Сокол Ясный - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 39

***

В первые дни листопада воевода и его дочь, как обычно, были дома вдвоем. Крас-городок, как его назвали по имени самого воеводы, был поначалу не велик и занимал мыс над Угрой. Здесь стоял воеводский двор – большая жилая изба, просторные вместительные клети для собранной дани, внутри которых были устроены зерновые ямы, а вдоль стен стояли большие лари, бочки и бочонки с разными припасами. Город окружала идущая поверх вала стена из продольно уложенных бревен, скрепленных стояками. С внутренней стороны стены шел боевой ход, а под ним были устроены клети, в которых проживала воеводская дружина, конюшни, хлевы, кладовые, мастерские. Самые заслуженные и богатые из дружины имели свои избы, семьи и хозяйство. Некоторых умелых мастеров Радомер привозил из походов, и теперь воевода мог похвалиться таким оружием и прочей утварью, какую не у всякого князя найдешь. Имелась тут и длинная изба-обчина, куда к воеводе по велик-дням собирались на пир окрестные старейшины, а во время наездов располагалась дружина князя Зимобора. Все постройки стояли по кругу.

В окрестных весях уже мяли лен, и Унелада ждала, что скоро ей понесут со всех сторон повесма вычесанного волокна, который она потом с матерью и челядинками почти всю зиму будет прясть. Девушки ближайших родов часто приходили к ней на павечерницы, чтобы вместе рукодельничать, петь, играть разные игры, слушать басни, которых Унелада от своей матери знала несчетное множество. Чтобы не жить среди девичьего щебета, воевода еще пять лет назад поставил отдельную беседу – избу с печью, длинными лавками и идолом Макоши в красном углу. Самой Лютавы девушки боялись, да она и редко показывалась на девичьих посиделках. Зато молодые воеводские кмети, пока оставались дома, павечерниц почти не пропускали, и даже, бывало, кто-то по зиме просил у воеводы позволения жениться, если мог найти средства для выкупа за девушку и на обзаведенье (ибо женившихся воевода уже не кормил, они жили своими хлебами). Благодаря этому население городка за двадцать лет увеличилось, избы выползли за пределы стены.

Больше всего народу в Крас-городке собиралось весной и осенью, в перерывах между зимними и летними походами. Дружину, которую в городке и округе называли старшей, возглавлялась самим Красовитом и состояла по большей части из зрелых мужчин, многие из которых давно обзавелись семьями и хозяйством. Младшую дружину водил Радомер: в нее набирали его ровесников, выкупая или даром забирая из бедных окрестных родов, иной раз принимали молоденьких пленников. Эти в городке почти не жили, летом бывая в походах, а зимой проживая в лесу.

– Говорят, батюшка, Радом вернулся! – сказала однажды Унелада отцу. Она только что вернулась из ближней веси, куда ходила чесать лен – не все же дома сидеть. – Вейкины девки говорят, в лесу кого-то из его отроков встречали.

– Чего же домой не идет? – Воевода нахмурился.

– Видать, у матушки, как всегда, пристал. Пока с ней не наговорится, к нам не пожалует. – Унелада с насмешливым осуждением поджала губы. – Видать, такая худая добыча, что нам на глаза показаться стыдно!

– Не побили хоть их? – хмыкнул воевода.

– Не знаю.

– А и побили – мать с того света достанет, – проворчал Красовит.

Он был недоволен, что сын, вернувшись после долгого отсутствия в родные края, не спешил поклониться отцу, а застрял в лесу у матери.

Скрипнула дверь сеней, раздался топот, отворилась вторая дверь, в избу просунулась голова Уклейки – молодой бабы, жены одного из старших кметей.

– Едут! – поспешно крикнула она, будто за спиной что-то горело. – Едут, батюшка-воевода!

– О! – Унелада встрепенулась. – Я же говорила! Предупредил бы хоть, у нас ни баня, ни еды не готова!

