Молдавские сказки - Крянгэ Ион - Страница 16

Обрадовались родители хорошему человеку, от всего сердца отдают дочку. Через несколько дней сыграли свадьбу, увез Ипате невесту вместе с приданым домой — и дело с концом! Зажили они в согласии и любви, что два голубка. И говорит однажды Ипате своему слуге:

— Золотая, Кирика, у меня жена! Здорово я ее выбрал.

— Золотая, хозяин, ничего не скажешь. Но только знаешь пословицу: где тонко, там и рвется! Еще посмотрим. Помнишь, говорил я тебе, что и у этой, какая она ни добрая и кроткая, а все-таки одно ребро имеется чертово, и вынуть его непременно надо, коли хочешь такую жену иметь, чтобы жить с ней до глубокой старости.

— Ну, уж тогда не знаю, Кирика, кто на тебя и угодит. Думаю, только черт до нутра твоего докопается!

Год не проходит, и приносит жена ему сына. А еще через месяца три наезжает нежданно-негаданно тесть, зовет обоих на свадьбу женина брата. Кирика, все учуяв, как черту положено, отводит хозяина в сторону и говорит:

— Хозяин, пусть жена твоя с ребенком едет, а сам скажи, что вслед за ними выедешь, если будет время, а нет — пускай не обессудят. Дальше как быть, научу тебя потом.

Ипате, привыкнув во всем Кирику слушаться, говорит тестю:

— Отец, не могу я ехать. Сам видишь, дел у меня по горло. Еле-еле с работником вместе управляюсь Жена пускай без меня едет. Если время позволит, выберусь и я за ней следом, а нет — прошу не гневаться.

Ничего не сказал на это тесть, забрал у Ипате жену и ребенка и отправились.

На второй день свадьбы говорит Кирика Ипате:

— Хозяин, настало время чертово ребро из жены твоей вынуть. Живо садись на коня и поезжай на свадьбу. Вот что тебе делать надо, когда на место прибудешь. Рядом с домом тестя твоего стоит хатенка укромная, где старая сводня живет, искусная-преискусная в своем деле — ну, хитрее ведьмы. Отправляйся прямо к ней, выдай себя за проезжего. В лепешку разбейся, небо и землю ей обещай, а уговори ее жену твою туда заманить. Вот и увидишь, на что бабы способны и чего женская верность стоит.

— Что ты, Кирика, что ты! Тут уж я головой поручился бы…

— Не будь ты щедрым таким, хозяин. Прибереги свою голову, еще, поди, тебе пригодится…

— А не узнают меня там, Кирика?

— Нет, хозяин, хоть на свадьбу иди, уж я так сделаю, что никто тебя не узнает.

Ипате, желая убедиться во всем, послушался и поехал. Как только до той деревни добрался, завернул к бабе и, заведя речь издалека да обиняками, стал под конец просить ее привести к нему в тот же вечер жену Стана такого-то, что в деревне такой-то живет.

Баба, как услыхала, рот ладонью прикрыла, затрясла головой.

— Милый человек, как могу я такое сделать? Тем паче, что муж у нее добрый, и статный, и богатый, и сама она не из тех, что ты думаешь.

Отвязал Ипате от седла флягу с водкой, дал отхлебнуть бабе несколько раз, после кошелек протянул, битком набитый деньгами, и сказал:

— Если, бабуся, окажешь мне эту услугу, еще щедрее тебя отблагодарю. Будь спокойна, ни одна душа не узнает об этом.

Призадумалась баба, вроде не охота ей ни дело делать, ни кошелек оставить. Постояла в раздумье, потом взяла кошелек и говорит:

— Ни дна тебе, ни покрышки, человек добрый! Известно мне, что есть тоска сердечная, пропади она пропадом!.. Не знаю, право, как дело станет; со стыда сгораю, как подумаю, что явлюсь к этой женщине с такими словами… Но, однако, пойду, посмотрю; удастся — хорошо, а нет — на меня не пеняй; знаешь сам, что нелегкие это дела, и редко мы в них успеваем.

— Уж ты поверь мне, бабуся, если сделаешь дело, за мной не пропадет.

— Что ж, — говорит баба, — попытка не пытка. Кто знает, откуда заяц выскочит? Тем паче, что мужа-то здесь нет.

К вечеру оставляет она гостя одного в хате, а сама на свадьбу идет, по соседству. Отводит женщину в сторонку, шепчет ей на ухо, черта ли обещает, совсем ей голову закрутила.

— Бабуся, — говорит женщина, — как же нам сделать, чтобы все хорошо было?

