Дверь внитуда - Фирсанова Юлия Алексеевна - Страница 65

Я не успела закрыть дверь, как ЛСД рванулся следом с возгласом:

— Гелена!

— Что?

Похоже, он несся на своих фениксовых рефлексах, и теперь, озадаченный моим вопросом, отступил, не зная, что сказать или сделать. Ладони нервно дернулись, сжались в кулаки, одна раскрылась, захватила край рубашки и смяла его.

— У вас давно гостей не было, лучше пусть кто-то из нас подежурит в вашей квартире, — сказал куратор. И мне почему-то показалось, как бы верны и вполне логичны ни были его слова, сказал он совсем не то, о чем думал. Я еще кумекала на этот счет, когда ЛСД продолжил: — Мы не будем мешать встрече гостей, подключимся только в крайнем случае.

— Ну я не возражаю, тем паче что вам все равно в итоге у меня оставаться, — согласилась я, впуская ЛСД в квартиру.

Вот как так получается? Я несколько лет подряд радовалась возможности уединиться и тишине, даже друзья привыкли, что ходу в мою крепость нет, и что в итоге? Этого третий день как знакомого мужчину приглашаю без возражений. Почему? А Аллах его знает. Он и Конрад не мешают, не вторгаются в личное пространство без нужды. А если вторгаются (память услужливо нарисовала картинку — тискающего меня всего пару минут назад вампира), то это пространство становится не суженным, а расширенным на двоих. Странно, чудно, непривычно, но почему-то уместно, своевременно и удобно. Да, все это так. И какая, собственно, разница почему?

— У тебя что-то опять с той магией связующей неладно? — уточнила я, щелкая замком. Если ЛСД понадобится уйти, телепортируется без затей.

— Почему ты так решила?

— Интуиция? — пожала я плечами, двигаясь в сторону ванной, чтобы наполнить прихваченную бутылку.

Кстати сказать, или некстати, а какого лешего я сама таким переносом не пользуюсь? То ли не привыкла, то ли считаю его запасным выходом исключительно для пожарных ситуаций и без нужды предпочитаю не употреблять?

— Или ментальная связь крепнет, — пробормотал под нос ЛСД.

В ванную он за мной по пятам не пошел, остался в коридоре, а потом и вовсе подался в гостиную. На кухне делать нечего, мы сытые, в спальню его не звали, а гостиная — самое то для сидения в засаде на случай неадекватного вхожденца из-за дверей между мирами.

— Я, Конрад прав, мало знаю о тех узах, которыми просил предков связать себя с избранницей. Но чувствую, ваш метод бондингов и досадный инцидент с Ковальской послужили переходу на более высокий уровень связи. Хочется верить, что теперь мы сможем контролировать происходящее на сознательном уровне.

— Секундочку. — Я присоединилась к куратору в гостиной, заодно бросив в вазу на серванте бумаги из банка, потом куда-нибудь в более подходящее место уберу. — Какое отношение ко всему этому имеет та женщина? Вы же с ней расстались не сегодня?

— Нет. — ЛСД поморщился, то ли жалел, что разговор вообще зашел так далеко, то ли ему неприятно было вспоминать Ковальскую. — Я о ваших действиях. Они могут трактоваться как ритуальные. Вы, — куратор почти давил из себя слова, но не умолкал, — неким ритуальным образом заявили на меня права, прогнав соперницу.

Я рассмеялась и отошла к низкому столику за программой ТВ. Трактовать свои действия по поливу брюнетки как ритуальное сражение за право владения господином Ледниковым мне в голову не приходило. Забавно!

Куратор улыбнулся уголком рта и с некоторой неловкостью отвернулся в сторону серванта, сделав вид, что заинтересовался вазой с кучей бумажек и фото в рамке. Да, мы там со Стаськой забавно вышли. На даче снимали, позапрошлой весной, когда он на пару дней приезжал, кое-какие документы оформлял. Фотографировала нас тогда Катюха. Братишка, хохоча, держал меня на руках, а я, тоже смеясь как дурная, бросала в объектив громадный букет пионов.

Милая фотография, одна из самых моих любимых. Куратору тоже понравилось? Обычно на чужие фотографии, не зная людей, ситуаций и истории, смотреть скучно, а ЛСД застыл перед ней, как памятник себе. Я уже хотела рассказать, почему бросила в Катюху букетом после ее язвительной шуточки, как электронная рамка вместе с фотографией загорелась бездымным алым пламенем, съеживаясь в бесформенный комок, и застыла куском вонючей пластмассы.

— Упс! Произвольное самовозгорание? Или мы не заметили гостя-невидимку с фаерболами? — поинтересовалась я.

— Прошу прощения, я готов возместить ущерб, — деревянным тоном, в котором не было ни малейшего раскаяния, а вот искры ярости, как ни крути, проскальзывали, процедил Ледников.

