Завтрашний ветер - Евтушенко Евгений Александрович - Страница 34

портером красоты.

Если поражение имперских претензий спасает на-

цию, хотя и унижает слишком чувствительное наци-

ональное самолюбие, то есть поражения, которые

унизительны без всякой одновременной спасительно-

сти. Такими были поражения двух французских ре-

волюций, переваренных вместе с древками их знамен

всепожирающим чревом буржуазии, а затем практи-

ческая сдача страны, без всякого Роландова рога,

зовущего к борьбе, голубоглазым зигфридам с за-

катанными рукавами. Французское Сопротивление

было моральным искуплением этой сдачи. Не слу-

чайно в Сопротивлении воскресла французская граж-

данская поэзия...

За послевоенной порой с ее духовной и экономи-

ческой мерцательной аритмией последовал спазм

мая 1968 года с его полуопереточными баррикадами.

По господа бонасье излишне поспешили испугаться

за витрины своих магазинов. Тени Кон-Бендита и

его соратников растворились в плазме ежедневно-

сти, как бледные копии трагических теней Робеспье-

ра, Дсмулена, Дантона, чьи имена сейчас стали

названиями улиц, где мирно торгуют устрицами и ар-

тишоками. Многие знаменитые поэты поумирали, по-

эзию почти никто не читает. Брижит Бардо постаре-

ла, обзавелась собственной коммерцией, и скульптур-

ные изображения символа Франции Марианны лепят

уже не с нее, а с певицы Мирей Матье, в облегчен-

ном варианте заменившей великую Эдит Пиаф.

После левого мая Францию сильно качнуло впра-

во, но мощная собранность рабочего класса выров-

няла ситуацию, и французские ажаны отдают чест*

членам ЦК Компартии Франции, когда те проезжа-

ют мимо... На улицах Парижа сегодня спокойно, ес-

ли не считать оглушительного бибиканья пролетаю-

щей время от времени по Елисейским полям четырех-

пятитысячной орды мотоциклистов, требующих за-

жженными фарами и клаксонами понижения обяза-

тельной страховки для мотоциклов. Полицейские с га-

зовыми ружьями на всякий случай настороже, но

предпочитают не лезть на глаза, покуривая «Голу-

аз» за кустиками Гранд-пале. В разных залах Гранд-

пале одновременно проходят выставка Пикассо, осен-

ний салон, выставка испанской живописи XVIII века,

неделя кино ГДР и демонстрация сокровищ Крем-

ля. Около шапки Мономаха можно увидеть и моло-

дую американскую пару в застиранных до еле голу-

боватой белизны джинсах, и чей-нибудь драный рюкзак

с торчащими из него алюминиевыми раскладуш-

ками, и величавого арабского шейха с многочислен-

ной свитой чад и домочадцев, и тщательно выутю-

женных японцев, со скорбными вздохами сдавших в

гардероб гирлянды фотоаппаратов, и какого-нибудь

современного парижского Кренкебиля, от которого

пахнет молодым «божоле» и луком.

В Париже 800 художественных галерей, 70 ты-

сяч художников со всего света. Париж остается кра-

сив и необыкновенно разнообразен, притягивая к

себе, как вечный магнит искусства. Но среди мно-

жества событий культурной жизни Парижа от 12 до

16 ноября сего года случилось одно, не включенное

в программы развлечений и по странной невнима-

тельности почти не замеченное парижской прессой.

Между тем это культурное событие, возможно, бы-

ло самым важным в эти дни в Париже, ибо на нем

обсуждался вопрос: а что будет с миром, если его

не будет?

Я говорю о форуме мира, проходившем под эги-

дой ЮНЕСКО, за которым сквозь окна наблюдала

каменная гигантская женщина Генри Мура, словно

обеспокоенная за судьбы миллионов своих детей, мать

всего человечества. Да, так может случиться, что не

будет ни этих восьмисот галерей, ни этих семидесяти

тысяч художников, ни Пикассо, ни шапки Мономаха,

так может случиться, что все накопления культуры

за столькие века исчезнут и не будет никого и ни-

чего...

