Завтрашний ветер - Евтушенко Евгений Александрович - Страница 37

ванно. Но почему эта индианка была лишена воз-

можности читать и открыть для себя Сервантеса,

Шекспира, Свифта, Рабле, Достоевского? Разве эта

индианка И миллионы ей подобных не есть вина

истории перед человечеством? Что может сделать та-

кая индианка, целомудренная в своем неведении, пе-

ред угрозой ядерной войны?

Питер Устинов в своей речи на форуме сказал:

«Человеческое тело есть микрокосмос всего челове-

чества... Бесполезно говорить: «Что бы ни случилось

с телом, руки должны быть хорошо вымыты и нама-

ннкюрены». Руки могут быть хорошо вымыты и нама-

пнкюрены, но если распадется тело, то они отвалят-

ся тоже...» Нельзя отделить культуру от жизни все-

го человечества, бессмысленно чистенько мыть куль-

эмиграции, «Колокол», ибо набат и восстание сове-

сти всегда были связаны.

Поэт Кедрин писал о войне:

Снаряд случайно в колокол ударил,

и колокол, сердясь, заговорил.

Роль колокольную снова взяли на себя поэты на-

шего поколения. Вознесенский писал:

Колокола, гудошники...

Звон. Звон.

Вам, художники

всех времен!

Функция большого искусства — это функция ко-

локола, будящего заснувшую совесть.

Когда того или иного художника критикуют толь-

ко за то, что он смотрит на мир (по русскому идео-

матическому выражению) только с собственной ко-

локольни, то на самом деле счастье, что у него есть

своя собственная колокольня. Лишь бы она не пре-

вратилась ни в башню из слоновой кости, ни в бюро-

кратическое кресло, ни в трибуну для риторической

болтовни, ни в персональный бункер.

В США в магазине сувениров я увидел лосьон

для бритья под именем «Либерти белл» («Колокол

свободы»). Это был стеклянный колокольчик, сделан-

ный в форме миниатюрного колокола, когда-то про-

возгласившего независимость Соединенных Штатов.

При виде этого бестактного, вульгаризированного

символа я с горечью вспомнил строки Тютчева:

О если бы живые крылья

души, парящей над толпой,

ее спасали от насилья

бессмертной пошлости

людской.

Когда изначально талантливые художники ком-

мерциализируются и смотрят на мир с колокольни по-

зорного благоразумия, как говорил Маяковский, то из

колоколов, будящих совесть, они превращаются

в парфюмерные, стеклянные пародии на колокола.

Я многое люблю в искусстве Америки, но как стыдно

видеть появляющиеся на страницах журнала «Тайм»

«паблисити» золотых часов «Ролекс», когда их ре-

кламируют не какие-нибудь кинокомики второго сор-

та, а известные писатели и крупнейшие музыканты.

КОЯФЯНО, имя Данте можно зарифмовать с именем

Итальянского игристого вина «Асти Спуманте». Но мо-

жем ли мы представить великого поэта на коммер-

ческой рекламе этого вина, а Чайковского на рекла-

ме с бутылкой водки? «Неприлично, господа!» — как

выразились бы об этом чеховские интеллигенты, за-

стенчиво, но взволнованно поправляя свое пенсне. Как

можно, разменивая колокольный звон на звон монет,

рекламировать какие-то часы «Ролекс» в то время,

когда часы истории отбивают свои тревожные удары?

Я говорю об этом не из паникерства. Но мораль-

ная безответственность перед лицом истории не ме-

нее разлагает, чем паника. Зачем колоколам лили-

путизироваться до сережек, побренькивающих в ушах

всемирной пошлости? Те, кто капитулирует перед

агрессией всемирной пошлости, могут так же капи-

тулировать и перед агрессией всемирной войны.

Сейчас есть целое кинонаправление — своего рода

«ужасология». Это — то женщины-вампиры, свои-

ми очаровательными зубами прокусывающие шеи

возлюбленных, то дети, внутрь которых вселился

антихрист, то зловещие чудовища из других галактик.