— Возместишь, непременно, новую купишь и принесешь. Между прочим, ты уверен, что родом из фениксов, а не каких-нибудь конанов-разрушителей или халков? Чем тебе маленькая невинная фоторамка-то не угодила? Картинка не понравилась до пламени в глазах? А мне всегда казалось, мы с братцем занятно вышли.

— Братцем? — На сей раз тон ЛСД был не деревянным, а растерянным.

— Станислав, мой старший брат, был на фото, — спокойным, умиротворяющим тоном доктора из тех краев, где пациентам требуется галоперидол, пояснила я и попросила: — Мусор выкини.

ЛСД шагнул чуть ближе, чтоб забрать оплавленный вонючий комок, а я отвернулась к окошку, пошире распахивая створку. Пусть вонь плавленой пластмассы выветривается побыстрее. И тут сзади послышался не только легкий стук останков собираемой рамки, но и шелест бумаг и вырвавшийся против воли удивленный возглас. Вот ведь черт, мало того что куратор вещи ломает, он еще и длинный в буквальном смысле слова нос в личные документы сует. И злиться не на что, сама прошляпила и не убрала. Теперь издеваться будет?

— Гелена, ты глубоко верующая христианка? — спросил он почему-то. Не с любопытством, скорее каким-то изумлением и оторопью.

— Э-э-э, я бы не сказала, — всесторонне обдумав вопрос, ответила я. — Посты не соблюдаю и иные религиозные ритуалы не исполняю, но в том, что некое высшее начало, первопричина всего есть, уверена. У такой грандиозной штуки, как Вселенная, обязан быть смысл. А с чего ты вдруг в такие вопросы ударился?

— Отдать все на благотворительность… Девочкам на операции, мальчику на протезы… Почему? Мне показалось, ты весьма бережливо относишься к деньгам.

— И вовсе не все, несколько тысяч на прокорм гостей оставила. Между прочим, к своим личным деньгам я отношусь по-разному. Иной раз и на ерунду потрачу с удовольствием, но стараюсь распределять рационально. А что за порченые вещи тебя позавчера платить заставила, это больше с досады.

ЛСД кивнул, соглашаясь, похоже, ответ совпадал со сложившимся у него мнением.

— Только те деньги, которые из «Перекрестка» мне на карточку положили, я не считаю своими, — объяснила я.

— И чьи же они? — в очередной раз удивился настолько, что буквально вытаращил глаза, куратор.

— Земли, — пожала я плечами. — Гости приходили через врата и уходили туда, куда зовет их судьба, оставляя здесь то, что не понадобится им там, как плату за новую жизнь. Те вещи, которые оставили в дар лично для меня — зарру, браслет русалочий, брошку эльфийскую, — сразу видно, а все остальное, что в деньги обратить можно и нужно, — это для мира. Это его деньги. У меня никогда не было достаточно свободных средств, чтобы помогать так, как хочется. Только по чуть-чуть. Зато теперь появились. Вот я и отдала их и дальше отдавать буду. Не потому, что помешалась на тяге к меценатству, всего лишь по одной очевидной для меня причине: я считаю, что так правильно. Единственно правильно. Это не мои деньги, поэтому я отдаю их с легким сердцем тем, кому они действительно нужны.

— Оригинальная точка зрения, — помедлив, признал ЛСД, не понимая до конца, но принимая.

— Какая есть. Я не настаиваю на ее правильности для других.

— Ни один из привратников так не делал прежде.

— Говорю же, это лишь мое мнение и мой выбор, я никому его не навязываю, даже афишировать не собиралась. Ты сам в чужие бумаги влез, — вздохнула я.

— Полагаю, я должен извиниться.

— Обожаю твою игру в слова, — рассмеялась я.

Вот ведь надменный гад: не извинился, а лишь выдвинул предположение, и если не придираться к словам, то как бы и покаялся заодно. Ключевое слово «как бы». Эй, я сказала «обожаю»? Интересно, когда меня перестала раздражать и начала забавлять манера речи куратора? Неужели это побочный эффект магического ритуала? Не знаю, но не считаю себя заколдованной. Никакой бешеной страсти к этому темноволосому и не слишком симпатичному мужчине я не испытываю, а что так быстро привыкла к его обществу и повадкам, так ведь я и к Конраду привыкла. Тогда уж логичнее считать, что это не эффект магии кайстов, а результат воздействия пыльцы фиолетового цветка — исполнение желания. Того самого желания, ненароком загаданного вампиром, — дружбы. Он не только подарил Конраду нашу дружбу, сделав ее такой крепкой, как если бы мы общались годами, но ниточки симпатии протянулись от ЛСД ко мне и обратно, протянулись и стали крепче стальных тросов. Именно поэтому, наверное, я не гоняю его сейчас по гостиной, одержимая желанием расколотить вазу о башку вандала, сломавшего рамку в приступе немотивированной ревности и сунувшего нос в мои личные документы.