Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Харрис Роберт - Очищение Очищение

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Очищение - Харрис Роберт - Страница 50


50
Изменить размер шрифта:

— Тогда, по крайней мере, это уже будет проблема следующего консула, — ответил я. — А не твоя.

— Ты будешь выглядеть слабаком, — предупредил Квинт. — Подумай о будущих поколениях. Что они будут думать о тебе? Ты должен выступить.

Плечи Цицерона опустились. Ведь именно этого он больше всего и боялся. Я никогда не видел, чтобы хозяин так мучился, принимая решение.

— Ты прав, — сказал он. — Хотя любой результат будет для меня разрушительным.

И после перерыва он сообщил, что все-таки выскажется.

— Я вижу ваши лица и глаза, граждане, обращенные в мою сторону, поэтому скажу то, что обязан сказать как консул. Перед нами два предложения: одно, Силана — хотя он и не собирается голосовать за него, — требующее смертной казни для заговорщиков; второе — Цезаря, который предлагает пожизненное заключение за отвратительное преступление. Цезарь говорит, что это гораздо страшнее смертной казни, так как осужденные лишаются даже малейшей надежды на освобождение — единственного слабого утешения для любого заключенного. Кроме того, он предлагает конфисковать их имущество, чтобы наказать их еще и нищетой. Единственное, что он оставляет этим преступникам, — саму жизнь, в то время как если бы ее у них отобрали, то одним движением освободили бы их от множества страданий. Мне понятно, граждане, что ждет меня после голосования. Если вы поддержите предложение Цезаря, а он видный представитель популяров, мне не придется бояться нападок людей в будущем, так как я сделаю то, что предложил от их имени Цезарь. Если же вы поддержите другое предложение, то я предвижу, что в этом случае масса проблем свалится на мою голову. Но пусть интересы Республики будут выше моих собственных. Мы должны сделать то, что правильно для Республики. Ответьте мне на такой вопрос: если хозяин дома обнаружит, что раб убил его детей и жену, сжег его дом, и не накажет такого раба самым страшным наказанием, его будут считать добрым и сострадательным — или жестоким недочеловеком, который не отомстил за страдания близких в полной мере? На мой взгляд, человек, который равной мерой не мстит за страдания, причиненные его близким, не может считаться достойным человеком. У него каменное сердце. Я поддерживаю предложение Силана.

— В рассуждениях консула есть только один маленький недостаток, — быстро встал Цезарь, — эти люди преступлений не совершали; их судят за их намерения, а не за их действия.

— Вот именно, — раздался голос с другой стороны зала, и все головы повернулись в сторону Катона.

Если бы голосование происходило прямо в тот момент, то я почти уверен, что предложение Цезаря было бы принято, несмотря на мнение консула. Приговоренных рассовали бы по разным городам и оставили бы гнить там, в полной зависимости от капризов политиков, а будущее Цицерона было бы совсем другим. Но именно предсказуемость результата голосования заставила подняться с последней скамьи около стенки это неухоженное, странное существо с торчащими в разные стороны волосами, обнаженными, несмотря на мороз, плечами, и с поднятой рукой, означающей желание говорить.

— Марк Порций Катон, — настороженно произнес Цицерон, так как никто не мог предсказать, куда заведет Катона его странная логика. — Ты хочешь говорить?

— Да, я хочу говорить, — ответил тот. — Я хочу говорить, потому что должен найтись хоть один человек, который объяснит этому собранию суть вопроса. Все дело в том, граждане, что мы действительно судим намерения, а не преступления. Именно по этой простой причине мы не можем сейчас пользоваться существующими законами — толпа просто разорвет нас. — По скамьям разнесся шепот согласия: он говорил правду. Я взглянул на Цицерона, тот кивал в знак согласия. — Слишком многие из сидящих здесь, — объявил Катон, и голос его становился все громче, — думают гораздо больше о своих виллах и памятниках, чем о своей стране. Люди, во имя богов, проснитесь! Проснитесь, пока не поздно, и протяните руку помощи Республике. На карту поставлены наша свобода и самая жизнь! И в такое время кто-то решится рассказывать мне о милосердии и снисходительности?

Он стоял в проходе босой, и его резкий и визгливый голос напоминал скрежет лезвия по точильному камню. Казалось, что его знаменитый прапрадед поднялся из могилы и с остервенением трясет перед нами своими грязными космами.

