Клинки Ойкумены - Олди Генри Лайон - Страница 25

– Где-нибудь.

– В бухте, что ли?

Он хотел пожать плечами и раздумал: если сумка свалится, подобрать ее будет не так-то просто. У него самого имелись вопросы, чертова уйма вопросов. Но не задавать же их девушке?

– Твой гематр сказал, на чем мы полетим?

– Нет.

– На всестихийнике?

– Не знаю.

– «Луч» куда угодно сесть может. Даже на воду!

Очень хотелось верить, что чудо инопланетной техники может преспокойно опуститься хоть на воду, хоть на адскую сковородку, и ничего ему, чуду, не сделается – в отличие от охромевшего маэстро. Но Диего Пераля мучили дурные предчувствия.

– Я летала на «Луче», – каждый боролся с нервами, как умел. Карни болтала без умолку. – А что? Поднимемся на орбиту, а там корабль. Пересядем… Ой!

Забыв о больной ноге, Диего бросился к девушке, ушедшей вперед:

– Стой! Тут обрыв!

Едва не сверзившись вниз, Карни глядела на бухту:

– Вот ты какая, Бухта Прощания. Мы пришли…

В сотне локтей под ними лежала полоска галечного пляжа. Спинами чудовищ из воды торчали скользкие валуны, обросшие ракушками и бородой водорослей. Бахиа-Деспедида, Бухта Прощания – Диего очень сомневался, что здесь способен сесть загадочный всестихийник «Луч». Тем не менее, в бухте ждали люди: восемь человек. Экипаж космического корабля? Орбитального челнока видно не было. До назначенного срока оставалась пара минут – еще чуть-чуть, подумал Диего, и мы бы опоздали. Он поднял взгляд к небу, где россыпью медяков заблестели первые звезды. Нет, никто не летел из тьмы космоса спасать беглецов. Челнок, всестихийник, ангел Господень – никто.

Карни сильно, до крови закусила губу. Впервые лицо девушки отразило сомнение. Диего знал: еще немного, и оно сменится тревогой. А там и до паники недалеко.

– Спускаемся! – он перехватил инициативу. – Вот тропа.

Бежать от обрыва? Глупо, а главное, бессмысленно. Если это ловушка, уйти не дадут. Какая разница, настигнут их на плоскогорье или на пляже? Но вдруг мар Фриш не солгал?! Надежда, сказал себе маэстро. Отравленное вино надежды. Пьяницы, мы хлещем его даже у ворот преисподней. Карни, мне жаль, что я сломал твою жизнь. Я ничего не могу сделать, исправить, починить, но я сожалею о содеянном.

Когда б не хромота, Диего снес бы девушку вниз на руках.

Это напоминало театр: люди в бухте-партере внимательно смотрели, как беглецы спускаются по тропе – лестнице, ведущей от колосников на сцену, а там и в зал. Ближе всех стоял субтильный живчик – судя по внешности, помпилианец – в шортах и легкомысленной цветастой рубашке. Голову его венчала соломенная шляпа с полями столь широченными, что на них, пожалуй, смог бы приземлиться компактный всестихийник. Живчику стоило большого труда оставаться на месте: он переминался с ноги на ногу, сплетал и расплетал пальцы рук, передергивал плечами. Выражение его лица менялось каждую секунду. Тем не менее, если живчик и не командовал в восьмерке, то имел влияние на спутников – это маэстро чуял издалека.

Завершив спуск, Диего поставил чемодан на плоский камень:

– Добрый вечер, сеньоры.

Ответом было молчание.

– Диего Пераль, к вашим услугам.

Шестеро мужчин и две женщины – в подступивших сумерках маэстро лишь сейчас различил, кто есть кто – не произнесли ни слова. Диего нахмурился. Поведение компании выходило за рамки приличий, смахивая на оскорбление. Взглядом он поискал гематра: тот стоял у кромки воды, опираясь на блестящий костыль странной формы. Конец костыля, раздвинув пригоршню ракушек, глубоко ушел в песок. «Мар Фриш!» – хотел окликнуть гематра Пераль, но живчик опередил эскалонца:

– Имена? Фамилии?

Шурша галькой, он замельтешил, забегал по пляжу:

– Дорогой мой! Золотой! Ваше драгоценное имя здесь никого не интересует! Да, я в курсе: вежливость! Культура поведения! Но строго между нами: ну ее к бесу, эту культуру! Понимаете?

Обострять ситуацию не хотелось. Маэстро сдержанно кивнул, что полностью удовлетворило шляпоносца.

