсь на него – не рехнулся ли? И тут тоже замечаю пятно «крови» у него на рубашке. Меня тоже пробивает на ржач.

Кир хихикает. Хос тоже хрюкает, хотя не знаю, понял ли он, в чем дело.

– Ты не ранен? – робко вопрошает из своего угла Арон.

– Нет, конечно, – фыркает Азамат. – Это сок драконьих яиц, он на воздухе буреет. А кашляю я, потому что простудился.

Арават украдкой вытирает лоб.

– Ты меня так не пугай, я старый уже, – говорит. – Мне хватило одного раза тебя чуть не похоронить. Воспитание – воспитанием, а разозлился я тогда на совесть, знаешь ли. Нет, ну это надо! Чуть не погиб ради каких-то шакальих баб, да еще такое лицо угробил! До сих пор, как подумаю, аж трясет от злости! – Арават показательно стискивает кулаки. Потом переводит дыхание. – Ну хоть ребенка красивого сделал, и то утеха старику.

Он замолкает, а Азамат как-то странно, напряженно на него смотрит. Будто ждет. Арават и вправду колеблется, то откроет рот, то отвернется… Арон издает какой-то звук, и я грожу ему кулаком. Этому идиоту нужно ввести вакцину своевременности, да поболезненнее.

Наконец Арават накачивает в чакры достаточно космической энергии, чтобы еле слышно, сдавленно, глотая звуки, выдавить:

– Прости, сын.

Из Азамата как будто какие-то подпорки выпали. Он весь оседает и расслабляется, как тряпичный. Даже пошатывается немного, но его Кир по-прежнему за локоть держит.

– Конечно, – безголосо отвечает Азамат. – Конечно, прощаю. Ты же знаешь, я всегда всех прощаю, стоит только попросить…

Мы все стоим чуть не минуту в полной тишине, впитывая историчность момента. Потом Азамат и Арават одновременно решают, что стоять больше невозможно, и с некоторым трудом разбредаются по сидячим местам. Арават просто падает на диван, как будто извинение отняло у него последние жизненные силы. Азамат опускается более грациозно, потом трет лицо руками.

– Лизонька, со мной надо что-то делать, а то я так до следующего выезда проболею.

Я молча киваю и подзываю Кира.

– Уложи братика, хорошо? Если сможешь, конечно.

Кир исчезает из гостиной вместе с Хосом, которого Азаматова родня даже не заметила, кажется.

Я перехожу в рабочий режим и перестаю обращать внимание на внешние раздражители. Загоняю Азамата в постель и, пока вирусный анализатор ищет, чем именно его пробрало, обрабатываю симптоматическими средствами. Очень хорошо, что мы здесь, а не в столице, потому что здесь у меня есть купленный еще тогда на Гарнете вирусный анализатор – прибор, разработанный специально для исследования чужих планет с непредсказуемой фауной; он определяет строение вируса и подсказывает, каким веществом его можно связать. В большинстве случаев сам же это вещество и генерирует из банка элементов. К сожалению, все это занимает несколько часов, так что приходится пока сбивать зашкаливающую температуру и успокаивать бедняжку мужа, который уже двадцать лет не болел простудой и пятнадцать – вообще ничем. Когда препарат наконец-то готов и введен в кровь, я отрубаюсь прежде самого Азамата.

Глава 11

Поскольку Тирбиш в отъезде, а Азамат на больничном, кормить Алэка встаю я. Растрепанная, со вчера немытая, в первой попавшейся одежде, я топаю вниз с мелким наперевес. Он, под стать папе, в это время суток бодр и весел, увлеченно балакает о чем-то и цепляется за перила на лестнице.

Я сажаю его на кухне на детский стульчик и достаю все для приготовления мясо-молочной каши по матушкиному рецепту. Этот продукт, наравне с прочим детским питанием, которое она рекомендовала, я прогнала сквозь несколько анализаторов, выяснила точный состав, жирность, калорийность и все прочее, и даже посылала образцы на экспертизу. Экспертиза мне ответила, что заинтересована в покупке патента, вот только породы и корм скота, из которого получают ключевые ингредиенты, для них загадка. Я им ответила, что изобретение не мое, мол, поговорю с источником. Не знаю уж, как матушка отнесется к идее продать права на кашу…

Подо все эти мысли я минут десять вожусь с кашей и ребенком, пока замечаю, что в кухне я не одна. На дальнем диване у окна притулился Арават.

– О, – интеллектуально говорю я. – Ты уже тут.

– Долго же ты думаешь, – отвечает он. – А я отсюда никуда и не уходил, мне Кир тут постелил.

Я припоминаю, что вчера бросила Азаматово семейство разбираться самостоятельно. Кир молодец, ответственный. Ну что ж, я, конечно, от вида свекра не в восторге, но и устраивать скандалов больше не собираюсь. Он вчера все-таки извинился, хоть и через пень-колоду. А у меня к нему, собственно, кроме его отношения к Азамату, претензий не было. Не помешало бы, конечно, ему и за свои воспитательные методы извиниться, ну да всему свое время. Главное, что у Азамата наконец-то разрешился его экзистенциальный кризис, и мне больше не нужно строить из себя богиню возмездия, можно ограничиться привычным амплуа вредной и своенравной инопланетянки.

Я зеваю под стать Хосу, сверкая хищными зубами.

– Ты завтракал?

– Нет еще, – задумчиво произносит Арават, рассматривая меня. – А ты всегда так неприлично одеваешься?

– У себя дома я одеваюсь как хочу. Не нравится – дверь найдешь, – отрезаю я, включая кофеварку. – И вообще, если тебя интересует, как я одеваюсь, вон открой в планшете статью про меня, там полный список торговых марок с артикулами и ссылками на магазины.

Он замолкает, но взгляд не отводит.

Тем временем Алэк отбирает у меня ложку и принимается шарашить ею по столу. Это означает, что он хочет пожевать специальных сухариков для десен, но его манера выражать свои желания мне не очень нравится, поэтому я не кидаюсь их исполнять.

– А по-человечески попросить? – хмурюсь я.

Ребенок еще пару раз проходится по столу, но потом, видимо, вспоминает, что надо делать, если мама не понимает. У нас этот разговор уже не первый раз все-таки.

– Амамам ухаха, – по слогам объясняет мне дитятко.

– То-то же, – в тон ему отвечаю я и лезу в шкафчик за лакомством. Потом рассыпаю горстку сухарей по столу, и Алэк принимается их собирать с умилительно сосредоточенным выражением на физиономии.

– Ты бы ему хоть в миску насыпала, – замечает Арават. – Да и вообще, куда такому маленькому сухари, у него ж зубов нет.

– Миску он сам себе организует, можешь полюбоваться, – отвечаю я, доставая из холодильника яйца на омлет.

Арават осторожно подходит поближе, огибая меня по широкой дуге. Правильно.

Алэк тем временем корпит над высокоинтеллектуальной задачей. На нем надет пластиковый слюнявчик с желобком внизу, достаточно большим, чтобы туда поместились все сухари. Ребенок обнаружил это свойство слюнявчика еще пару недель назад, когда случайно просыпал туда целую пиалу. А еще он обнаружил, что отправлять сухарики в рот горстями гораздо приятнее и проще, чем по одному, потому что если одним промахнешься, ничего не съешь, а если штук пять-шесть сразу запихивать, то хотя бы половина в рот попадет. Поэтому теперь Алэк кропотливо перекладывает сухарики со стола в слюнявчик, чтобы потом залямать их сразу помногу. Я только слежу, чтобы не подавился, но вообще он довольно аккуратно ест.