Молдавские сказки - Крянгэ Ион - Страница 22

— Вот теперь разумно говоришь, сынок. Кто бы что ни толковал, а уж когда суждено с бедой повстречаться, догоняй, коли она впереди, а если позади, то дожидайся. Да что говорить? Таков мир, и как ты ни крути, таким он и останется. Плечом не повернешь его, хоть разорвись. Но подумаем лучше, как нам быть с Оленем; поди, безбородый ждет тебя, не дождется. А разве он не господин? Ты его слушать обязан. Как говорится: там коня привязывай, где хозяин велит.

И вот достает невесть откуда святая Пятница маску и меч Стату-Палма-Барба-Кота[15] вручает Белому Арапу и говорит:

— Бери, Белый Арап, очень тебе это пригодится там, куда мы пойдем. А теперь — за мной. С божьей помощью справимся и с этим делом.

Когда запели петухи, отправились святая Пятница и Белый Арап в Оленью рощу, выкопали яму в рост человека у источника, к которому всегда в полдень приходил Олень воду, пить; напившись, ложился тут же и спал непробудно до заката солнца. Потом вставал, уходил восвояси и не показывался больше у источника до следующего полудня.

— Вот и готова яма, — сказала святая Пятница. — Ты, Белый Арап, оставайся в ней весь день. Вот что тебе делать надо. Надень маску и не выпускай меча из рук. В полдень придет Олень к источнику воду пить. Когда ляжет он и заснет по своему обыкновению, с открытыми глазами, ты из ямы тихонько вылезешь и так изловчишься, чтобы одним взмахом меча голову ему снять. Потом обратно бросайся в яму и не выходи оттуда, пока не зайдет солнце. Будет тебя Оленья голова по имени звать, будет просить, чтобы показался ты, но не вздумай этого делать: как уставится она на тебя смертоносным взглядом — прощайся с жизнью. Когда же закатится солнце, знай, что умер Олень. Смело тогда выходи, шкуру с него сдери, голову бери целиком, как есть, и приходи ко мне.

Святая Пятница вернулась домой, а Белый Арап засел в своей яме. К самому полудню слышит Белый Арап приглушенный рев — Олень приближается. Подошел Олень к источнику, жадно потянул студеную воду; опять взревел и снова воду пьет, и снова ревет, и снова пьет, пока мочи не стало. Принялся он тогда, словно бык, через голову землю бросать, а потом, трижды землю копытом взрыв, тут же на лужайке растянулся; пожевал жвачку, пожевал, да так захрапел, что только держись.

Услыхал Белый Арап, вышел тихонько из ямы и как рубанет мечом по оленьей шее — далеко откатилась голова от туловища. А сам, себя не помня, бросился обратно в яму, как научила его святая Пятница. Брызнула оленья кровь, забулькала, растеклась во все стороны, хлынула в яму, где Белый Арап стоял, едва не захлестнула его; забилась голова Оленья в предсмертных судорогах, жалобно застонала:

— Белый Арап, Белый Арап! Много я о тебе наслышан, а самого не видал. Выйди, Белый Арап, покажись хоть раз, только бы увидеть тебя, узнать, что достоин ты тех сокровищ, что тебе оставляю. Увижу тебя — с радостью умру.

Но Белый Арап словно воды в рот набрал, сидит себе в яме, еле ногами шевелит в запекшейся крови, что яму почти до краев заполнила.

Кричала голова, кричала, а Белый Арап знай молчит, не показывается. Вот, наконец, наступила тишина. А когда закатилось солнце, вышел Белый Арап из ямы, шкуру с Оленя осторожно снял, чтобы камушка с места не сдвинуть, голову взял целиком, как была, и отправился к святой Пятнице.

— Ну, Белый Арап, — сказала святая Пятница, — выходит, что и с этим делом мы тоже управились.

— Да, — отвечал Белый Арап, — с помощью божьей и твоей удалось нам, бабуся, послужить безбородому, сроду бы мне его не знать, видеть бы мне его как свои уши, да и того не надо, потому что в глазах у меня и так темно.