– Отлично! Мы не знаем вас, вы не знаете нас!

– Конспирация? – уточнил Пераль.

Живчик возликовал:

– Именно! Вы умница, дорогуша! Вы – бриллиант чистой воды! Перейдем к делу – время торопит, трубы трубят. Кони застоялись, пора в дорогу…

– Пора, – согласился Диего. – Давно пора.

– Чудесно! Замечательно! В наших общих интересах поскорее отряхнуть с ног прах сей планеты. Я прав? Превосходно! Итак, куда вы желаете отправиться?

– На Хиззац, – сказала Карни.

Без боязни выступив из-за спины маэстро, девушка в упор смотрела на живчика. Тот ничуть не смутился – подмигнул, скорчил рожу прожженного ловеласа:

– Хиззац? Отличный выбор! Что скажете, м-м-м… коллеги?

Коллеги пожали плечами. Кажется, им было все равно.

– Вы тоже летите на Хиззац? – живчик качнулся к Диего. – Или только дама?

– Мы оба летим на Хиззац.

– Сеньор Пераль, это важно.

К ним шкандыбал гематр. Остальные разошлись в стороны, давая раненому дорогу. Диего сделал пару шагов навстречу, но вовремя остановился. До самого взлета – если он состоится! – маэстро хотел находиться между доньей Энкарной и перевозчиками, и никак иначе. Оружия он не заметил, удобного места для засады – тоже, но это значило меньше, чем ничего. Он не доверял этим людям.

– Как ваша рана, мар Фриш? Вам надо лежать в регенераторе…

– Ерунда, – отмахнулся гематр. Жест был механический, заученный. – Полет меня излечит. На Хиззаце буду как новенький. Речь не обо мне, речь о вас с сеньоритой. Вы согласны лететь с нами на Хиззац?

– Я выплатил вам гонорар. Перевод вас недостаточно убедил?

Диего тайком скрипнул зубами. Я выплатил… Не ты, солдатик. Никак не ты. Дон Васко, и помни об этом.

– Нам необходимо подтверждение. От вас обоих.

Из сумерек выступил чернокожий вудун в блестящем трико, плотно обтягивающем мускулистый торс. Жесткий ёжик волос на голове инопланетника мерцал радугой. Еще один клоун! И это – экипаж звездолета?!

– Тысяча чертей! – взорвался Пераль. – Мы летим! На Хиззац! Удовлетворены? Где ваш корабль?

– Корабль? Вам что, не сказали?

– Не сказали – что?!

Ладонь легла на эфес рапиры. Перевозчики – дай Бог, чтоб не лжецы! – подходили ближе, окружали. Диего слышал их дыхание. Различал блеск глаз. Если это шутка, подумал он, для кого-то это станет последней шуткой. Обнажить клинок против безоружных? Сколько угодно, если рядом Карни. Мысленно Диего очертил круг, заключив в него, как в стеклянную крепость, себя и девушку. Если эти шуты переступят черту, если разобьют стекло, рискнув превратиться в мясной фарш…

Он воочию видел, как все случится.

Видел, слышал, чуял кровь.

Металлический шелест – это рапира выскальзывает из ножен. Влажный хрип – это лезвие на взмахе рассекает глотку вудуну в трико. Хруст черствой горбушки – это острие на длинном выпаде взламывает грудь живчику-помпилианцу. Крик и брань, и снова крик – это пинок ломает колено инопланетнику в полотняной робе, подпоясанной веревкой. Всхлип захлебывается, превращается в храп загнанной лошади – кинжал уже в левой руке, он по крестовину входит под ребра рыжему толстяку. Разноголосица: это раненый гематр и две женщины – брамайни, завернутая в лиловую ткань, и востроносая девица в мужской одежде. Они не в счет. Они вне игры. Кто остается? Смуглый парень со странно вытянутым, наголо бритым черепом. Яйцеголовый блаженно ухмыляется. Он стоит поодаль, отдельно от компании живых и мертвых, и лыбится, как не здесь. Больной, наверное. Или юродивый. Если не кинется – пусть дышит…

– Откуда у нас кораблик, солнце вы мое? Зачем? И не надо, не надо колоть меня вашим ужасным шилом! Думаете, мы жулики? Хо-хо! Да захоти мы вас надуть, солнце, разве явились бы сюда? Вы бы приехали, прогулялись по бережку, а денежки – тю-тю!

Бой исчез, не начавшись. Это безумие, сказал себе Диего. Весь мир безумен, а эти придурки – короли сумасшедших. Нет, король – я. Мое рехнувшееся величество.