— Уж не бог знает, как это трудно, молодка-красотка, — отвечает баба. — Ступай в комнату, где ребенок твой спит, разбуди его, он тогда плакать начнет. Если еще маленько его пощиплешь, он и вовсе раскричится. Отец у тебя сердитый, не вытерпит, велит отнести его к бабке, значит, ко мне. Ты и бери ребеночка вместе с люлькой — и в мою хату. А уж дальше…

Послушалась женщина бабы, делает, как та ей велела, и является вечером к Ипате с младенцем на руках. Не успела войти — и ну хихикать, о свадьбе всякую всячину рассказывать, а мужа не узнает, хоть убей!

Напоил их Ипате обеих до бесчувствия, вынул младенца из колыбели как его Кирика научил, — и домой! Кирика, завидя его, к воротам выбежал.

— Ну, хозяин, — говорит Кирика, — обманул я тебя или нет?

— Нет, Кирика, нет. Теперь и я вижу, на что женщина способна. Больше ни часу не стану с ней жить. Задаром ее черту отдам, сорную траву!

— Ни-ни, хозяин, не делай такого! Жена у тебя, каких мало. Но знаю, я, кто тут виноват. Пускай же сначала она домой вернется, тогда мы у нее чертово ребро вынем, и сам увидишь, что за женщина из нее получится.

Между тем очнулись жена Ипате и баба, смотрят — ни гостя, ни младенца. Начали выть, причитать, а что проку? Сунулась баба туда-сюда, может, след какой отыщется — напрасно! Как сквозь землю ребеночек провалился.

— Ой горе мое, горюшко, — застонала баба. — Нажила себе беду с тобой! Черт ли знает, что мне теперь делать!

Тут-то и надоумил ее бес.

— Женщина, слышь! Другого выхода нет, как только кота взять, завернуть его в тряпки, уложить в колыбель, хату изнутри поджечь и уйти. Когда всю хату пламенем охватит, начнем плакать, кричать: пожар! пожар! Покамест люди со свадьбы сбегутся, пока то да се, хата и рухнет. Уже от кота одна зола останется. Люди найдут, подумают, что сгорел ребенок; может, все и обойдется.

— Правильно говоришь, бабуся, так и сделаем.

— Сделаем, сделаем! А мне-то каково на старости без крова-пристанища остаться?

— Об этом, бабуся милая, не тревожься. Возьму тебя к себе, будешь жить у меня в дому, как у Христа за пазухой. Муж у меня — добрее нету, за родную мать у нас будешь.

Бабе что было делать? Согласилась она. Подпалили хату, а пока люди сбегались, все в золу обратилось — и хата, и кот, и что еще в хате было. А те назврыд плачут, землю слезами обливают, кричат:

— Ой горе, ой беда! Ребеночек-то наш в огне сгорел!

Видя, как они волосы на себе рвут, как мечутся, начали все наперебой утешать их. А на другой день тесть Ипате, сокрушаясь о происшедшем несчастье, отправляет дочь свою и бабу с одним из батраков к зятю домой. Уже в телеге говорит молодая старой:

— Бабуся, влезай-ка ты в этот мешок, а когда приедем домой, скажу мужу, что от матушки паклю везу на мешки. Это только пока чертов работник наш не уйдет, сегодня ему срок выходит.

Баба не спорит и залезает в мешок. Приезжают они домой, оставляют телегу во дворе, а жена Ипате с плачем вбегает в дом, рассказать мужу обо всём происшедшем. А там ни Ипате, ни Кирики — никого. Поволокла она тогда вместе с батраком отцовским тот мешок, как могла, на кухню, взвалила на печь, за трубу, и отпустила работника в обратный путь. Не успел он уехать, ан и Ипате тут как тут. При виде его запричитала жена, заголосила:

— Ой, напасть какая, беда какая стряслась, муженек… Малютки нашего нету больше в живых!

Рассказала она ему все, как условилась с бабой. А Ипате ей в ответ:

— Ничего, жена, будем живы, еще сподобимся детей иметь. На кого нам пенять? Так уж, наверно, господь нам судил!

Пока говорили, глядь, и Кирика на пороге, с молотком, долотом и щипцами в руках. Хозяйка сразу к нему, со слезами и причитаниями. Выслушал ее Кирика и говорит:

— Ты разве ей веришь, хозяин? Не слушай ее речей. Хватай ее, вынем из нее то ребро!

Схватил ее Ипате за косы, швырнул на пол и держит крепко. А Кирика давай ей левые ребра считать: одно, два, три! Как дошел до четвертого, приставил долото, молотком стукнул, прихватил щипцами — вытащил ребро. После кожу приложил на место, рану чем-то смочил и на месте она затянулась, а потом говорит: