Родник - Тайц Яков Моисеевич - Страница 28

Петя с тревогой приподнял страницу, поглядел на просвет и с ужасом увидел, что в журнале образовалась дыра. Он бросил лезвие на стол. Час от часу не легче! Только этого ещё не хватало! Теперь подумают, что он хотел напрочь стереть единицу!

Петя в отчаянии стал трогать дырку пальцем, словно надеялся, что она сама собой затянется. Но она не затягивалась, а зловеще зияла, и остатки единицы только чуть-чуть были видны.

Соседнюю кляксу Петя трогать теперь уже не решался: «Ещё хуже дырку протрёшь! Ладно, будь что будет!»

Петя закрыл журнал, вышел с ним из кабинета и поплёлся в учительскую. Там за грудой тетрадок сидела Кира Петровна. Она с удивлением посмотрела на Петю:

— Ерошин, ты почему так поздно в школе?

— А я, Кира Петровна, дежурный. И вот… Абросим Кузьмич журнал позабыл.

Кира Петровна покачала головой:

— Как же он так? Ладно, положи на место.

Петя подошёл к этажерке, где всегда лежат все классные журналы, присел на корточки и спрятал журнал в самом низу, под грудой старых книг и учебников. Ему хотелось спрятать журнал возможно дальше.

«Может, сказать учительнице?» — подумал он и помедлил в дверях.

Кира Петровна спросила:

— Что стоишь? Ведь тебе, наверное, обедать давно пора.

Петя повернулся к выходу и тихо сказал:

— До свиданья, Кира Петровна!

Учительница ласково ответила:

— До свиданья! Будь здоров, Петушок.

Двадцать вторая глава. У Владика

«Вот так штука, вот так номер! — растерянно думал «Петушок», шагая с портфелем по школьному двору. — Как же так? Ведь я хотел только кляксу стереть, а тут целая дырка получилась. Что ж теперь будет?»

Он забежал домой, наскоро пообедал и поспешил к Ванькову.

На улице ему казалось, будто все прохожие смотрят на него и думают: «Ага, вот он, Петя Ерошин — дырявые руки! Не только забрызгал журнал чернилами, но и протёр в нём дырку».

Когда он проходил на углу мимо круглой стеклянной будочки милиционера, похожей на стакан в подстаканнике, ему казалось, что милиционер сейчас бросит свои кнопки-рукоятки, вылезет из «стакана», возьмёт Петю за локоть и скажет: «А ну, молодой человек, расскажите, что вы там натворили с журналом?»

Петя быстро шагал, время от времени с горя прокатываясь по длинным, узким полоскам льда, отполированным подошвами многих любителей кататься по тротуару.

За сквозной оградой Зоопарка стояли опушённые инеем деревья. По застывшему пруду, там, где летом плавают белые и чёрные лебеди, шла толстая сторожиха и длинной чёрной метлой разметала снег.

В переулке закутанные до бровей девочки катались с горы на салазках. Огромное малиновое солнце садилось за крыши, застланные снежными одеялами. Одеяла эти были синими, точно их пересинили во время стирки.

На площади красный глаз светофора с укоризной уставился на Петю.

«Нет, видно не везёт мне в жизни, — с горечью думал Петя. — Хотел как лучше, а тут какая-то чепуха получилась. Владька узнает — ещё ругаться будет…»

Он не спеша поднялся на третий этаж, позвонил. Тётя Феня открыла дверь:

— А, друг-корешок явился! Заходи, заходи. Ты что такой красный? Мороз, что ли, уж очень?

— Да нет, тётя Феня. То-есть да, тётя Феня…

— Ладно уж, проходи. Наш там опять мастерит-мусорит. Эх вы, горе-работнички!

Петя прошёл к Владику.

— Что так долго? — встретил его Владик. — Раздевайся, сейчас всё покажу.

Он стоял у стола возле какого-то сооружения из картона и цветной бумаги. В руках у него были длинные ножницы. Рядом лежали ножницы поменьше. Кругом валялись разноцветные обрывки бумаги. Петя подошёл к столу:

— Это что ещё за «картонстрой»?

Он увидел большую коробку без передней стенки, похожую на театральный макет. Петя любовался на такие макеты в театре имени Ленина и в зале Центрального детского театра. Они совсем как настоящая сцена, только очень маленькая. Когда смотришь на неё, всё время кажется, что вот сейчас на эту маленькую сцену выйдут крохотные, с мизинец, человечки и начнут играть.