— Бог с ним, Белый Арап, не горюй, найдётся и на него управа, ибо какова заслуга, такова и награда, — сказала святая Пятница. — Ступай, отнеси ему все, рано или поздно выйдет оно ему боком.

Поблагодарил Белый Арап святую Пятницу, поцеловал у нее руку, вскочил на коня -

И где только он ни проезжал, со всех сторон народ сбегался, ибо камень большой во лбу Оленя так сверкал, что, казалось, Белый Арап солнце с неба достал и в дорогу с собою взял…

Короли и цари выходили Белому Арапу навстречу, наперебой умоляли отдать им сокровища, предлагая взамен: кто — денег без счета, кто — дочь свою и полцарства, а кто — дочь и все свое царство, но Белый Арап бежал от них, как от огня, продолжая путь к своему господину.

Однажды вечером, когда сидел безбородый вместе с дядей и сестрицами в высокой башне, увидели они вдалеке сверкающий сноп лучей — чем больше он приближался, тем сиял ярче и ослепительнее. И внезапно все живое пришло в движение, толпы за толпами сбегались, недоумевая, что за диво приключилось. А это Белый Арап шагом ехал на своем коне со шкурой и головой Оленя. А когда приехал, все безбородому и отдал.

При виде таких сокровищ все словно окаменели, не зная, что и сказать. И было чему подивиться!

Но безбородый не растерялся. С обычным своим коварством обратился он к царю:

— Ну, дядя, что теперь скажешь? Сбылись мои слова или нет?

— Что сказать, племянничек? — развел руками царь. — Скажу, что будь у меня столь добрый и верный слуга, усадил бы я его за стол рядом с собою, ибо дорогого он стоит.

— Не дождется, — злобно сказал безбородый. — Этого не сделаю хоть бы он выше себя подскочил. Кто он — брат моей мамы, что ли, чтоб ему почести воздавать? Я так думаю, дядя, что слуга есть слуга, а хозяин — хозяин, и все тут. Потому и приставил его ко мне отец, что смышленый он, а иначе на кой он мне дался? Эге-ге, не знаете вы, что за чертово семя этот Белый Арап. Пока уломал я его, душу он из меня вымотал. Только меня и боится. Как говорят: страх огороды бережет. Другой господин на моем месте каши не сварил бы с Белым Арапом во веки веков. Зря ты всем потакаешь, дядя. Ты, я вижу, слишком к людям доверчив. Потому и не дают тебе олени драгоценных каменьев и медведи — салата. Зато мне никто на борщ дуть не станет. Увижу, что кошка балуется, так хвост прищемлю, что траву будет грызть и не пикнет. Ежели, дядя, с божьей помощью меня поскорее на свое место посадишь, увидишь тогда, как переменится царство: не будет застоя в делах, как теперь. Знаешь ведь, как говорится: человек место красит… Может, и был ты в молодости резв, да на старости изъездился. Немудрено, что и в делах порядка нет…

Под конец замолол у безбородого язык, словно жернов, так что голова у царя кругом пошла; позабыл он и Белого Арапа, и Оленя, и все на свете.

А царевны смотрели на братца, как собака на кошку, и был он им люб, как соль в глазу. Чуяло их сердце, что человек он без чести и совести. Но как было наперекор отцу идти? Что ж, гуляй безбородый… Как говорится: нашел село без собак и гуляет без палки. Иначе не скажешь.

Несколько дней спустя устроил царь в честь племянника большой пир, на который созвал самых знатных гостей: царей, королей, воевод, правителей городов и других именитых людей.

Незадолго до пира стали царевны безбородого упрашивать, чтобы позволил он Белому Арапу за столом служить. Не посмел безбородый отказать им, позвал Белого Арапа и в присутствии царевен дал согласие, но с уговором: пусть все время за спиной своего господина стоит, а на других чтоб и глаза поднять не смел; а не то он ему на месте голову снесет.

— Слышал, слуга недостойный, что я сказал? — закричал безбородый, показывая клинок, на котором Белый Арап поклялся ему когда-то в верности и послушании.

— Да, господин, — со смирением отвечал Белый Арап. — Как твоей милости будет угодно.