Деревянный Меч - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 110

– Я… я, конечно, согласен, – растерянно выговорил Кенет. – Но я и правда ничего не помню.

– Толай поможет тебе вспомнить, – заверил его старик.

Тем временем дети принесли убранную после пробуждения гостя ширму и проворно воздвигли ее вокруг него вновь. За ширмой послышался шум. Недоумевающий Кенет напряг слух: так, похоже, что все встали с шэна и ушли в дальний конец дома. Все, кроме одного. За ширму к Кенету вошел тот, кто должен помочь ему вспомнить, Толай. Им оказался здоровяк, который спрашивал его, откуда он пришел.

– Твои сородичи спросили меня про мой сон, а сами ушли. Я сделал что-нибудь не так? – тревожно осведомился Кенет. – Обидел кого-нибудь?

– Успокойся, сын по хлебу, – серьезно ответил Толай. – Ты никого не обидел. Просто ты не помнишь своего сна и не можешь знать – такой ли это сон, который стоит рассказывать при всех. Если бы ты помнил, тебя бы спросили – хочешь ты рассказать свой сон всем или только одному мне. Не бойся ничего. Я помогу тебе вспомнить.

Кенет вздохнул с облегчением: хорошо, что он не обидел никого ненароком. Своенравный народ эти горцы, горячий. Не один год надо прожить с ними бок о бок, чтобы понять толком, что их заденет, а что – нет. Массаона, и тот всего не знает, а ведь он в горах сколько раз бывал.

За ширму просунулась чья-то рука с круглой глиняной чашкой. Толай взял чашку, и рука исчезла.

– Выпей. – Толай протянул Кенету напиток, над которым поднимался ароматный пар. – Это поможет тебе вспомнить.

Кенет взял чашку в обе руки и осторожно отпил горячую жидкость.

– По-моему, я пил это вчера, – заметил он.

– Не совсем, – покачал головой Толай, – но в твоем вчерашнем питье было и это. Пей, не бойся. Эти травы безвредны. От них ты не заснешь, как вчера. Они просто помогут тебе вспомнить.

– Я и не боюсь, – обиженным, почти детским голосом возразил Кенет. До сих пор он так редко лгал, что просто не мог заставить себя произнести слова неправды обыденным, нормальным голосом. А сейчас он говорил неправду: непонятно отчего, но он все-таки побаивался, только признаться было стыдно.

Толай с улыбкой наблюдал за ним. Кенет решительно поднес чашку к губам и медленно выпил обжигающий отвар.

– Очень хорошо, – одобрил Толай, принимая чашку из его внезапно ослабевших рук. – Теперь ложись и закрой глаза.

Кенет охотно подчинился: в голове у него звенело. Он лег и закрыл глаза. Толай поставил чашку на шэн, сел рядом с Кенетом и прижал кончики пальцев к его вискам.

Только с трудом Кенет подавил дрожь. Слабость и звон в голове уже исчезли, и ничто не мешало ему в случае опасности вскочить и дать отпор. И все же он чувствовал себя совершенно беззащитным, странно беспомощным, неспособным отразить чье бы то ни было нападение. Тем более нападение такого сильного человека, как Толай. Пальцы у него были крепкими и жесткими, как чугунный посох. Возникни у Толая мысль пробить Кенету виски и вырвать мозг наружу – и ему достаточно сдавить его череп своими чудовищными пальцами чуть посильнее.

Кенет заставил свои непослушные губы усмехнуться. Нет, ну вот придет же такая ерунда в голову!

– Что-нибудь случилось? – тихо спросил Толай. Врать еще раз Кенет не видел смысла.

– Я тебя боюсь, – признался он, стараясь говорить как можно спокойнее.

– Скоро перестанешь. В первый раз всегда так. Раз боишься, значит, питье действует. Ты хорошо держишься. Меня, бывало, и задушить от страха пытались, и визжали… всякое бывало.

Через несколько мгновений Кенет убедился, что Толай сказал правду. Страх исчез бесследно. Судорожно сведенные мышцы расслабились. Жесткие пальцы Толая источали приятное тепло.

– Вспоминай! – резко потребовал Толай. – Что ты видел сегодня во сне?

Кенет хотел ответить, что не может сказать, что не помнит – и, к своему удивлению, вспомнил.

– Что ты видел? – Повелительный голос Толая звучал нетерпеливо.

– Своего побратима, – ответил Кенет, и его лицо осветилось улыбкой воспоминания. – И своего учителя. Только почему-то не так, как было на самом деле.

– Рассказывай, – велел Толай.

– Все было не так. Мой побратим очень болен, и я даже опасаюсь за его жизнь, – с удивившей его самого покорностью принялся рассказывать Кенет. – А во сне он был здоров. Здоровее, чем когда бы то ни было. Словно он и вовсе не болел. Он был веселый, смеялся… благодарил меня за что-то… не знаю, за что. Потом позвал к себе моего учителя и сказал, что хотел бы видеть меня хорошим воином и просит обучить меня. Все не так. В жизни я познакомился со своим учителем намного раньше, а с побратимом уже потом. А во сне – наоборот почему-то.

– Твой учитель во сне отказался от тебя? – быстро спросил Толай.

– Нет. Почему же? – удивился вопросу Кенет. – Нет. Он сам согласился. Сказал, что это доставит ему радость.

– А в жизни доставило? – поинтересовался Толай.

Кенету пришли на память обстоятельства их встречи с Аканэ.

– Да, – уверенно, без тени сомнений ответил он.

– Не понимаю, – после недолгого молчания признался Толай. – Горы посылают сны о будущем, а не о прошлом. И уж тем более – не о прошлом, которого не было. Не понимаю. Это все, что ты видел сегодня?

– Нет. – Кенет вновь улыбнулся. Второй сон был ему понятен; более того, Кенет от всей души желал, чтобы так оно и случилось наяву. Ему очень хотелось рассказать свой сон Толаю, и желание это казалось ему вполне естественным.

– Я видел отца своего друга… в комнате, где я раньше был… там спала девушка, очень красивая… наверное, сестра моего друга, но я ее помню совсем девочкой, так что не могу знать наверняка… но это должна быть она, больше некому… Отец был в траурной одежде… а потом в комнате появился один человек, я его тоже знаю… и он разбудил девушку. Отец радовался и плакал, и говорил, что у него никого больше не осталось, только дочка, и как он ее любит… а тот человек улыбнулся и сказал: “Ты ошибаешься. Твой сын жив и в безопасности”. А потом он исчез, и я проснулся.

Второй сон Кенет рассказывал, то и дело запинаясь: и в первый раз он едва удержался от называния имен, а сейчас желание назвать по имени тех, кого он видел во сне, оказалось почти непреодолимым. Он рассказывал слишком охотно – и не хотел этого.