Прощание по-английски - Серова Марина Сергеевна - Страница 29

– Ты что, обыскивала ее?! – подскочила Виолетта.

– Вообще-то да. А что?

– Да какое ты имела право… – ненатурально начала кипятиться девушка, но я оборвала спектакль самым жестоким образом:

– Вообще-то я тебе вчера жизнь спасла. Уже забыла?

Виолетта сникла и виновато покосилась на меня.

– Я не могу сказать, – тихо проговорила студентка.

– А откуда у тебя оружие? Двадцать пятый калибр, производства Польши?

– А, это мне Войтек дал! – глядя на меня честными глазами, ответила британская студентка.

– Войтек?!

Образ спортсмена уже начал стираться из моей памяти, но меньше всего он ассоциировался у меня с огнестрельным оружием.

– Ну да! Я пожаловалась ему, что у меня неприятности, и он дал мне пистолет. Даже стрелять научил.

– Да ну? – удивилась я. – И как же он провез пистолет в Россию? Ведь вы летели самолетом?

– Не знаю, – пожала плечами Виолетта. – Он, вообще-то, не такой лопух, каким кажется. Если Войтека разозлить, он может быть очень опасным!

Вдруг девушка принялась отчаянно зевать. Бессонная ночь, пережитый страх, боль и шок отступали под могучим воздействием коньяка. Чего я и добивалась… Незачем девочке сидеть и раз за разом переживать ужас этой ночи. Человеку в таком возрасте несвойственно задумываться о своей смертности. Пусть лучше Виола поспит.

– Тебе лучше пойти в постель, – посоветовала я. – И проспать до обеда. А там посмотрим, как жить дальше.

– Надо… Надо навестить папу… Только не говори ему ничего…

Виола, пошатываясь и зевая, скрылась за дверью спальни.

Я выждала минут пять, для страховки, и только потом заперла дверь на ключ. Для очистки совести я разыскала Лилию Адамовну и попросила присмотреть за Виолочкой в случае чего. Ну, то есть вдруг девушке взбредет в голову покинуть безопасный дом и отправиться с пистолетом и полной сумочкой денег навстречу приключениям. Конечно, Виола не настолько безумна, чтобы на следующий день после покушения исчезать от бдительного ока охраны, но береженого бог бережет…

Лилия Адамовна неодобрительным взглядом смерила хозяйский коньяк и пообещала быть бдительной. А я отправилась в лес.

Я собиралась поговорить с Романом. Понимаю, как это звучит. Но мне необходимо было увидеть доктора биологических наук вовсе не потому, что я по нему соскучилась. Я должна была рассказать ему и другим биологам о покушении. А не то к ним в лагерь нагрянет полиция. Ведь любой из находящихся в Шишках людей попадает под подозрение. Ну не сообщать же такую новость по телефону…

До лагеря я добралась быстро. Роман воспринял новость на удивление хладнокровно – сквозь зубы процедил: «Приму к сведению. Спасибо, что предупредила». И всё.

Зато остальные охали, ужасались и расспрашивали меня, как все было. Я не стала сообщать биологам никаких подробностей, обрисовала ситуацию в общих чертах. Не хотелось надолго оставлять Виолетту без присмотра, поэтому я вскоре простилась и отправилась в обратный путь.

Я человек городской, в лесу чувствую себя не так уверенно, как в городских джунглях. Конечно, я владею навыками выживания в дикой природе, нормально ориентируюсь на местности, но все равно в лесу я ощущаю себя так, словно на меня смотрят тысячи глаз. И вовсе не потому, что у меня тонкая душевная организация или богатая фантазия. Вовсе нет. Фантазия у меня – примерно как у тостера, так мне и в «Сигме» говорили. А душевная организация… При моей работе про всякие нежности лучше забыть.

В общем, с душевной организацией все понятно. Но сейчас у меня была полная иллюзия, что за мной наблюдают.

Я даже проделала парочку обманных маневров – к примеру, внезапно остановилась и долго прислушивалась, не хрустнет ли ветка, не выдаст ли себя мой преследователь громким дыханием или случайным движением… Но все было тихо. Тогда я решила действовать по-другому. За поворотом тропинки я подпрыгнула, ухватилась за ветку старого дуба, подтянулась, и вот я уже сижу в удобной развилке, наблюдая за тропинкой.