Однако вся эта придуманная ужасология есть тру-

сость, попытка заменить ею реальную угрозу исчез-

новения всего человечества.

Проклятие нашего века — ужас концентрационных

лагерей, где были уничтожены миллионы людей. Но

этот ужас бледнеет перед потенциальным ужасом того,

когда всю нашу планету, как несчастную затравлен-

ную фашистами женщину вместе со всеми ее детьми,

могут сжечь в общей атомной освенцимской печи.

Сейчас людей, которые открыто называются фа-

шистами, — лишь вроде бы незначительные группы.

Даже итальянский кинорежиссер Скуттиери, поста-

вивший откровенную сентиментальную героизацию

фашизма — фильм «Кларетта», где самыми несча-

стными, глубоко обиженными жертвами выглядят

Муссолини и его. любовница, от фашизма открещи-

вается, делает заявление, что он убежденный анти-

фашист. Но дело не в том, как люди себя называют,

а что они на самом деле. Послушать Пиночета, так

это же спаситель демократии, голубь мира! Фашизм

может и не носить свастику на рукаве и зазубривать

со школы совсем другие книги, а не «Майн камиф».

Фашизм — это не столько декларированная идео-

логия, сколько поведение — социальное и даже лич-

ностное. Государственный фашизм — это милита-

ристско-бюрократический концентрат самых низких

инстинктов: инстинкта подавлять другие индивиду-

альности во имя торжества собственной безликости,

инстинкта собственного выживания при помощи фи-

зического уничтожения либо пропагандистского онар-

команивания масс, хватательно-загребательного ин-

стинкта, доходящего от личной корысти до государ-

ственной агрессии. Инквизиция — мать фашизма.

Не случайно преследование кинематографистов в

Голливуде во времена маккартизма американцы сами

назвали средневековым именем «охота на ведьм»,

когда одной из ведьм была объявлена великая амери-

канка Лиллиан Хелман. Но потенциальная атомная

война еще более античеловечна, чем фашизм, ибо фа-

шизм старался культивировать хотя бы одну расу,

а эта война грозит уничтожить все расы. Эта война

уже в своем зародыше — суперфашистка. Эта война

уже в своем зародыше — антивсенародна. Борьба про-

тив этой войны не есть политика, а общее всеспасение.

...Я был в Канаде на маленьком пароходике, со-

вершавшем экскурсию около Ниагарского водопада.

Гордый оптимистический голос гида произнес: «Ниа-

гарская гидроэлектростанция — это самая величай-

шая гидроэлектростанция свободного мира». Это был

обыкновенный человек, отнюдь не милитарист, но он

сам не понимал, что из него говорит «массмедия»,

всунувшая внутрь него опасное чувство превосход-

ства одной части населения планеты над другой, а

все агрессии мира начинаются с мельчайших микробов

превосходства. Деление мира на так называемый мир

свободный и несвободный — это дешевая демагогия,

разрушающая взаимодоверие между народами.

У нас общая мать — земля, у нас общая миро-

вая культура, сложенная из тысячи национальных

культур, общий враг — потенциальная война.

Колокола не только могут оплакивать уже исчез-

нувших.

Колокола должны спасать еще не исчезнувших.

Когда-то во времена исторических войн колокола

переливали на пушки. Сейчас пришло время пушки

переливать на колокола.

ПАДЕНИЕ ДИКТАТУРЫ ПЛЯЖА

(Из итальянского дневника)

Я стоял на месте, где убили Пьера Паоло Пазо-

лини. Полупустырь-полуулица, прячущаяся за спиной

гостиниц и пляжных комплексов Остии. Там — шум-

но шла купально-загоральная жизнь современных

римлян, спасавшихся от июльского удушья, царив-

шего в столице, где статуи и дворцы были, казалось,

раскалены добела от зноя. Здесь — от нестерпимого