Дикий цветок - Райт Синтия - Страница 64

Когда оба старика отошли подальше, Шелби заметила:

— Эти двое ни в чем не желают уступать друг другу с самого возвращения Тайтеса из Биллингса. Мистер Мэнипенни был так счастлив, покачиваясь в кресле на веранде, до тех пор, пока Тайтес не принялся делать замечания, явно намекая на то, что пожилой джентльмен бездельничает.

Она ласково рассмеялась.

Не прошло и минуты, как Тайтес вернулся в кухню.

— У этого парня телеграмма для мистера Уэстона. Когда Джеф, в сопровождении Тайтеса Пима, вышел на веранду, он увидел, что Мэнипенни уже там — караулит их посетителя.

— Мне сказали передать это в собственные руки графа Сандхэрстского, — заявил обветренный, грубоватый парнишка. — Это вы?

— Совершенно верно, — внушительно ответил Джеф.

— Ну, тогда — вот.

Он протянул телеграмму и был, казалось, потрясен, когда Джеф дал ему несколько монеток. — Вот это да! Спасибо, граф!

Тайтес направился к новому амбару, а Мэнипенни вернулся в тенек, в свое кресло-качалку. Джеф, холодея от ужаса, прошел в другой конец веранды, рядом с кухонным окном, и надорвал желтоватую наклейку.

Прошло не меньше минуты, прежде чем до него дошел смысл прочитанного. Его отец, герцог, тяжело болен. Он может умереть. Джеффри необходим дома и должен вернуться в Англию немедленно.

Он прислонился к бревенчатой стене и попытался осознать, это известие и справиться с потрясением. Дома. Но… его дом здесь! Если бы он знал, то ни за что бы не уехал на целый месяц; он остался бы здесь, дорожа каждым часом, ухаживая за Шелби так нежно, чтобы она захотела остаться с ним на всю жизнь.

При мысли о ней его сердце пронзила боль. Что же ему теперь делать? Ее наряд и украшенный ею дом — могло ли это означать, что она готова оставить ту жизнь, которую любила больше всего на свете, и дом в Вайоминге из любви к нему? Все, что Шелби когда-либо говорила о своей жажде свободы, эхом отдавалось у него в мозгу. Сколько раз она повторяла, что никогда не смогла бы выдержать манерности и чванства, лондонского света?

Взволнованный шепот Бена Эйвери донесся до него через окно.

— Шел, ты знаешь, я просто поверить не могу тому, что я заметил между тобой и Джефом!

— Ш-ш-ш-ш! Он может услышать!

— Он на улице, и у меня может не быть другого случая объяснить тебе, что ты ведешь себя как дурочка! Я не хочу, чтобы ты была невежливой с мужчинами, но это вовсе не значит, что ты должна пускать слюни, и разряжаться в пух и прах, и заказывать себе средство для ращения бюста, и строить ему телячьи глазки!

— Дядя Бен! — выдохнула она.

— Эге, спорим, что я знаю, куда ты метишь! — В голосе его неожиданно послышалось облегчение. — Готов поклясться — ты пытаешься заловить Джефа и женить его на себе, чтобы снова получить свое ранчо!

Шелби сначала не ответила, затем проговорила как-то странно, поспешно:

— Что ж, это не самая худшая из причин, для того чтобы выйти замуж, разве не так? А теперь замолчи, пока он не услышал тебя.

Вместо того чтобы пройти мимо окна и оказаться замеченным, Джеф повернулся и спустился с веранды. Лишь отойдя подальше от дома и прислонившись к тополю, росшему у огорода, он позволил себе забыться и дал волю своим чувствам. Жгучие слезы наворачивались ему на глаза, пока боль, наконец не стала утихать.

Старая броня Джефа была еще при нем — отложенная в сторону, но вполне годная к употреблению. Он опять достал ее вместе с маской, которая прежде не сходила с его лица, и направился в дом.

Шелби убирала в кухне, избегая испытующего взгляда Бена, когда Джеф снова вошел в дом. Обеспокоенная тем, что могло быть в телеграмме, она просто не в силах была, как следует ответить дяде.

Она и так не умела притворяться, а Бен, к сожалению, знал ее с самого рождения, так что обмануть его было трудно. Хорошо еще, что он был мужчиной! Еще менее чувствительный и проницательный, чем большинство мужчин, Бен вряд ли догадался бы о чем-нибудь, если бы ему прямо не сказали, что его племянница влюблена в Джеффри Уэстона. Так что Шелби, с трудом овладев собой, постаралась как можно небрежнее и равнодушнее взглянуть на Джефа.

— В телеграмме было что-нибудь важное?

— Пожалуй.

Ее обдало ледяным холодом. Это был новый, незнакомый ей человек. Казалось, он был лишь оболочкой ее Джефа, и Шелби тотчас же поняла, что это не случайное настроение.

— У вас все в порядке?

— Не совсем.

На нем опять был его перстень с печаткой, и он вертел его на пальце. Зубы его были сжаты; один только мускул на щеке слегка дрогнул, прежде чем он снова заговорил, более резко и отчетливо, отчеканивая каждое слово:

— Похоже, мой отец серьезно болен. Боюсь, я должен ехать немедленно… а потому я вынужден проститься с вами.

Шелби сдавленно охнула. Ее серо-голубые глаза расширились от ужаса.

— Но… вы же не можете, вот так просто уехатъ. Я хочу сказать… это ранчо — оно ведь принадлежит и вам тоже!

Даже Бен выглядел ошеломленным.

— Шел права, Джеф. Мы и в самом деле не смотрели на Вас как на гостя…

Джеф обводил глазами комнату, глядя куда угодно, только не на Шелби. Пожав плечами, он пробормотал:

— Ну что же, ничего не поделаешь. Я не собирался уезжать так быстро, но может быть, так оно и лучше — уехать, прежде чем по-настоящему привяжешься, хм-м-м?

Немного помолчав, Джеф посмотрел на Бена и добавил:

— Не беспокойтесь, я больше не буду претендовать на половину вашего ранчо. Это было веселое приключение, но перед отъездом я перепишу свою половину обратно на Шелби. Это будет только справедливо. Я никогда бы не стал удерживать его так долго, если бы не хотел оставаться здесь, с вами.

— Я просто не могу поверить! — воскликнул Бен, охваченный непривычным волнением. — Я хочу сказать — мы чувствовали, будто вы нам родной, близкий! Неужели вы так просто уедете в Англию и станете герцогом и позабудете о нас начисто?

Шелби отчаянно заморгала, чтобы удержать слезы, а Джеф стал пепельно-бледным.

— Нет, не забуду… — сказал он как-то слишком спокойно. — Но я родился для другой жизни, и у меня нет выбора, как принять ее и продолжать жить дальше.

Он сглотнул, потом выдавил из себя некоторое подобие улыбки.