Прошла минута, другая… Мне показалось, что смутная тень мелькнула в подлеске. Эх, жаль, бинокля нет…

В этот момент совершенно с другой стороны послышался шум – треск веток, механическое жужжание, и на тропу подо мной въехал Миша Шишкин в инвалидном кресле.

Признаюсь, я разинула рот. Удивить меня сложно, но тут я не знала, что и думать. День был холодный, ветреный. Одетый в легкий спортивный костюм мальчик двигался по лесу совершенно один, без провожатых. Интересно, чем, черт ее подери, занята эта дура Оксана?!

Я уже собиралась спрыгнуть, но побоялась напугать ребенка. Подождем немного…

В этот момент кресло наткнулось на торчащий из земли корень и застряло. Миша напрасно дергал рукоятки. Моторчик надсадно жужжал, колеса крутились вхолостую. Наконец мальчик сдался. Он заглушил мотор и отчаянным броском выпал из кресла прямо на землю.

Миша Шишкин лежал и плакал, громко, как плачет человек, когда точно знает – никто его не слышит.

Делать нечего, ситуация патовая. Я зашуршала сухими листьями. Миша насторожился. Слезы у мальчика мгновенно высохли, маленький инвалид побледнел и облизнул губы. Ему явно было страшно.

– Не пугайся, ладно? – сказала я, чувствуя себя необычайно глупо.

– Кто здесь? – вскинулся мальчишка.

Я соскользнула с дерева – куда там Робин Гуду! – и приземлилась рядом с Мишей. Теперь настал его черед разинуть рот.

– Привет! – сказала я, точно Карлсон, прилетевший к Малышу.

– Здрасьте… – в лучших традициях Астрид Линдгрен ответил Миша. Но потом справился с изумлением и ядовито поинтересовался: – А вы часто сидите на деревьях?

– Случается, – философски отвечала я. – А вот что ты делаешь в лесу?

– Гуляю, – отвел глаза мальчик.

– Да ладно! – не поверила я. – А где Оксана?

– Трахается с охранником, – без малейшего смущения ответил юный Шишкин. Я закашлялась. А ребенок безжалостно продолжал: – Она каждый день находит себе партнера. Если не охранник, так егерь или конюх. Или папин шофер. Или этот новый болван-секретарь.

Юрочка?!

– До меня ей дела нет, – скривился в улыбке мальчик. – Она только при папе ласковая. А когда он отвернется…

– Хочешь, я с ней поговорю? – предложила я, перебирая в воображении все, что хочу высказать этой похотливой курице.

– Не надо, – пожал плечами Миша. – Это уже не важно. Я решил умереть.

– Что ты решил?! – я не поверила своим ушам.

– Умереть, – Миша наконец-то взглянул мне в глаза. – Я давно решил, но все как-то не решался. А сегодня подумал: поеду в лес, и пускай меня там волки сожрут!

Бедный ребенок, воспитанный на Фениморе Купере! Да, маленький инвалид в чем-то взрослый не по годам, а в чем-то ребячлив не по возрасту…

– Знаешь, давай все-таки не сейчас, – сказала я. Подняла невесомое тельце и усадила в кресло. Хватило одного движения, чтобы освободить застрявшее в развилке корней колесо. Я сняла с себя куртку и закутала в нее ребенка. Потом ухватилась за ручки и покатила кресло в сторону дома.

– Ладно, – философски ответил Миша. – Не сегодня, так завтра. Вы все равно меня не остановите. Могу из окна выброситься. Могу фен уронить в ванну. Времени у меня много, что-нибудь да придумаю.

– Послушай, – осторожно заговорила я. – Что-то случилось, да? Из-за чего ты решился… на самоубийство именно сейчас?

Миша закусил губу. Я думала, что не дождусь ответа. Осенние листья шуршали под колесами. Мы уже почти доехали до дома, когда мальчик заговорил:

– Я никому не нужен. Только всем мешаю. Папа винит меня в маминой смерти. Виолка – та вообще видеть не может. Даже Оксана, которой деньги платят за то, чтобы она за мной смотрела, по ночам оставляет меня одного. А ночью в доме так страшно… Слышно, как в лесу воют эти проклятые волки. И их король, этот главный у них, тоже воет… Человек-волк. Я думаю, он оборотень.

Миша говорил совершенно серьезно. Большие глаза мальчика лихорадочно горели на бледном личике.

– Один Аркаша был добрый, – продолжал Миша. – Он меня навещал. Но его загрызли волки. И я тоже не хочу жить. Без меня всем будет лучше…