Кривой дом (сборник) - Кристи Агата - Страница 60

— Пожалуй, ты прав.

— Почему?

— Потому что... они сами так думают.

— Сами так думают? Интересно! Они только подозревают друг друга или знают что-нибудь наверняка?

— Я точно не знаю. Все это очень запутанно и туманно. Мне кажется, что они пытаются скрыть это от самих себя.

Отец кивнул.

— Это не Роджер. Он от всей души верит в виновность Бренды и откровенно надеется, что ее повесят. С ним очень легко — он непосредственный. Но остальные— они как будто извиняются, просят меня обеспечить Бренду наилучшей защитой. Они не спокойны. Почему?

— Потому что в глубине души не уверены в ее виновности. Но кто мог это сделать? Ты говорил с ними? Кто больше всех подозрителен?

— Я не знаю. И это доводит меня до бешенства. Никто из них не подходит под твою схему убийцы, и все же я чувствую, что один из них — убийца,

— Софья?

— Нет, Боже сохрани, нет!

— Но такая мысль приходила тебе в голову. Не отрицай. Может быть, Филипп?

— Он всю свою жизнь ревновал отца к Роджеру. Предпочтение, которое тот оказывал Роджеру, доводило его до бешенства. Но вот Роджер разорен. Старик обещает помочь. Допустим, об этом узнает Филипп. Если старик умрет, с Роджером будет покончено. О, я знаю, это абсурд...

—- Нет, не абсурд. Это ненормально, но так бывает. А как насчет Магды?

— Она ребячлива и странно смотрит на вещи. Я бы никогда в жизни не поверил в ее виновность, если бы не удивительная поспешность, с которой она отправляет Жозефину в Швейцарию. Я чувствую, что она боится каких-то разоблачений.

— И в этот момент Жозефину стукнули по голове?,

— Ну, ее мать не могла этого сделать!

— Почему нет?

— Но, папа, родная мать не станет...

— Чарльз, дорогой! Разве ты никогда не читаешь полицейские новости? Часто бывает, что мать невзлюбит кого-нибудь из своих детей. Только одного. Остальных она может любить. У нее на это могут быть свои причины.

— Она назызала Жозефину подкидышем..

— А ребенок страдал от этого?

— Не думаю.

— Кто там еще? Роджер?

— Роджер не убивал отца, в этом я уверен.

— Ладно, оставим Роджера. Ну а его жена?

— У нее были причины убить старого Леонидаса, хотя и очень странные.

Я передал отцу мой разговор с Клеменс.

— Она уговорила Роджера уехать, ничего не сказав отцу. Отец узнал о делах компании и решил помочь. Все ее надежды и планы рухнули. А она просто преклоняется перед Роджером, она обожает его.

— Ты .повторяешь слова Эдит де Хэвиленд.

— Да, я и Эдит подозреваю. Она тоже могла это сделать. Я только не знаю почему. Но я уверен, что, если она решила, будто у нее есть на то достаточные основания, она не посчиталась бы с законом. Она именно такая. И у нее хватило бы на это силы воли.

— Она тоже беспокоилась о Бренде?

— Да. Может быть, в ней заговорила совесть. Если убила Эдит, она ни за что не допустит, чтобы понесли наказание другие.

— Наверное, нет. А Жозефину она могла стукнуть?

— Нет. В это я не могу поверить. Подожди минутку, это мне что-то напомнило, что-то не сходилось. Если бы я только мог вспомнить.

— Не думай об этом. Вспомнишь. Кто-нибудь еще?

— Да, Что ты знаешь о детском параличе? Как он действует на характер?

— Юстас?

— Да. Чем больше я думаю об этом, тем больше мне кажется, что это Юстас. Его отрешенность, угрюмость, обида и возмущение дедушкой. Он не нормален. И потом, он единственный член семьи, который, с моей точки зрения, мог покушаться на Жозефину, если та о нем что-нибудь знает. А это вполне возможно. Этот ребенок знает все. Она вечно записывает в книжечку...— Я осекся,— Боже мой! Какой я осел!

— В чем дело?

Я вспомнил, что не сходилось. Мы с Тавернером решили, что кто-то искал в комнате Жозефины письма. Я думал, что она завладела письмами и спрятала их на чердаке, но она потом мне ясно сказала, что их там прятал Лоуренс Она их, конечно, читала, но оставила там до поры до времени.

— Ну и что?