Но, прежде чем рассказать о самом форуме, все-

10 лишь один эпизод, происшедший на моих глазах

во время перерыва между заседаниями, недалеко от

вдания ЮНЕСКО.

2

Седобородый человек с избыточным телом, никак

не поддающимся попытке застегнуть пиджак хотя бы

на одну пуговицу, еле втиснулся в битком набитое

кафе. У этого человека было знаменитое лицо, судя

но радостным, хотя и тактичным улыбкам уз-

навания, благодаря которым как бы само собой ос-

вободи.юп, место на липком ложнокожаном диване

в углу, куда и сел вошедший. Известность собствен-

ного лица его явно не интересовала. Он заказал ва-

лсисианекую «паеллу», бутылку минеральной воды

«перрье» и, вытащив из разбухших карманов испи-

санные по-английски листочки, стал трудиться над

ними, сжимая в толстых рыжеволосых пальцах по-

луторафранковую пластмассовую авторучку. Его го-

лубые глаза не по возрасту блестели. Но это был не

блеск молодой, неожиданно возродившейся беспеч-

ности, а тревожный блеск озабоченности важным де-

лом. Если бы кто-нибудь заглянул в эти листочки,

то увидел бы в них, скажем, следующее: «Предрас-

судки могут долго жить среди взрослых, но среди де-

тей они еще, к счастью, не существуют. Безусловно,

у нас огромная задача — спасти детей. Если каж-

дый год, начиная с нынешнего, не будет Годом ребен-

ка, то первый Год ребенка явится лишь бессмыслен-

ным жестом, оскорблением, пощечиной по лицу на-

нки меры в возможность выжить».

Седобородый человек тяжело вздохнул, перечи-

тан »ту фразу, подумал и дописал, по-школьному

морща профессорский лоб: «Позвольте мне вспом-

нить реакцию одного американского бизнесмена, ко-

торый сказал мне: «Когда генерал говорит, что у нас

есть способность разрушить мир десять раз, в то вре-

мя как, по его оценке, русские могут разрушить мир

только шесть или семь раз, и когда это воспринима-

ют как преимущество, то, как бизнесмен, я могу ска-

зать, что это — сумасшествие...»

Седобородый человек хотел продолжить фразу,

но не тут-то было. Известность его все-таки подве-

ла, хотя обычно парижан не удивит и Симона Синь-

оре, наворачивающая на вилку спагетти, и даже

Жискар д'Эстен, садясь за руль своего автомобиля

и направляясь в ресторан, может быть относитель-

но спокоен, что в священный час поглощения устриц

и запивания их ледяным «шабли» ему никто не по-

пытается всучить петицию, клеймящую повышение

налогов. Но и в Париже, как и везде, все-таки есть

люди, у которых известность чьего-то лица пробуж-

дает скользкий комплекс приставания. Двое подо-

шли к столу седобородого человека, сияя от бессмыс-

ленного восторга и, так сказать, причастности.

— Я вас узнал, вы — Питер Устинов! Мы — ва-

ши поклонники! — заорал один из них. — Вы же ги-

гант! — и полез обниматься, погружая галстук в толь-

ко что принесенную, дымящуюся «паеллу». Второй

ринулся к официанту и приволок его вместе с под-

носом, где причудливо выстроились бутылка конья-

ка «Наполеон», белое и красное вино, несколько же-

стяных банок с пивом. Агрессивность гостеприимства

была устрашающей.

— Простите, — тихо сказал знаменитый драма-

тург и актер, родившийся в Англии, чья мать из ро-

да Бенуа, а отец — из Саратова, — я не могу сей-

час пить. Через полчаса я буду говорить на форуме

мира в ЮНЕСКО.

— Какой еще к черту форум мира, когда тут та-

кой выпивон! — гордо показал на поднос один из

поклонников. — Брось ты ломаться, Питер. Ты, ко-

нечно, гигант, но нельзя же отрываться от простого

народа...

— Простите, а вы кем работаете? Что-то вы не