Люди Зимнего дворца. Монаршие особы, их фавориты и слуги - Зимин Игорь Викторович - Страница 138

Несмотря на многолетнее «закручивание гаек» и последовательное формирование имиджа «грозного императора», в Зимнем дворце при Николае I продолжали случаться кражи, удивительные по своему нахальству, размаху и даже какой-то удали… Например, когда в октябре 1843 г. злоумышленники обворовали Сервизную кладовую Зимнего дворца, в которой хранилась серебряная посуда.

Удивительно нахальство воров, поскольку окна Сервизной кладовой, располагавшейся на антресолях Кухонного коридора (ныне Растреллиевский коридор), выходили на Большой двор, прямо напротив гауптвахты, у которой находился постоянный пост. Добавим, что тогда Большой двор представлял собой вымощенный плац, без всяких деревьев и фонтана.

Утром 14 октября 1843 г. главный смотритель Сервизной кладовой, открыв опечатанную окованную железом дверь, у которой стоял часовой, и зайдя в кладовую, увидел, что «во втором от двери окне через двор против главной гауптвахты, выбитыми два стекла из летнего и зимнего переплетов посредством наложенной на стекло бумаги обмазанной патакою, и по освидетельствовании не оказалось стоявших на тумбе у окна серебряных вещей, а именно: из чайного дежене[1009] 4 досок, 1 чайника, 2 сахарниц и из ординарии 3 чайников и 3 кофейников весом во всех весах до 28 фунтов 80 золотников»[1010]. То есть воры умудрились вынести из Сервизной кладовой почти 15 кг серебра.

Учитывая масштаб кражи, немедленно началось следствие. В рапорте майора от ворот на имя императора указывалось, что в ночь кражи в кладовой «в окнах внутренние железные ставни оставались незапертыми, серебряные вещи расставлены были на подоконниках у самого окна, поста для часового близ сего места не имеется, а часовой, находившийся в передней комнате, мог не слышать», поскольку преступник «продавил стекло без шуму». Окно, через которое вор проник в кладовую, находилось на антресолях, то есть выше человеческого роста, преступники использовали лестницу. И все это происходило напротив дворцовой гауптвахты.

Реакция со стороны министра Императорского двора последовала немедленно: главного смотрителя кладовой посадили под арест за нарушение должностной инструкции (освободили 27 октября), поскольку железные ставни на окнах не были закрыты на ночь. О факте кражи известили администрацию Монетного двора и хозяев всех ломбардов. Провели обыски в казармах нижних чинов инвалидных рот, расквартированных на территории резиденции. Начались допросы караула на гауптвахте. Обыскали все укромные места в подвалах Зимнего дворца, в пневматических печах, в шкафах, ларях и даже в кучах песка и мусора… Но ничего найдено не было.

В ту ночь в Зимнем дворце караул несли 110 человек нижних чинов Гвардейского экипажа, и ни один из них не видел ни лестницы, которую прислонили к стене, ни злоумышленников, выносящих серебро. В ходе допроса «стоявшие на часах на платформе гауптвахты единогласно объявили, что они никакого стука разбитого стекла от окон не слыхали, а по случаю пасмурной ночи на 14 число и шедшего тогда дождя с платформы через весь двор Зимнего дворца расстоянием до 90 шагов подходящего человека для выдавливания стекла у кладовой видеть не могли. Те же часовые, которые стояли у ворот и подъездов, показали, что в ночное время проходили в оные из дворца разные лица, но без узлов, которых не останавливают, а с узлами мимо них в ту ночь никто не проходил».

Тем не менее к середине ноября воров нашли. Ими оказались двое рядовых Третьей инвалидной роты, «состоящие при амосовских печах». Лихие ветераны сумели не только украсть, но и вынести серебро из дворца, продав его унтер-офицеру и двум рядовым подвижной инвалидной роты № 14, состоящей при Монетном дворе.

Раскрыла преступление городская полиция, она частым гребнем прошлась по всем известным скупщикам краденого. Через них вышли на «торгового крестьянина Игнатьева», которого плотно допрашивали 9 дней. Только «доведенный до сознания», крестьянин признался, что ему предлагали купить украденное серебро, но он отказался. При этом Игнатьев указал на унтер-офицера Васильева, рядовых Павлова и Разоренного, приносивших серебро.