— Ну как ты не понимаешь? Значит, в ее комнате искали не письма, а что-то другое.

— И это другое?

— ...ее черная книжечка, куда она записывает результаты своих расследований. Мне кажется, эту книжечку так и не нашли. Вероятнее всего, она у Жозефины. Но если это так...

Я привстал.

— Если это так,— продолжал отец,— она все еще в опасности. Ты это хотел сказать?

— Да. Ей перестанет грозить опасность только тогда, когда она уедет в Швейцарию.

— А она хочет ехать?

Мне кажется, нет.

— Значит, она никуда не уедет. Но ты прав насчет опасности. Тебе следует поехать туда.

— Но кого опасаться?! — вскричал я в отчаянии,— Юстаса, Клеменс?

— По-моему, факты достаточно указывают направление... Я поражаюсь, как это ты не видишь. Я

Гловер открыл дверь.

— Прошу прощения, сэр. Мистер Чарльз, звонила мисс Леонидас. Очень срочно.

Все это уже один раз было. Неужели опять с Жозефиной что-нибудь случилось?

Я взял трубку.

— Софья? Чарльз слушает.

— Чарльз, ничего еще не кончилось. Убийца еще здесь.

— Что случилось? Опять что-нибудь с Жозефиной?

— Нет, не с Жозефиной. С Нэнни.

— Нэнни?

— Жозефина не выпила свою чашку какао и оставила ее на столе. Нэнни пожалела вылить какао и выпила его.

— Бедная Нэнни! Ей очень плохо?

Голос Софьи прервался.

— О Чарльз! Она умерла. — Начался прежний кошмар..

Я думал об этом, когда мы с Тавернером выезжали из Лондона. Это было повторение нашей прошлой поездки. Кошмар подозрений продолжался.

Время от времени Тавернер произносил какое-нибудь проклятье. .Я же все время повторял: «Значит, это не Бренда, значит, это не Лоуренс». Думал ли я когда-нибудь, что они виновны? Нет, не думал, но надеялся. Я был бы счастлив избежать других, более мрачных вероятностей преступления.

Они полюбили друг друга, писали глупые, сентиментальные письма, жили надеждой, что старый муж скоро мирно заснет навеки. Но я не мог поверить, что они желали ему смерти. У меня было чувство, что романтичность несчастной любви устраивала их больше,, чем обыденность семейной жизни.

Я не думаю, что Бренда была страстной женщиной. Она была слишком анемична для этого, а Лоуренс скорее был способен наслаждаться мечтами и надеждами, чем радостями плоти.

Их поймали в ловушку, и, пораженные ужасом, они не сумели найти выход. Лоуренс проявил невероятную глупость, сохранив письма Бренды. Очевидно, его письма Бренда уничтожила, так как они не были найдены. Но это была глупость, и только. Совершенно ясно, что не Лоуренс виновник покушения в прачечной.

Мы подъехали к дому и вышли из машины. В холле человек в штатском, которого я не знал, приветствовал Тавернера. Они отошли в сторону.

Мое внимание привлек багаж. В это время в холл вошла Клеменс, одетая по-дорожному. На ,ней было твидовое пальто и красная шляпа.

— Вы пришли вовремя, чтобы попрощаться, Чарльз. Мы могли и разминуться.

— Вы уезжаете?

— Мы сейчас едем в Лондон. Наш самолет отправляется рано утром.— Она улыбалась и казалась спокойной, но глаза были настороженные.

— Но вы не можете уехать сейчас.

— Почему нет? В голосе ее прозвучали металлические нотки.

— В связи с этой смертью...

— Смерть Нэнни не имеет к нам никакого отношения.

— Может быть, и не имеет, но все-таки...

— Почему вы, говорите «может быть»... Она действительно не имеет к нам отношения: были наверху, паковали вещи и ни разу не спускались вниз, пока какао стояло на столе.

— Вы можете это доказать?

— Я отвечаю за Роджера, а Роджер может ответить за меня.

— И ничего больше?. Но ведь вы муж и жена.

Клеменс ужасно рассердилась.

— Вы невозможны, Чарльз! Мы с Роджером уезжаем, чтобы начать новую жизнь. Зачем бы нам понадобилось отравлять глупую старуху, которая не причинила нам никакого вреда?

— Может быть, вы не ее хотели отравить?

— Еще меньше вероятности, что мы собирались отравить ребенка.