— Не думайте, граждане, что наши предки превратили крохотную страну в великую Республику только силой оружия. Если бы это было так, то мы бы ныне были в зените нашей славы, так как у нас сейчас больше жителей, земель, оружия и лошадей, чем когда-либо. Нет, было еще что-то, совсем другое, что сделало их великими, — то, что сейчас мы полностью растеряли. Они были трудолюбивыми работниками дома, справедливыми правителями за границей и направляли в Сенат тех своих представителей, чьи мозги не были затуманены чувством вины или страстями. Вот что мы потеряли. Мы копим богатства для самих себя в то время, когда наше государство — банкрот. Мы проводим нашу жизнь в безделье и праздности, а когда на нас надвигается беда, то нет никого, кто готов был бы встать на защиту Республики. Граждане высочайшего положения составили заговор, чтобы сжечь свой родной город. Они прибегли к помощи галлов — величайших врагов римлян. Армия разбойников, во главе со своим лидером, готова наброситься на нас. А вы все еще колеблетесь и не можете решить, как наказать врагов, захваченных в вашем собственном городе? — Он просто источал сарказм, заражая им сидящих вокруг него. — Что же, тогда я предлагаю их помиловать — они еще молоды и их сбили с пути их собственные амбиции. И хотя они вооружены — пусть уходят. Но подумайте, куда может завести вас ваше милосердие и снисходительность — ибо когда они обнажат свои мечи, будет слишком поздно. Да, вы говорите, что ситуация неприятная, но вы не боитесь. Ложь! Вы все трепещете от страха. Но вы настолько слабы и ленивы, что боитесь принимать решения и смотрите на ваших соседей в надежде, что те сделают это за вас. Вы ждете, когда всё за вас решат боги. Я хочу сказать вам, что стоны и молитвы не защитят святую цель. Только действия и бдительность принесут нам успех. Мы полностью окружены. Катилина и его армия готовы схватить нас за горло. Наши враги живут в самом сердце нашего города. Поэтому мы должны действовать без промедления. И вот мое предложение, консул. Записывай тщательно, писарь: в связи с тем, что из-за действий преступников Республика находится в серьезной опасности; в связи с тем, что их признания и улики указывают на то, что эти люди планировали резню, поджоги и другие преступления против горожан, преступники должны быть приговорены к смертной казни с признанием их намерений преступлением — так же, как если бы они действительно совершили эти страшные преступления, — в соответствии с нашим древним законом.

Я тридцать лет присутствовал на заседаниях Сената и за это время слышал много великих и выдающихся речей. Но я никогда не слышал ни одной, действительно — ни одной, которая по силе воздействия могла бы сравниться с этим кратким выступлением Катона. Что такое ораторское искусство, как не умение выражать эмоции с помощью точно подобранных слов? Катон высказал то, что чувствовало большинство, но не умело выразить, даже для самих себя. Он вразумлял их, и за это они его обожали. По всему залу сенаторы с аплодисментами вставали и подходили к Катону, чтобы продемонстрировать, на чьей они стороне. Он больше не был эксцентричной фигурой с задней скамьи. Он превратился в глашатая и опору старой Республики. Цицерон наблюдал за этим, потрясенный. Что касается Цезаря, то он вскочил и потребовал возможности ответить — и, собственно, начал говорить. Однако все видели, что его основной целью было заболтать предложение Катона и не допустить голосования, так как на улице стремительно темнело и зал заполнился тенями. От того места, где стоял Катон, раздались крики и свист. Несколько всадников, наблюдавших за происходящим от дверей, бросились в толпу сенаторов с обнаженными мечами. Цезарь пытался сбросить со своих плеч руки, которые давили на него и заставляли сесть. Он все еще пытался продолжить свою речь. Всадники смотрели на Цицерона, ожидая инструкций. Ему требовалось только кивнуть головой или пошевелить пальцем, и Цезаря разорвали бы на месте. И на какой-то неуловимый момент он заколебался, но затем покачал головой, Цезаря отпустили и, по-видимому, в этом хаосе он выбежал из храма, потому что после этого я его больше не видел. Цицерон спустился со своего возвышения. Проходя по проходу и крича на сенаторов, он и его ликторы смогли развести непримиримых врагов, вернув некоторых из них на свои места. Когда был установлен минимальный порядок, консул вернулся на свое место.