Но, несмотря на попытку изобразить строгую хозяйку, она просияла, даже немного покраснела от радости. Унелада всегда скучала по своему веселому брату и жалела, что он проводит дома так мало времени. Хорошо тем, кто живет всем родом на одном месте, человек по сорок сразу кровной родни! А их вся родня была далеко – отцовская в землях смолян, материнская на Угре и Оке – а здесь семья из четырех человек и составляла весь род. Унелада часто жалела, что боги не послали родителям семерых сыновей – женились бы, детушек завели, и тогда Красовитовичи могли бы населить целый городок, как нередко у людей бывает. А тут всего один брат, и того с собаками не сыщешь! «Хоть бы ты женился, что ли! – часто упрекала она Радома. – Вырос лоб здоровый! Мне бы с невесткой вдвоем веселее было, детушки бы пошли, я бы их нянчила».

На ходу призывая челядь и отдавая распоряжения, Унелада кинулась из избы наружу и уже готова была бежать за ворота, чтобы поскорее встретить брата, как посреди площади ее перехватил Коротай, один из отцовских кметей.

– Куда разлетелась? Домой ступай! – Поймав девушку на бегу, Коротай развернул ее обратно лицом к воеводской избе. – Люди едут неведомые, у себя обожди, пока разберемся.

– Неведомые?– Унелада в изумлении подняла брови. – Что за люди? Это не Радом?

– Нет. Посиди в избе покуда. – Коротай легонечко подтолкнул ее в спину.

Унелада огляделась: уже все поняли ошибку, и в городке радостная суматоха быстро сменилась тревожной. Все, кого какие-то дела вызвали за ворота, со всех ног бежали обратно, волоча на веревке коз и торопливо подгоняя коров, щипавших позднюю привядшую траву; женщины скликали детей и заталкивали в избы, а оттуда навстречу бежали, сталкиваясь на пороге с домочадцами, кмети воеводской дружины – одеваясь на ходу, запахивая свиты, опоясываясь, с копьями, сулицами, топорами в руках, с дощатыми щитами на плечевом ремне – в мирное время те пылились обычно в сенях, за ними прятались куры и сохли сношенные поршни.

На пороге воеводской избы показался Красовит – в кольчуге поверх кожаной рубахи, с мечом на ремне, за ним отрок нес шлем восточной работы. Шлемы, кроме воеводы, имели только четверо наиболее знатных и богатых кметей, а мечей в дружине было два: у самого воеводы и у Божани, его ближайшего помощника. Остальные обходились топорами и копьями, но все равно воеводская дружина из трех десятков человек, всегда собранная и готовая к действию, была нешуточной силой в краю, где в каждой веси боеспособные мужчины составляют пятую-шестую часть населения, а от одной веси до другой полдня пути, а то и больше.

– Иди в дом, – тоже велел дочери воевода.

Но, при своей обычной хмурости, он не выглядел встревоженным. Дымы пожаров над лесом не висели, беженцы в Крас-городок не прибегали с жалобами на неведомого злыдня, поэтому прибытие чужой дружины его скорее удивило, чем напугало.

– Кто это может быть, батюшка?

– Свататься к тебе едут! – пошутил Красовит и втолкнул дочь в избу. – Сиди, а то ослепнут гости от твоей красы.

– А может, и правда свататься! – с шутливой важностью заявила Унелада челядинке, Еленице, когда дверь за ней захлопнулась, отрезав дневной свет и шум суеты.

– Да ты ж просватана! – напомнила Еленица, девица на пару лет ее старше, с тонкой, зато длинной косой цвета светлого меда и веснушками по всему лицу, отчего оно казалось скорее рыжим, чем белым. Давно оставшись без матери, она растила целую ораву братьев и сестер, потому ее саму отец замуж все не отдавал. – Или позабыла?

– Стало быть, жених за мной прислал.

– Может, и прислал. Самое время: и ты в пору вошла, и Макошины дни почти что на дворе. А уж все думаю: где жених-то наш запропал, что не едет никак?

Ворота городка тем временем закрыли, воевода с дружиной поднялся на забороло – помост, идущий на бревенчатых подпорах с внутренней стороны тына. Чужая дружина была невелика: десятка два кметей, из них некоторые верхом. Облик одного из всадников показался Красовиту знакомым: мужчина в годах, в красной шапке, отороченной куницей и покрытой красным шелком, в ярком синем плаще, тоже шелковом, блестящем на солнце. Экая красота! Этот уж точно не на войну собрался – в таком-то наряде.