Аресты начались 14 ноября 1843 г. Унтер-офицер, эффективно «доведенный до откровенного сознания» чинами полиции, признался, что дворцовое серебро украли рядовые Аким Попов и Максим Васильев. Им помогали «солдаты из евреев» Алексей Хрусин и Арий Пикус. Далее серебро передали нижним чинам Монетного двора для продажи. Тогда и выяснилось, что украденное серебро воры зарыли в кучу песка на Дворцовой набережной. Через 6 дней они достали серебро и перевезли его на лодке на Петербургскую сторону, и затопили в мешке во рву крепостного Кронверка, рядом с мостом, а большие серебряные подносы подсунули под сваи моста. Затем украденное серебро распилили, переплавили и распродали по мелочи[1011].

В ходе следственных действий удалось найти и вернуть в дворцовую кладовую некоторые из вещей: два чайника, три кофейника, две сахарницы и обломок подноса, весом 14 фунтов 75 золотников серебра.

Любопытно, что в ходе следствия и допросов попутно раскрыли еще одну кражу, когда «рабочий инвалидной № 3 роты рядовой Александр Степанов… объявил, что он уже несколько раз делал похищения с половины Его Высочества Наследника Цесаревича и большей частью крал медную посуду, сбывая ее в железные лавки», а по возвращении императорской семьи из путешествия продал два ящика шампанского «на сторону»[1012].

Ровно через год, в октябре 1844 г., из комнат Зимнего дворца, в которых квартировал брат великой княгини Марии Александровны, принц Гессен Дармштадский, украли нумизматическую коллекцию, состоявшую из золотых монет[1013]. Следствие установило, что коллекция хранилась в запертом столе в особом ящике, тоже запертом на ключ. Сам ключ от ящика «находился у Его Высочества, а от стола был спрятан в той же комнате в шкафу»[1014]. 12 октября 1844 г. принц приехал в Зимний дворец и обнаружил, что «замок в столе испорчен, а ящик, в оном находящийся, отперт, и из числа монет 16 штук, по представляемой у сего ведомости, вовсе не оказалось. Кроме сего, оказался также попорчен замок в комоде, там же находящемся, но учинено из оного какое похищение, еще не известно». Наличие монет не проверялось с мая 1844 г., а ключ «от квартиры Его Высочества во все сие время находился у ливрейных служителей половины Государя Наследника Цесаревича».

В ходе следствия допросили ливрейных служителей и установили, что летом в комнатах герцога нижними чинами мастеровой роты проводился косметический ремонт. На следствии лакей Деревягин сознался в краже «6 серебряных иностранных монет, которые он, Деревягин, хотя сознался, что похитил из стола в опочивальной комнате принца, но в похищении золотых монет сознания не учинил». Лакея арестовали, исключили из дворцового штата и направили для суда военному генерал-губернатору Петербурга.

Городская полиция по списку редких золотых монет сумела разыскать и изъять три монеты «в меняльной лавке под № 22 здешнего мещанина Волобуева», тот «около двух недель назад купил эти монеты от неизвестного ему человека». Этим все и закончилось.

Очень редко под подозрение попадала ближняя прислуга императорской семьи. Например, в 1851 г. очень жестко обошлись с камер-медхен великой княгини Марии Александровны Опочининой, ее не только уволили со службы «по повелению Их Императорских Высочеств», но и заточили в монастырь. 4 июня 1851 г. состоялось высочайшее повеление: «Камер-медхен Агриппину Опочинину сослать на покаяние в один из женских монастырей, по назначению святейшего Синода, на всю жизнь ея»[1015]. В результате камер-медхен поместили в Спасо-Бородинский женский монастырь Московской епархии. Однако это не устроило Николая I, и 15 июня 1851 г. по высочайшему повелению камер-медхен поместили «в другой монастырь, который по-далее и построже…». Еще раз упомянем – это было пожизненное… В итоге камер-медхен оказалась в Пустынном Белбажском Троицком женском монастыре в Костромской епархии[1016]. Причиной столь жесткого решения стало хищение «из ожерелья Государыни Цесаревны 8 жемчужин»[1017].