Цена любви - Ранн Шейла - Страница 12

… Луис берет с заваленной вещами полки желтый шелковый плащ матадора и набрасывает его на Бетти. Она снимает под плащом всю свою одежду. Он надевает на себя алый плащ и молча указывает на высокий резной стол.

Дрожа, девушка быстро забирается на стол, неотрывно глядя на возвышающегося перед ней цыгана в алом плаще…

… Он склоняется над Бетти с туго натянутым кожаным ремнем в руках. Она чувствует, как в горле ее рождается вопль, но годы самодисциплины не прошли бесследно — крик застревает где-то внутри… любовник нежно целует ее, ласкает грудь… его руки движутся к шее балерины… скоро все кончится… Ремень опускается на ее бедра, оставляя красные следы… Луис срывает с девушки желтый плащ и затягивает ремень под ее бюстом. Она видит, как он беспокойными пальцами сжимает ее груди, слышит, как сосет сначала одну, потом другую, но чувствует только жжение в бедрах и возбуждается еще сильнее… по команде Луиса забирается к нему под плащ, овладевает им, его телом и душой, но глаза мужчины безжалостно насмехаются, отталкивают ее. Ремень обжигает Бетти. Она знает, что попала в плен к своему возлюбленному, но способна лишь подчиняться…

Луис сжимает ее ляжки и широко раздвигает ноги; она в восхищении наслаждается. Улегшись на плащ, девушка зачарованно следит за тем, как он водит заостренным кончиком белой кисти у нее между бедер. Грань между болью и наслаждением стирается, еще чуть-чуть — и она закричит, но Бетти пригибает голову возлюбленного, и тот мед-ленно целует ее раны до тех пор, пока ягодицы балерины не начинают вздрагивать в причудливом танце. Мужчина увлажняет кисть ее соками и выводит круги на ее бедрах, замирая в ранах. Кисть бередит каждую; наконец Бетти переходит границу безумия, откидывает голову назад, смотрит сквозь разбитые стекла, не смея взглянуть вперед; заостренный конец волшебной палочки проникает в ее тело; горячая кровь заливает внутренности. В предвкушении новых ощущений Бетти смотрит вниз, желая увидеть красную кровь, но видит лишь белое тело возлюбленного…

… Она сидит на своем плаще, корчится, смотрит, смеется, как сумасшедшая; возлюбленный выбирает стоящие на полке баночки с синей, лавандовой, пурпурной, розовой красками. Одна его рука движется вниз, глубоко проникает в Бетти, другая выводит краской абстрактные узоры на теле девушки. Из самой глубины ее существа вырываются хриплые стоны и заполняют всю комнату; Бетти окончательно теряет себя, оказывается в полной власти Луиса. По его команде она дерется и лижет его, точно дикое животное, ползает в пыли на коленях, кусается и рычит; они оба лишаются рассудка…

… Она наблюдает, вознесясь над своим телом, как они ползут по полу; Луис движется впереди и тянет ее за собой. Возле окна он овладевает ею сзади, безжалостно вонзаясь в Бетти и издавая при этом нечеловеческие звуки, она кричит еще громче. Наконец Цыган оглушает ее взрывом громкого смеха. Да это и не смех вовсе. Голова девушки вот-вот расколется на куски от жуткого гогота. Она, точно змея, ползет по полу; по ее телу пляшут проникающие сквозь разбитое окно лучи света… Луис берет ремень, заносит его над Бетти, и она замирает…

… Луис тянет ее вверх по лестнице. Тщательно омывает все раны, укладывает в постель; они спят до тех пор, пока свет за окном не становится густо-оранжевым. Пора готовиться к вечернему выступлению. Она пробуждается, надежно хоронит воспоминания, не раскрывает рта. Возлюбленный же снова нежен.

Панцирь из боли защищает грудь Бетти… она знает это… но, если он подведет, наружу вырвется нечто такое, чего девушка боится больше смерти. Она не сможет сдержать неистовый вопль…

— Bethy… Bethy… — позвал Карлос из ярко освещенной студии, возвращая в настоящее.

Темные краски картин, всплыв в моем сознании, уступили место средиземноморскому солнцу, и я поняла, что, должно быть, на какое-то время просто застыла на одном месте.

— Bethy, este manana, cuando yo…

Я слышала голос Карлоса, видела его перед собой, но не могла сосредоточиться на реальности…

Сразу за ним под дождем танцевала пара… два прекрасных молодых танцовщика… девушка в лавандовом шифоне парила над головой мужчины, опираясь на его руку; она была легче воздуха; балерина соскользнула на плечи партнера, коснулась пуантами пола, снова взлетела вверх и в ликовании бросилась в объятия другого танцора, ее Луиса, ее возлюбленного! Промахнулась, упала. Как быстро он нашел замену! Она продолжала притворяться, что все по-прежнему чудесно.

— Почему плакать, Бетти?

Карлос приблизился ко мне. Картинка перед глазами снова обрела резкость, танцоры исчезли.

— Бетти.

Мы с Карлосом стоим лицом к лицу. Серые глаза его подернуты пеленой. На нем черная футболка… Но он только что стоял обнаженным… Нет, был полностью одет…

Мои глаза привыкли к яркому освещению студии… его походка изменилась. Почему руки висят, как плети? Покатые прежде плечи приподнялись, золотистая кожа побледнела… на пальце черная печатка с пентаграммой… как я не заметила ее прежде?

Он приблизился почти вплотную.

— Бетти, не надо плакать.

Рука с печаткой уже у самого лица.

— Я должна идти, — закричала я незнакомцу с Рамблас.

Что со мной произошло? Почему я пришла сюда? Потеряла рассудок? Случись что-нибудь со мной, кто узнает об этом? Кто ведает, что может произойти?

— Пожалуйста…

Карлос попытался меня обнять. Его рука показалась мне холодной как лед.

— Нет!

Выбежав из студии, состоявшей из углов и света, и все еще ощущая смертельную опасность, я промчалась через сад с лилиями и протиснулась сквозь узкую дверь к улочкам Баррио Готико.

Затем пошла, побежала по старой мостовой, спотыкаясь на своих высоких каблуках, пока не оказалась на большой площади, окруженной зданиями, аркадами, колоннами и кафе; дети гоняли и кормили голубей; неподалеку раскинулся порт с прогулочными кораблями и множеством туристов на набережной. Я осталась в порту, обретая душевное равновесие среди людской толпы, пока оранжевые облака над Средиземным морем не скрылись за рыжеватыми вечерними горами. В моем мозгу роились воспоминания о кладовке Луиса; они глубоко проникли мне под кожу, точно впитавшиеся в холст краски старой картины.