— Это не «картонстрой», а панорама, — сказал Владик, размахивая ножницами. — Тут, видишь, уголок нашей Пресни. Она такой была когда-то, давным-давно. При царе ещё. Понятно тебе?

— Понятно, — мотнул головой Петя, хотя ему ещё не всё было понятно. — А для кого ты это делаешь? Для школы, да?

— Ничего не для школы.

— А для кого же?

— Для музея! — с важностью заявил Владик.

— Для какого музея? — удивился Петя.

— Для музея Пятого года, вот!

— Ну да… — с недоверием протянул Петя. — Не возьмут они!

— Почему не возьмут? Если хорошо выйдет, ещё как возьмут! Тут главное дело — надо к сроку поспеть, вот что.

— А когда срок?

— Да скоро. А работы тут вон ещё сколько… — Владик махнул рукой. — Ну, как она по-твоему, сойдёт?

— Что там «сойдёт»! Просто здорово! — восхищался Петя, разглядывая панораму. — Совсем как настоящая. Давай я буду помогать.

Он схватил маленькие ножницы и принялся вырезать фигурку казака с узенькой шашечкой в руке, которую Владик ловко нарисовал на картоне и раскрасил.

Некоторое время друзья работали молча, потом Петя не выдержал и сказал:

— Ты тут сидишь, ничего не знаешь…

— А что?

— А то…

И Петя чистосердечно рассказал Владику, как он решил было его выручить, хотел приделать закорючку, но раздумал, а тут, как нарочно, большущая клякса сорвалась и села прямо на единицу. Стал он её стирать и протёр во-от какую дырку…

Владик вскипел:

— Ты что, спятил, что ли? Зачем ты это сделал? Ведь теперь подумают на меня. Эх ты, шляпа с полями!

— Чего ты ругаешься! Я же для тебя как лучше хотел. Что же, я нарочно эту кляксу посадил?

— Сам ты клякса! — ворчал Владик.

Тут в коридоре раздался несмелый звонок. Владик прислушался. За стеной тётя Феня открывала кому-то дверь.

— Погоди, Петух, я сейчас.

Владик положил ножницы, вышел в коридор и удивился. У входной двери стояли два закадычных приятеля — Митя Журавлёв и Толя Яхонтов — и шапками сбивали друг с дружки снег.

— Какой снежище повалил, сыплет и сыплет! — говорил Митя, хлопая шапкой по широкой Толикой спине. — Мы, Владька, к тебе по делу.

Владик насторожился. Он не знал о том, что было в пионерской. Владик не знал, что как только до Антона дошли слухи о единице в пятом «Б», он срочно собрал в пионерской комнате совет отряда и сказал:

«Итак, пионеры, в вашем отряде случилась беда. «Чепе», как говорится в армии».

«Чрезвычайное происшествие!» — объяснил Толя Яхонтов.

«Вот именно. Давайте посоветуемся, как мы, пионеры, должны отнестись к такому случаю. Должны ли мы вмешаться или мы решим, что наше дело сторона?»

«Конечно, должны вмешаться!» — сказал Митя.

«Ясное дело!» — подхватил Толя.

«Правильно! — подтвердил Антон. — Потому что это касается не только одного Ваньков а, но и всех нас».

Антон стал подробно объяснять, почему случай с единицей касается не только Ванькова, и закончил:

«Надо пойти к Ванькову поговорить. Давайте думать, кого мы выберем».

Совет отряда заседал недолго. После короткого разговора выбрали двоих: Митю Журавлёва и Толю Яхонтова. Вот почему они сейчас стояли перед Владиком в полутёмном коридоре. А Владик подозрительно посматривал на них. Ему представилось, что ребята каким-то чудом уже узнали про кляксу. Он прислонился к стене и спросил:

— По какому делу?

— От совета отряда, — сказал Митя, засовывая шапку в карман.

— А что случилось?

— Что ж, так и будем стоять в коридоре? — вмешался Толя и почесал варежкой свой круглый, румяный с холода нос. — Пойдём в комнату куда-нибудь.

Владику не хотелось приглашать Митю с Толей к себе. У него там на столе панорама, а он давно решил, что ребята увидят панораму только в музее. Он сказал:

— У меня там сейчас… в общем, нельзя… Пойдёмте сюда, к папе.

Он провёл гостей в папину комнату. Ребята озирались по сторонам, не решаясь сесть. Громко тикали стенные часы. На письменном столе белел большой перекидной календарь.