Фанаты бизнеса. Истории о тех, кто строит наше будущее - Кузьмичев Андрей - Страница 9

Но среди бойцов стройотрядов были и те, кто мог честно заработать не на роскошь, на средство передвижения. Александр Назаренко так сказал о таких заработках: «Мы могли заработать на автомобиль за три года. В олимпийский год мы пять месяцев работали – заработали на автомобиль “Москвич”. По тем временам это безумные средства».

Но «безумные средства» требовали безумного напряжения сил. Вот что вспоминает Владимир Путин: «Я работал в Коми АССР. Мы дома ремонтировали, рубили просеку под ЛЭП, работали много – часов по 12. Я был рядовым бойцом и за полтора месяца получил около 900 рублей», – сказал премьер, отметив, что средняя зарплата по стране тогда была 200 рублей.

«…Работали в труднодоступных районах, в тайге, топором молотили и бензопилами по 12 часов… Вкалывали с утра до ночи. Знаете, сколько там комаров? У костра не очень посидишь. Намазаться средством от комаров невозможно, потому что нужно топором махать – пот течет, все разъедает, а не намазаться – они сжирают заживо», – вспоминал Путин[35]. «Основное впечатление от первого года – все время хотелось спать. Режим был жесткий», – почти о том же вторит Дмитрий Новиков и продолжает, как всегда не спеша, о том, что заработали «прилично, но не очень много: что-то около 600 рублей чистыми после всех вычетов за питание и прочее за 50 дней. Это, в общем, было неплохо, сопоставимо с зарплатой старшего научного сотрудника в МГУ за такое же время, но потом мы зарабатывали в разы больше». Важнее другое: он, по собственному признанию, «сначала мало что умел – больше всего любил просто копать, мешать раствор и работать на пилораме, “физики” хватало, а тонкая работа была не по мне, но все-таки научился делать многое – мы строили деревянные жилые дома с нуля».

Строили бойцы не только новые дома и другие строения: многие из них выстраивали свою жизнь именно в отрядах, которые сильно отличались от всего, что было в СССР, где партийная пропаганда, навязывая светлое будущее, призывала народ не обращать внимания на скучное и пресное настоящее. Командир первого в истории страны студенческого отряда Сергей Литвиненко неспроста откровенничал, что у них, отрядов, было два существенных отличия от всей остальной обязаловки: «Во-первых, там можно было честно заработать большие деньги. А во-вторых, это были, несмотря на кондовые советские времена, этакие островки свободы. В том числе и экономической»[36]. «В стройотрядах были важны, – уточняет старшего товарища по университету Дмитрий Новиков, – и деньги (почти для всех – ведь в хорошие годы мы очень много зарабатывали), и дух товарищества, и жизненный опыт. Но для меня и, наверное, для многих, – убежден он, – самой важной была возможность самореализации. Мне было важно доказать самому себе, что у меня и моих товарищей и головы хорошо работают, и руки “как надо пришиты”, и вообще, что “мы можем”, можем что-то сделать». Если в стройотряде все работало слаженно, то и на заработки студенты не жаловались: «поработав летом в отдаленных селах, рядовой комсомолец мог привезти домой до тысячи рублей – их вполне хватало на то, чтобы с ног до головы “упаковаться в фирму”»[37].

Схожую линию поведения подметил Сергей Воробьев. По его мнению, «в стройотрядовском движении разные люди были, в том числе и те, что ехали за максимизацией доходов. Мы не совсем были такие – были где-то посередине: надо было много и хорошо поработать, но и нужно было чтить разумно уголовный кодекс». Как это в духе Остапа Бендера, втолковывающего Воробьянинову о том, как надо работать: «Действовать смело. Никого не расспрашивать. Побольше цинизма. Людям это нравится. Через третьих лиц ничего не предпринимать. Дураков больше нет. Никто для вас не станет таскать бриллианты из чужого кармана. Но и без уголовщины. Кодекс мы должны чтить».

Если кто-то подумает, что заработки бойцов ССО не влияли на переплавку душ, то это не так. Бойцы становились другими и действительно строили будущее, но для конкретных людей и не по программе очередного съезда правящей партии. По зову души. Но такие люди есть везде на планете: легендарный Ричард Брэнсон с детства не мог усидеть на месте, атмосфера дома приучала к постоянному труду. «В нашей семейной работе был великий смысл: когда бы мы ни попадали в поле зрения мамы, мы не должны были бездельничать, – читаем мы в его воспоминаниях. – При попытке улизнуть, ссылаясь на другие дела, мы получали обвинение в эгоизме. В результате мы выросли с четким пониманием того, что интересы людей надо ставить выше собственных»[38]. И еще одно важное обстоятельство: родственники семьи Брэнсонов тоже не били баклуши, а тетя Клэр была такой же предприимчивой, как мама. «Она близко к сердцу приняла информацию о положении уэльсских горных овец, которым тогда угрожала опасность вымирания как биологического вида, и купила несколько этих черных овец, – читаем мы там же. – Она, в конечном итоге, развела большое стадо и сумела лишить их звания “вымирающих”. Затем организовала ферму, которую назвала The Black Sheep Marketing Company, и начала продавать керамику с изображением черных овец… вскоре все деревенские пожилые женщины вязали из черной овечьей шерсти платки и свитера… спустя сорок лет марка по-прежнему конкурентоспособна»[39].

Вот так в Британии восстановили «вымирающих» овец и дали работу пожилым женщинам. Теперь это называется социальным предпринимательством, а тогда мало кто обращал внимание на то, как простые люди относились к бойцам: помогали, чем могли. «Везде хорошо относились, – вспоминает Андрей Арофикин, – к студентам всегда было теплое отношение, даже бедные старушки старались что-то приготовить… Образ бедного студента был». «Сразу по определению к нам был позитив, – почти о том же говорит Александр Назаренко. – Мы еще ничего не сделали. Не уронить марку было просто: если ты начинал работать, а не безобразничать… Так что отношение местного населения было ровно-уважительное. Конечно, отрицательно относились, когда были ЧП – сел за руль трактора и заехал в канаву. Чего тут хорошего: трактор не так легко вытащить. Или пошел на пилораму и отрезал себе что-то. Это ЧП районного масштаба. В этом отношении мы мешали им. Но, с другой стороны, мы решали колоссальные задачи, которые не мог пробить никто, кроме нас».

Вот так и сказал: «пробить». Не «решить», не «разрулить», не «договориться», а именно «пробить». Это какую силу надо иметь, чтобы пробить в советской бюрократии нужное решение.